Дубна - остров Свободы!

Неисчезнувший след



Дубна! Мечта моя Дубна!
Созданье гордое народа,
В стране – особая страна,
Где максимальная свобода
Уму и личности дана,
Поскольку именно она
Есть первой важности порука
Тому, что может жить наука,
А без науки всем хана!

(Юлий  Ким)

Дубна, ровесница эпохи «оттепели», нередко давала приют выдающимся деятелям отечественной литературы, изобразительного и музыкального искусства. Именно в Дубне поэты и художники, актёры и барды насыщались тем же воздухом свободы, которым дышали Блохинцев и Боголюбов, Векслер и Курчатов, Понтекорво и Флёров, многие другие физики, составляющие научный цвет Дубны середины XX века.
 
«Хрущёвской оттепелью» обычно называют исторический период в нашей стране, наступивший сразу после смерти И. В. Сталина и продолжавшийся примерно десять лет вплоть до снятия с поста Н. С. Хрущёва в 1964 году. Отличительными его чертами были ликвидация ГУЛАГа, легализация режима, ослабление тоталитарной власти, относительная демократизация общества и появление некоторой свободы, следствием которой явилось ослабление цензуры. Само слово «оттепель» появилось после выхода (1954) романа И. Г. Эренбурга с одноимённым названием. Вслед за «оттепелью» последовали годы «застоя» - эпоха  правления Л. И. Брежнева.

Именно во время «оттепели» в СССР возникло совершенно новое, до той поры неизвестное направление поэтического и музыкального творчества – так называемая авторская песня. «Поющие поэты» (барды) – Окуджава, Визбор, Городницкий – стали создавать очень искренние произведения с простой музыкой и понятной всем интонацией, а появление магнитофонов способствовало их доступности широкому кругу людей. В 1960 году в журнале «Юность» вышла статья Станислава Рассадина под заголовком «Шестидесятники», после чего этот термин сразу  ушёл в народ, и представителей интеллигенции той знаменательной эпохи  стали именовать «шестидесятниками».

Дубна - в географическом смысле остров – была в 60-е годы прошлого века неким островом духовной свободы. Юрий Петрович Любимов, впервые попавший к нам, сразу это понял и говорил позже: «Даже при некоторых ограничениях Первого отдела Института, духовная жизнь в Дубне тогда была очень насыщенной. Это отличало Дубну от других городов. Это было спецификой Дубны». Действительно, Дубна была не только средоточием научных исследований, но и оазисом свободных поисков, местом дискуссий и споров, открытого обмена мыслями и мнениями, а сами физики превратились в героев нашего времени, независимость которых от царствовавшей тогда идеологии была весьма и весьма притягательной для общества.

Именно в Дубне «физики» и «лирики» обрели то согласие, которое позволило преодолеть небезобидные попытки противопоставить их друг другу. Академик Георгий Николаевич Флёров так размышлял на эту тему: «С моей точки зрения, деление на физиков и лириков выдумано кем-то, желавшим прославиться на волне искусственной дискуссии. Не существует людей, мыслящих только математическими категориями или только художественно. Напомню, что лучшие студенческие песни 60-70-х написали физики. Учёный – человек с большой эрудицией. О какой эрудиции может идти речь, если накопленные веками ценности мировой культуры будут для нас за семью замками? Откуда возьмётся широта мышления?».

Научные таланты выдающихся  учёных Дубны часто сопрягались с художественными. Судите сами. Первый директор ОИЯИ академик АН СССР Дмитрий Иванович  Блохинцев (1907 – 1979) был ещё художником и поэтом: он оставил  в наследие потомкам прекрасные картины, а также поэтический сборник «Муза в храме науки». Академик АН СССР Николай  Николаевич Боголюбов (1909 – 1992) слыл полиглотом, а также знатоком классической литературы и истории. Академик АН СССР Бруно Максимович Понтекорво (1913 – 1993)  профессионально увлекался многими видами спорта. Академик АН СССР Георгий Николаевич Флёров (1913 – 1990) известен как «покровитель» Театра на Таганке. Академик АН СССР Дмитрий Васильевич Ширков (1928  - 2015) был поклонником авторской песни: являясь заведующим отдела Сибирского Отделения АН СССР, в марте 1968 года он возглавил оргкомитет Первого Фестиваля авторской песни в Академгородке под Новосибирском. Академик РАН Владимир  Георгиевич Кадышевский (1937 – 2014) с детства играл на скрипке и удивлял всех великолепным знанием классической музыки. Академик РАН Алексей Норайрович Сисакян (1944 – 2010) был автором несколько поэтических сборников. Среди дубненских учёных-поэтов хорошо известны Г. Копылов, Л. Обухов, Г. Варденга, Г. Ососков, И. Мешков, Е. Шабалин, В. Говоров и многие другие. «Физики Дубны, - писала когда-то Татьяна Бек, - не будем спорить: мистика места существует и нашу жизнь таинственно окрашивает, как лирики! Кто бы мог подумать, что многие серьёзные учёные знаменитости одновременно и поэты!».

