Записки убеждённого противника смертной казни

1.

Сегодня прислали мне для ознакомления брошюру — Доклад В.И. Веножинского* «Смертная казнь и террор», сделанный на Русском собрании 22 февраля 1908 г. в Санкт-Петербурге.

Русское собрание — первая монархическая, самая рьяно патриотическая организация Российской империи. Члены её, по преимуществу добропорядочные интеллигенты, купчики, лавочники, церковники, более всех ратовали за единую и неделимую Россию и за старые добрые времена. Но именно им в первую очередь и более всех накостыляли русские солдаты (читай, русские крестьяне), возглавлявшиеся комиссарами-евреями, под лозунгами (зафиксированы в прессе времён революции и в архивных документах): «Бей жидов — спасай Россию!». Потому что для истинно русского народа на то время не было худшего жида, чем русский, лопочущий заумь интеллигент. Впрочем, и сегодня ничего не изменилось. И единственный и доподлинно настоящий виновник этому — русский интеллигент, берущийся спасать народ от гибели под лозунгом: «Главное, чтобы не бунт! Бунт всё погубит! Правители когда-нибудь сами осознают, что убивают народ и страну. Они остановятся в своих жадности и брезгливости и всех спасут!».
______________________
* Вячеслав Иосифович Веножинский (1880 — 1938) — потомственный юрист, член Петербургского окружного суда. После революции был на преподавательской работе. В 1937 г. репрессирован. Суд приговорил его к расстрелу, приговор приведён в исполнение 29 января 1938 г.

Впрочем, я не об этом.

Ведь я о том, что ознакомился с докладом велимудрого докладчика 1908 г. Посмеялся. Дежавю 2017 года. И даже слова в докладе те же, какими нынче очередные патриоты призывают к восстановлению смертной казни. И названия организаций те же. И вообще всё то же.

Ещё забавнее то, что сам Веножинский указывает на дежавю из второй половины XIX века Западной Европы. Там тоже всё было таким же. И слова говорились те же, и что самое занятное — аргументы за смертную казнь приводились те же.

Вот небольшая цитата из доклада:

«В 1871 г., в рейхстаге Северо-Германского Союза… высказался… опытный государственный деятель и националист по убеждениям — князь Бисмарк, железный канцлер.

Он говорил, что: 1) противники казни больше щадят преступника, чем его жертву; 2) что они, делая различие между наказаниями в мирное и военное время, не хотят представить мирному гражданину больше гарантий личной безопасности, чем преступнику, и 3) что, наконец, опасность лишиться жизни, которой подвергается рабочий во многих отраслях производства, гораздо значительнее, чем шансы быть казнённым для тяжкого преступника, — однако же никому не приходит в голову мысль об уничтожении этих отраслей; 4) в движении против смертной казни, говорил Бисмарк, — не участвуют общество и народ, — возникло же оно и поддерживается почти исключительно или учёными криминалистами или судьями и присяжными. Объясняется это болезненной сентиментальностью, с одной стороны, а с другой — боязнью брать на себя ответственность при назначении смертной казни»*.
_______________________
* Веножинский В.И. Смертная казнь и террор. — С-Пб., 1908.

Разве что о гуманизме, об общечеловеческих ценностях, о том, что общество обязано уважать и ценить человеческую жизнь, у Бисмарка не сказано ни слова. Впрочем, это связано с тем, что к концу XIX века человечество ещё не пало до столь низкой степени ханжества и нравственной мерзости, где пребывает оно сегодня, в начале XXI столетия.

Ещё Бисмарк не использовал статистку, которою щеголяют ныне демагоги всевозможного окраса и в которую искренне верят разве что обиженные природой идиоты от рождения.

И ещё Бисмарк не сказал ни слова о судебных ошибках и о том, что лучше помиловать сто закоренелых преступников, чем загубить жизнь одного невинного человека. В переводе на человеческий язык с демагогического это означает, что лучше отдать на изуверскую расправу убийцам сто невинных человек, чем позволить некомпетентному или безответственному суду от имени общества загубить жизнь одного невинного человека. Аргументом правозащитников в данном случае звучит стандартное: «А что, если ты окажешься тем невинно осуждённым?!». Ответ здесь один: «У меня гораздо больше шансов оказаться в числе тех безвинно изуверски замученных садистами, чем стать тем невинно осуждённым!». И тот и другой вариант худшие, но если мы обречены выбирать из двух зол, то общество обязано предпочесть одиночную жертву по вине государства перед возможностью погубить сто невинных руками ублюдков, защищать которых от преступников отказалось государство, побуждаемое ложными рассуждениями либеральных демагогов.

Процитирую одного из «авторитетов» современной либеральной гоп-компании российской интеллигенции А. Сокурова: «Милосердие превыше справедливости!» .

2.

Чтобы разобраться в рассматриваемой проблеме, прежде всего необходимо определиться с целями и задачами, которые стоят перед обществом и его судом в отношении доказанного следствием преступника.

1) Идея наказания и перевоспитания преступника — гуманистическая демагогия. Никому из нас нет дела до того, перевоспитался или нет тот же сознательный насильник или детоубийца. И любое наказание для него общество принимает как насмешку — мы требуем ВОЗМЕЗДИЯ! Но именно ВОЗМЕЗДИЯ мировая судебная система не несёт, подменяя его либо подлой фальшивкой понятия «месть», либо расплывчатым понятием «наказание» и бессмысленным для жертв преступника «перевоспитанием». Так элита общества играется в гуманизм за счёт нижестоящего обывателя, т.е. за наш с вами счёт. И все истеричные дамы обоих полов, требующие смягчения наказания и возвышенного благородства общества (которое якобы не имеет права опускаться до уровня преступника), на деле требуют смягчения и благородства исключительно за наш с вами счёт и за счёт наших родных и близких. Потому что демагоги уверены, что сами они, как и их близкие, будут тем или иным образом избавлены от агрессии их подзащитных. Итак, первое, чего мы требуем от суда — ВОЗМЕЗДИЯ, а не наказания преступнику.