Подмосковная Дубна шестидесятых быстро обрела славу не только научной, но и артистической Мекки. Наш город был по-настоящему притягательным  для творческих людей, больших Художников, вдыхавших здесь воздух вольного полёта мысли, а, вдохнув его, обретавших то, что называют вдохновением, созвучным слову «дыхание». Широта мышления и интеллектуальная раскрепощённость дубненских учёных, о которых говорил Г. Н. Флёров, а также атмосфера таинственности и потаённости, которыми была овеяна причастность поискам в области ядерной физики,  вдохновляли людей искусства на рождение своих пронзительных и смелых произведений. Из-за своей секретности и загадочности фигуру учёного-физика в начале шестидесятых окружал ореол романтики, и вскоре она становится  архипопулярной у лириков – людей музыки, театра и кино. Михаил Ромм снимает в 1962 году в Дубне фильм о физиках «Девять дней одного года»; Юрий Любимов в 1963 году привозит в Дубну свой легендарный курсовой спектакль «Добрый человек из Сезуана», после чего возникает идея создать на базе нашего Дома культуры Областной Драматический Театр во главе с ним; Андрей Вознесенский создаёт свою знаменитейшую поэму «Оза» с подзаголовком «Тетрадь, найденная в тумбочке дубненской гостиницы», а только что созданный Театр на Таганке ставит спектакль по его стихам под общим физическим названием «Антимиры»; Евгений Родомысленский  примерно в то же время работает над спектаклем по пьесе Максима Сагаловича «Тихие физики», а уже побывавший у нас, но ещё неизвестный широкой публике Владимир Высоцкий сочиняет к нему «Марш студентов-физиков», ставший позже гимном молодых учёных:

Тропы ещё в антимир не протоптаны,
Но как на фронте, держись ты!
Бомбардируем мы  ядра протонами,
Значит, мы антиллеристы.
Нам тайны нераскрытые раскрыть пора –
Лежат без пользы тайны, как в копилке,
Мы тайны эти вырвем у ядра –
На волю пустим джина из бутылки!
Тесно сплотились коварные атомы, -
Ну-ка, попробуй, прорвись ты!
Живо по коням – в погоне за квантами!
Значит, мы – кванталеристы!
Пусть не поймаешь нейтрино за бороду
И не посадишь в пробирку, -
Было бы здорово, чтоб Понтекорво
Взял его крепче за шкирку!

Можно бесконечно перечислять представителей отечественной культуры и искусства, которые с большим рвением стремились выступить в нашем городе. Все они были в начале своего творческого пути и отчасти проверяли на нашем «контингенте» свои таланты. Так, например, частым гостем был Юрий Визбор, любивший навещать своих дубненских друзей, вывозивших его на Волгу и на Московское море. Ветеран ОИЯИ, кандидат физико-математических наук Инна Николаевна Кухтина рассказывает: «Мы тогда каждое воскресение в походы ходили: на велосипедах, на байдарках, на яхте… Теоретик Лёня Заставенко всегда «был готов». По нашей команде он шёл на лодочную станцию, брал  шесть-семь лодок, связывал их и пригонял к памятнику Сталину на Большой Волге. Мы отправлялись оттуда, чтобы не тратить время на шлюзование. И вот пару раз в походе с нами были Юрий Визбор и Евгений Клячкин. Визбор – такой потрясающий, открытый для всех! А рассказчик какой! Мы ночи не спали – его слушали у костра… хохот стоял! Он очень юморной!». Сотрудница Лаборатории ядерных реакций Людмила Алексеевна Рубинская подтверждает: «Обычно собирались по квартирам. В нашу компанию приезжали Аркадий Арканов, Григорий Горин, Фазиль Искандер и другие. Однажды все уже приехали, а Визбор опаздывал. Сидим в двухкомнатной «хрущёвке», ждём его. Вдруг приезжает. Мы: «Ура! Юрка, давай петь!» Он: «А где пиво?». Ставит посреди комнаты табурет, на него – кувшин с пивом, стакан… и начинает петь. А потом велись интересные разговоры о творчестве». Александр Городницкий, вспоминая то время, пишет в своей книге «След в океане»: «Техническая и гумманитарная интеллигенция рвалась в трудные походы, на неприступные вершины и в тайгу – чтобы хотя бы на время уйти от сложных проблем и фальши городской жизни, прикоснуться к истинным человеческим ценностям – любви, дружбе. Именно поэтому с конца 50-х зазвучали по всей стране песни Юрия Визбора, рождая снежную лавину подражания».

В своих квартирах и коттеджах молодые физики устраивали домашние концерты Александра Дулова, Аркадия Северного, Петра Тодоровского, Юлия Кима, Александра Галича. Вспоминая Галича, надо сказать о том, что он очень дорожил дружбой с Геней - физиком, поэтом и переводчиком Генрихом Варденгой (в настоящее время советник Дирекции ОИЯИ). Генрих Людвигович любит вспоминать свои прогулки с Галичем по набережной Волги, тайные прослушивания «голосов» по транзисторному приёмнику, «прелестные» вылазки на природу, чтение стихов и песни у костра и о том, как они с женой лечили заболевшего Галича в гостинице. Он бережно хранит у себя дома книгу с дорогим автографом, а также подаренные Галичем на своё  35-летие «славные» дорожные шахматы.

В  доме физика Спартака Михайловича Коренченко Александр Галич отмечал своё 50-летие. Вот как об этом рассказывал сам Спартак Михайлович: «19 октября 1968 года Галичу исполнилось 50 лет, и свой юбилей он отмечал в моём коттедже на улице Интернациональной. Как всегда, он приехал с Нюшенькой (так он называл Ангелину Николаевну) и Марком Донским. В тот же день, отдельно от них, приехал Юлий Ким, который в подарок юбиляру сочинил и исполнил песню, впоследствии получившую название «Посвящение А. Галичу»:

Сэкономил я на баночку одну,
Да не выдержал – глотнул, оставил треть,
И поехал в подмосковную Дубну
Я на Галича живого посмотреть.
А Дубна – она, ох, не близенько,
А в Дубне одна только физика,
Никаких людей, словно померли,
Никаких идей – только формулы…

Политическая острота песен Галича привела его к конфликту с властями, и в 1974 году он был вынужден эмигрировать за границу. До сих пор вспоминаю, как я посетил его в Москве перед отъездом в эмиграцию. Они с Нюшенькой одиноко сидели в пустой комнатке как два взъерошенных воробышка. Это была наша последняя встреча…»

В свободную Дубну к физикам приезжали Булат Окуджава, Роберт Рождественский,  Арсений Тарковский,  Белла Ахмадулина,  Евгений Евтушенко,  Елена Камбурова. Почти всех привозила сотрудница ОИЯИ Елена Горская, отец которой (Григорий Наумович Горский)  возглавлял в те годы латвийский отдел Союза писателей СССР. Известно, что с Г. Н. Горским дружили дубненские  академики Георгий Николаевич Флёров и Юрий Цолакович Оганесян.

Вспоминая то поэтическое созвездие, следует подробно остановиться на фигурах двух поэтов, которые в своих произведениях  прославили Дубну и оставили в сердцах многих горожан добрую память на всю оставшуюся жизнь. Речь идёт о двух «пророках» в своём отечестве, о двух великих поэтах поколения шестидесятников, которые являются гордостью не только  советской, но и мировой литературы. Вознесенский и Высоцкий – эти два имени связаны с Дубной прочными творческими нитями. Однако если образ Владимира Высоцкого визуализирован в Дубне (в 2003 году появилась Аллея Высоцкого, в 2008 году – памятник ему московского скульптора О. Д. Яновского, а совсем недавно открылось арт-кафе «Высоцкий»), то имя Андрея Андреевича Вознесенского пока что незаслуженно забыто и отодвинуто в небытие. Тем не менее, именно ему мы обязаны появлению Высоцкого в Дубне. И если рассуждать далее, то напротив памятника Высоцкому около ДК «Мир» исторической справедливости ради следовало бы поставить памятник его другу и соратнику Вознесенскому: имена обоих вписаны в скрижали дубненской летописи и являются неотъемлимой частью нашего культурного наследия.

…Предлагаю перенестись на полвека назад в Москву. 7 марта 1963 года. Свердловский зал Кремля. Высший руководитель страны Никита Сергеевич Хрущёв проводит вторую (из четырёх) встречу с интеллигенцией. В зале – журналисты и артисты, писатели и поэты, скульпторы и художники. В президиуме – Суслов, Брежнев, Козлов, Ильичёв, Косыгин. На трибуне – самый популярный из молодых поэтов Андрей Вознесенский. Сначала польская писательница Ванда Василевская разносит в пух и прах его интервью, данное польскому журналу. За ней на молодого поэта с присущей ему безаппеляционностью обрушивается Хрущёв, указывающий, что можно, а что нельзя писать поэту Вознесенскому. Александр Исаевич Солженицын, сумевший законспектировать ту встречу, писал  о том, что многие из присутствующих в зале испытали чувство стыда за  бессвязную речь Хрущёва, которая закончилась грубым предложением убраться Вознесенскому вон из страны.
Вообще вокруг встреч Хрущёва с интеллигенцией до сих пор ходит много различных мифов. Считается, что достоверные  свидетельства о них оставили только Солженицын, записавший две первые встречи (1962 и 1963 годов), а также Тендряков и Аксёнов, которые правдиво и подробно отобразили их в своих художественных произведениях. Среди окружения Хрущёва и среди писателей было много сталинистов, которые не простили ему ХХ съезда КПСС и разоблачение культа «вождя всех народов». Именно они настраивали лидера страны против интеллигенции. Принимая во внимание этот факт, многие творческие люди простили Хрущёву нанесённые им обиды: развенчание культа Сталина превысило все их личные неприятности. Говорят, что Вознесенский был в их числе. Однако в тот конкретный момент ему было совсем нелегко. Андрея Вознесенского уже хорошо  знали и  у нас и за рубежом. К тому времени он побывал в Америке, где успел получить всеобщее признание и обрести репутацию русского гения. Ему стоило большого мужества тогда в Кремле дать отпор главному человеку страны, при этом «сохранив лицо» и чувство собственного достоинства.

После публичного разгрома в Кремле Дубна решила поддержать Андрея Вознесенского и  пригласила выступить в Доме учёных. Организацией той встречи занималась Е. Г. Горская, которая несколько раз звонила поэту домой и подолгу разговаривала с ним и  его мамой. И в декабре 1963 года Вознесенский приехал в наш город. Сопровождала его писательница Зоя Богуславская, в которую он уже был влюблён.

Бибилиограф поэта, московская поэтесса Нина Краснова, со слов Зои Борисовны Богуславской, записала следующее: «Через какое-то время после хрущёвского разгрома (погрома) Андрей сказал Богуславской: «У меня в Дубне будет творческий вечер… Я хотел бы, чтобы ты вела этот вечер. Поедем со мной в Дубну! А Зоя в то время как раз работала над повестью «…И затвра» о своих современниках, о научных изысканиях и изобретениях. Она решила убить сразу двух зайцев – провести в Дубне творческий вечер Андрея и заодно пообщаться с молодыми учёными Дубны, чтобы почерпнуть там какие-то материалы для своей повести: узнать что-то про синхрофазотроны и так далее. И Зоя поехала в Дубну. В гостинице их поселили в разные номера. Андрей пригласил её к себе в номер и думал, что она прямо так и побежит к нему туда, потому что ни одна женщина, пожалуй, не могла бы отказаться от этого, а она категорически отказалась. … Но всё же не где-нибудь, а в Дубне началась лирическая завязка романа Андрея и Зои, или прелюдия к этому роману. И Дубна стала для них обоих неким сакральным символом их любви».

Вечером следующего дня состоялось, теперь уже ставшее историческим, выступление гонимого властями поэта Андрея Вознесенского в Доме учёных нашего Института. Зоя Борисовна писала: «… Вспоминаю подробности пребывания в Дубне: первый поэтический вечер Андрея Вознесенского, мою встречу с юными физиками, участвовавшими в создании синхрофазотрона, что легло в основу моей первой повести «…И затра» (журнал «Знамя, 1965 год), посвящённой эксперименту молодых физиков Дубны. Кстати, корректуру той повести даже посылали на рецензию для подтверждения, что в ней не разглашены секретные данные дубненских исследований. Эта рецензия меня спасла, так как она была очень комплиментарной, а главное – утверждала, что мой выдуманный эксперимент основан на материалах (о чём я понятия не имела), частично основанных в зарубежной печати».
 
Службу безопасности (Первый отдел) Елена Горская поставила в известность буквально за полчаса до начала: в противном случае выступление Вознесенского могли и запретить. После вечера был банкет, на котором Богуславская подняла за неё тост: «Лена, как танк, всех победила!». Тот вечер поэта Зоя Борисовна припомнила, выступая в 2012 году на канале «Культура», где она комментировала фильм А. Малкина «Андрей и Зоя», в котором показывали фотографии, сделанные во время того вечера в Доме учёных: «Он наклонялся, и всё время спрашивал меня: «Что тебе почитать?»

Вскоре после первой поездки в наш город Богуславская стала Музой и женой Вознесенского. «Их отношения, - пишет Нина Краснова, - превратились в большой, красивый, незаурядный роман и явили собой пример взаимной любви между мужчиной и женщиной и пример человеческой преданности обоих друг другу, в прямом смысле слова – до гроба. Роман, который начался у Андрея и Зои в 60-е годы в подмосковной Дубне с развитием действия по восходящей, превратился в великий роман о великой любви, которой не страшны никакие удары судьбы, которая навсегда останется в истории. Аве, Дубна!».

Уже через год после первого посещения Дубны рождается выдающееся поэтическое произведение Андрея Вознесенского «Оза» – ультрановая по своему стилю поэма, с совершенно новой для поэзии того времени научной терминологией. Это не удивительно: писал он её в Дубне. Сотрудники ОИЯИ до сих пор помнят, как поэт приезжал в гости к дубненским учёным, как останавливался в гостинице «Дубна», в которой подолгу жил, создавая своё главное творение. Успех той поэмы был ошеломительным, и сам поэт считал её «лучшей своей вещью в 60-е годы». «Тетрадь, найденная в тумбочке дубненской гостиницы» - такой подзаголовок  к своей поэме «Оза» сделал Андрей Вознесенский. В ней он прославил на века не только Зою (Озу), но и Дубну с её учёными и жителями. Зоя Богуславская не раз подчёркивала это: «Свою любовь к Дубне Вознесенский отобразил в «Озе»:

Люблю я Дубну. Там мои друзья.
Берёзы там растут сквозь тротуары,
И так же независимы и талы
Чудесных обитателей глаза.
Цвет нации божественно оброс,
И, может, потому не дам я дуба, -
Мою судьбу оберегает Дубна,
Как берегу я свет её берёз.

С Дубной Вознесенского связывали два десятилетия: он приезжал к нам вплоть до середины 80-х. Незабываемы его поэтические вечера в Доме учёных Института, дружба с академиками Б. М, Понтекорво, И. М. Франком, профессором А. А. Тяпкиным. О том, как  проходили такие вечера, можно прочитать в романе его друга Василия Аксёнова «Таинственная страсть»: «…Вечером все отправились, пешком, конечно, в академический клуб. Там внутри могло показаться, что ты в Англии: кожаные кресла, мягкосветные торшеры, вдоль стен книжные полки, в середине комнаты большой медный глобус. Не торопясь, туда стекались из своих личных коттеджей, построенных ещё военнопленными немцами, большие физические величины науки – Клентович, Мизгал, Баритон, Лого-Плошкин, Фурман и даже похищенный из Италии Монтекорно. … Все уже расселись в креслах, на подлокотниках и на ковре. В центре круга поставили стул с высокой спинкой. Поэт мог читать сидя, а при желании мог и стоять, держась за спинку. Заходя вперёд, скажем, что в апогее чтения поэт крутил этим стулом над головой».

Писатель Аксёнов убеждает своих читателей в том, что «Андрюша физиков просто обожал и знал, что если есть в стране хоть кто-нибудь, на кого можно опереться, то это физик». Сам же поэт Вознесенский в одном из многочисленных своих интервью говорил  о физиках следующее: «Были ещё ядерщики и прочие оборонщики, которые купались в государственной любви, которые были элитой в греческом смысле – культуру знали, за поэзией следили, жили пусть в закрытых, но теплицах…Физикам больше присуща умственная дисциплина, гуманитарий разбросан, пугливое воображение… Физик – другая организация ума и другая степень надёжности. В общем, я не видел в жизни лучшей среды».

Общение с Вознесенским в нашем городе хорошо помнят физик Лаборатории ядерных проблем, дочь академика Д. И. Блохинцева Татьяна Дмитриевна Блохинцева, недавно ушедший из жизни сотрудник Лаборатории ядерных реакций Владислав Александрович Щёголев, профессор Игорь Николаевич Гончаров и многие другие. Физик Герцен Исаевич Копылов (1925-1976 гг.), автор известной в 60-е годы поэмы «Евгений Стромынкин», вошедшей в студенческий фольклор, и «Четырёхмерной поэмы» о физиках и учёных», так описывал в письме к N (1968) одну из встреч с Вознесенским в Дубне на квартире  Елены Горской: «Явился в назначенное время. Сидят поэт Андрей с Озой, то бишь с Зоей, две пары москвичей, несколько штук знакомых земляков. Ещё подошли. Хозяйка угощает рижским бальзамом, настоенным на сорока травах. Прелестно! Вознесенский принялся читать стихи. Мы, как всегда, молчали, но потом всё нарушилось: среди гостей оказался один болгарин, который не мог молчать. Он начал излагать своё мнение, что стихи Андрея Вознесенского похожи на научную работу: берётся некоторая экспериментальная ситуация, обобщается и выносится следствие».

Благодаря дружбе Вознесенского с профессором Алексеем Алексеевичем Тяпкиным, который считается у нас одним из основателей воднолыжной секции,  родились стихи, использованные позже композитором Арно Бабаджаняном в песне «Верни мне музыку»:

Вдоль за мной на водных лыжах ты летишь,
За спиной растаял след от водных лыж.
Ты услышь их музыку, услышь –
Как от волшебного смычка такая музыка…

Весной 1965 года Юрий Любимов ставит на «Таганке» спектакль «Антимиры» по стихам Андрея Вознесенского. Исследователи творчества поэта пишут о том, что когда Вознесенский рассказывал об истории создания своих «Антимиров», то якобы говорил, что они были навеяны «непостижимым открытием антивещества, принадлежащим научному гению Поля Дирака», но дубненцам хочется верить, что это название могло быть найдено в Дубне. Мечтами об открытии антимиров была переполнена не только поэзия, но и научная литература того времени. Поводом для этого послужили открывающиеся одна за другой античастицы. И возникло предположение о существовании антиматерии и антимира. Эта идея обсуждалась не только в профессиональном сообществе физиков, но и в среде широкой публики. Так что это название тогда попало, если так можно сказать, в десятку, и Дубна вполне могла вдохновить Вознесенского на создание «Антимиров».

На репетициях спектакля состоялось знакомство Вознесенского с молодым актёром Высоцким, о котором он позже скажет: «Я встретил его впервые в 1965 году, когда «Таганка» ставила «Антимиры». Был он так, один из «таганцев», в вечно подростковой куртке своей, в арсенале его было пять-шесть песен, но огромная затаившаяся энергия уже угадывалась в нём». Встретившись, Вознесенский и Высоцкий сразу безошибочно угадали и оценили талант друг друга, а возникшее уважение к этому таланту пронесли через всю жизнь. Уже в ноябре того же 1965 года Андрей Вознесенский устраивает в Доме учёных Института выступление Высоцкого и Беллы Ахмадулиной. Высоцкий к тому времени уже успел побывать в Дубне в 1964 году, когда его с остальными модными поэтами пригласили выступить на Дне Советской Молодёжи. Он уже написал  свой легендарный «Марш студентов-физиков» к непошедшему по непонятным причинам спектаклю Евгения Родомыслинского «Тихие физики» по пьесе Максима Сагаловича. Он уже с восхищением отзывался о профессии учёного. Спустя много лет его сын Аркадий Высоцкий напишет: «У моей мамы есть брат, физик по профессии. Высоцкий, как и во всём на свете, интересовался наукой, с увлечением читал фантастику. Да в то время вообще слово «физик» означало для людей гораздо больше, чем теперь. Казалось, что физика вот-вот откроет какие-то последние тайны, ещё не раскрытые человечеством… Слова «физик», «молодой учёный» были для Высоцкого синонимами слов «волшебник», «маг».
 
Высоцкий быстро и органично влился в актёрский состав Театра на Таганке, который своим появлением на свет тоже обязан нашим учёным. После премьеры в Дубне «Доброго человека…» (1963) наши физики стали бить во все колокола, что курс  Ю. П. Любимова является готовой труппой театра. Нашими академиками Д. И. Блохинцевым и Г. Н. Флёровым были подписаны письма в ЦК КПСС и Министерство культуры в поддержку создания такого театра. К ним присоединились П. Л. Капица и А. А. Вознесенский. Когда учёные Дубны предложили отдать под будущий театр здание своего Дома культуры, то проблема с помещением была решена в пользу Москвы. А наш Институт в течение пятнадцати лет оставался основным шефом «Таганки». В Лаборатории ядерных реакций, которой руководил Г. Н. Флёров, изготавливались даже декорации к спектаклям. Молодые актёры часто приезжали в гости к академику Флёрову, который всегда был рад принять их в своём доме. Дубненцы до сих пор с теплотой вспоминают  «флёровские посиделки», на которых вместе с другими присутствовал и Высоцкий. К одному из юбилеев Георгия Николаевича, кумира молодых артистов, им были сочинены такие стихотворные строки:

И в Дубне, и на Таганке что-то ставят, что-то строят:
Сходство явно, но различие кошмарно.
Элементы открывают, и никто их не закроет,
А спектакль закрыть – весьма элементарно.
Пусть другие землю роют, знаем мы, что здесь откроют
Сто четырнадцать тяжёлых элементов.
И раз Флёров – академик, значит, будет больше денег
На обмытие его экспериментов.
Всё в Дубне и на Таганке идентично, адекватно.
Даже общие банкеты, то есть, пьянки.
Если б премиями, званьями делились вы с театром,
Нас бы звали филиалом на Таганке!

Сотрудник ЛЯР В. А. Щёголев писал о тех посиделках: «В нашей среде он почти не выделялся, держался по-товарищески. С близкими был удивительно нежен, искренне восхищался стихами друзей-поэтов, ценил их замечания: «Андрюша, Андрюша, вот послушай: «От зари и до зари я пахал землю на бульдозери!». Вознесенский морщился, а Володя расстраивался, что его поэтическая находка не нашла отклика, на который он так рассчитывал…».

Высоцкий посещал наш город в течение пятнадцати лет: с 1964 по 1979 годы! Существует много свидетельств его приездов и концертов в Дубне, некоторые из которых зафиксированы в книге «Высоцкий в Дубне», увидевшей свет при помощи академика Виктора Анатольевича Матвеева в год 75-летия со дня рождения Владимира Семёновича. К великому сожалению, идея такой книги появилась поздно, а потому остальные его приезды канули в вечность. Однако всё же удалось - в наследство следующему поколению - собрать описания нескольких удивительных встреч с Высоцким в Дубне.
 
Так, например, Лев Михайлович Андреев, который был фотографом Дома культуры Института, поделился своими воспоминаниями и снимками с концерта артистов «Таганки»  1967 года. С Высоцким тогда приехали Золотухин, Смехов и Васильев. Одно отделение они дали вместе, а в другом выступал один Высоцкий: «Во время концерта я всё время у рампы стоял и снимал его. Не понимал, что мешаю. Он поёт, на меня посмотрит, моргнёт – типа, отвали ты! не стой у борта! Я догадался, наконец, взял алюминевую лестницу, поставил её на выходе из зрительного зала. И вот оттуда, чтобы не мешать ему, пытался снимать. Он играет, поёт, посмотрит, улыбнётся: мол, что ты привязался? хватит тебе! снял три-четыре кадра - и достаточно! Он это мне потом в антракте сказал. Он один стоял (Золотухин ушёл с другими в гримёрку). Я к нему подошёл, он меня спрашивает: «Вы для чего снимаете?» «Для стендов. Мы на первом этаже потом стенды из этих фотографий оформим». Кстати, стенд мы потом оформили, но все фотографии Высоцкого с него стащили. Мы снова оформили, и снова – та же история. Это я к тому, что популярность у Высоцкого тогда была очень большая… Он отлично выглядел, был полон энергии. Стою с ним, а кажется – со Сталиным стою! С Иосифом Виссарионовичем! Такой у него авторитет был! Но на самом деле он очень простой оказался.  Он с сигаретой стоял. Я взял и сказал ему: «Владимир Семёнович, курить-то Вам как певцу, наверное, не надо?». Понимаете, задал ему такой идиотский вопрос… Он меня, конечно, послал после этого вопроса. Немного подальше, чем бросают сигарету…».

6 ноября 1968 года Высоцкий давал подпольный концерт на квартире сотрудницы Института И. Н. Кухтиной. Елена Горская пригласила в Дубну на ноябрьские праздники Андрея Вознесенского с Зоей Богуславской и Владимира Высоцкого: всех связывали уже крепкие узы дружбы. И через Институт заказала номера в нашей ведомственной гостинице. Андрей с Зоей приехали 4 ноября, а Высоцкий смог вырваться из театра только через пару дней. Вёз его и Игоря Кохановского из Москвы знакомый таксист.  Высоцкий собирался показать Вознесенскому свою новую песню «Охота на волков». Однако в гостиницу его не пустили (в то время он был объявлен опальным поэтом). Тогда Горская договорилась со своей подругой, что все соберутся у неё на квартире. Достали гитару, созвали друзей, и два часа Высоцкий пел свои песни. Инна Николаевна вспоминает:  «Высоцкий говорит: «Андрюша, я песню написал, послушай, мне интересно твоё мнение». И запел. Я помню, у меня мороз по коже пробежал, взрыв эмоций! И Вознесенский тоже отреагировал, как все мы - замечательно!».

Спустя несколько лет Высоцкого уже принимали в гостинице, как дорогого гостя. Останавливался он в номере своего друга Вознесенского – в том самом, где завязался роман Андрея Андреевича с Зоей Борисовной. Надо сказать, что и Вознесенский, приезжая в последующие годы в Дубну, останавливался только в нём – в номере 326 (А или Б).

Установить точную дату другого приезда Высоцкого в Дубну помогли дневниковые записи Валерия Золотухина, оформленные им в книгу «Всё в жертву памяти твоей». Вот несколько строчек из неё: «22 января, 1969 год, Дубна. После обеда у Васильева (актёр театра – прим. автора) в номере сочиняли шуточное поздравление (Г. Н. Флёрову, речь идёт о капустнике  – прим. автора). Венька написал приветствие из словоблудия от «ляр» и «лям», Высоцкий – песенку, Васильев подобрал музыку. Нас не сразу приняли бурно, как мы ожидали, и мы зажались. Тем более, сделали глупость, что не отделили капустник от концерта, и зрители, казалось, были в недоумении. Я пел «Пьеро», кажется, хорошо; Вениамин читал Маяковского; Володя пел песни и всё спас. … Вечером у Флёрова дома пели «Баньку», я очень сильно кричал, какая-то неудобная тональность была. Целиковская: «Володя, ты один лучше пел, а это получается пьяный ор: подголосок должен быть еле слышен».

Два концерта Высоцкого, организованные Л. И. Доценко,  состоялись в нашем городе весной 1970 года. Одна из глав книги «Высоцкий в Дубне» посвящена их дружбе. Лидия Ивановна рассказывает о том, как принесла в Дом культуры кастрюлю с борщом и пирожки для Высоцкого; каким верным товарищем он был, и как моментально отзывался всегда на чужую боль.

Последние выступления Высоцкого в Дубне помнят многие жители города. Они  проходили по линиии городского общества книголюбов в 1976 году и общества «Знание» в 1979 году. Владимиру Семёновичу уже было разрешено выступать перед публикой легальным путём, однако концерты его были завуалированы и проходили в виде лекций. Например, в афише ДК «Мир»  было написано: «Вечер в клубе интересных встреч на тему «Музыка и слово – в решении художественного образа театра и кино». А афиша вечера ДК «Октябрь» содержала иной текст: «Роль песни – в воспитании духовной культуры современников». Артист приветствовал учёных Дубны знакомыми куплетами, после которых обычно на него сразу обрушивался шквал аплодисментов:

Товарищи учёные, доценты с кандидатами!
Замучились вы с иксами, запутались в нулях.
Сидите, разлагаете молекулы на атомы,
Забыв, что разлагается картофель на полях…

Высоцкий с радостью выступал перед учёными: в их среде ему было комфортно и легко.  Не важно, была ли это Дубна, Серпухов, Черниголовка или Обнинск, важно было то, что «люди с одинаковым интересом относятся к этому явлению – авторской песне». И всё же именно с нашим городом Высоцкого связывала дружба длиною в пятнадцать творческих лет, в течение которых мы не раз доказали ему свою любовь и преданность. Не случайно свободолюбивая Дубна стала тем единственным городом в стране, который не побоялся запретов властей и провёл в ноябре 1980 года вечер памяти Владимира Высоцкого. На него приехали мама поэта Нина Максимовна, ведущая актриса «Таганки» Алла Демидова, сценарист Юрий Карякин. Все организаторы того мероприятия получили строгие партийные выговоры за идеологическую работу, но носили они их с величайшей гордостью, потому что в этом сказалось торжество свободного духа! Это было смело, по-настоящему,  по-высоцки!

Мы, граждане, привыкли с давних пор,
Что каждая идея есть идея,
А кто-то там с фамилией Нильс Бор
Сказал, что чем безумней, тем вернее!