2) Второе, чего мы требуем от государства, правоохранительной системы и суда, это создание условий, когда будет как можно полнее гарантирована НЕВОЗМОЖНОСТЬ РЕЦЕДИВА со стороны преступника.

Вот из этих двух важнейших положений и проистекает настойчивое общественное требование восстановить смертную казнь для уголовных преступников в России. Отказ властей выполнить народное требование видится возмутительным и глубоко безнравственным. Особенно когда аргументом для отказа служит мнение иностранцев и пример якобы «передовых» стран демократии. Какие они «передовые» и какие они «демократии» мы уже насмотрелись. И какое дело матери убитого ребёнка до мнения иностранцев? Обойдёмся как-нибудь без чужих ханжей, нам и от своих не продохнуть — портянки либеральных интеллигентских философствований будут повонючее несменяемых солдатских портянок в дни месячника ежедневного десятикилометрового кросса.

Однако правительственная система (точнее, конкретные люди во власти), наоборот, предпочитает мнение иностранцев требованию ВОЗМЕЗДИЯ, с которыми обращаются к власти соотечественники — родные и близкие жертв преступников. И это омерзительно. Потому что такова родовая болезнь нашей власти — имперской ли, советской ли, олигархической ли — пресмыкательство перед мнением иностранной элиты и безразличие (в лучшем случае), а чаще брезгливое презрение к тому, что лепечет отечественный обыватель — обыватель для прорвавшихся во власть есть чернь и ничтожество. Н.С. Лесков гениально расписал эту болезнь в «Левше». С тех пор ничегошеньки не изменилось. Впрочем, мы можем только болтать на данную тему, и это тысячекратно омерзительнее, ибо слово сегодня мертво, а возиться с мертвячиной гадостно и зазорно.

3.

И всё же! И всё же бессмысленность и ненужность смертной казни при любом, даже самом тяжком и кошмарном преступлении, очевидна, поскольку при ближайшем рассмотрении не исполняет ни первого, ни второго из вышеприведённых требований.

Смерть, даже преждевременная, не может стать ВОЗМЕЗДИЕМ, поскольку всего лишь приравнивает преступника к жертве. Нам пытаются представить ВОЗМЕЗДИЕМ сам факт ожидания казни, на него обычно упирают всевозможные абстрактные гуманисты и благородные путешественники по местам «мук» заключённых «страстотерпцев». О жертвах эти гуманисты обычно говорят: «Они уже мертвы, и с этим ничего не поделаешь. Думать следует о живых. Обществу не должно опускаться до преступников и заниматься мучительством бессильных перед властью людей». В переводе с демагогического на человеческий язык это означает: «Если вашему ребенку маньяк перерезал горло, то с этим ничего не поделаешь. А вот живого маньяка следует лечить и благородно понять — ведь маньяк тоже жертва обстоятельств».

Одним словом, страх ожидания казни в равной мере приравнивает преступника к его жертве, а это быть ВОЗМЕЗДИЕМ никак не может. Тем более, что время страха протекает у преступника гораздо мягче и с надеждой, в отличие от его жертвы. О последнем господа гуманисты, как правило, забывают, поскольку убитому уже не помочь, а к осуждённому можно проявить добродетельное благородство за счёт общества и особенно близких жертвы (над которыми господа гуманисты глумятся как только им не заблагорассудится, прикрывая это глумление стандартным гуманистическим трёпом).

Как ни печально это звучит, но не отвечает смертная казнь и второму требованию: КАЗНЬ НЕ ГАРАНТИРУЕТ НЕВОЗМОЖНОСТЬ РЕЦЕДИВА — не со стороны осуждённого, но со стороны ему подобных. Здесь особых доказательств не требуется — всё доказала и показала тысячелетняя практика человечества. Казнённый отправляется в небытие и не может служить назидательным примером для ему подобных. А разговоры на данную тему уже давно превратились в разговоры прораба из гайдаевской «Операции Ы» в исполнении Михаила Пуговкина.

Не знаю, насколько убедительно я обрисовал очевидное положение дел, но в любом случае, смертная казнь и в самом деле есть жалкая месть и истерика со стороны общества, а не справедливое ВОЗМЕЗДИЕ преступнику.

4.

По логике вещей остаётся только пожизненное или длительное тюремное заключение преступника. Т.е. тот порочный, а я бы сказал поскудный путь, по которому идёт сегодня Российское государство.

Огромные, совершенно ненужные затраты на содержание таких тюрем и штата их обслуги — вот что вызывает главное возмущение налогоплательщиков. Мало того, что совершившие жестокие преступления пожизненно садятся на шею обществу, так ещё за счёт того же общества кое-кто удовлетворяет свои садистские наклонности, а кое-кто делает далеко не маленький гешефт.

Я уж не говорю о том развращающем воздействии, которое оказывает на обслугу тюрьмы власть над пожизненно заключённым, с одной стороны, и интеллигентские причитания и унижающие, оскорбительные «разоблачения» «церберов от власть имущих», с другой.

5.

Однако есть и иной, третий путь решения проблемы. Думаю, в конце концов, мир пойдёт именно по нему.

Я называю его религиозным путём, для атеистов и ненавистников всего церковного назовём его духовным путём. В любом случае, я веду разговор с православных позиций.

Верующие люди чётко различают плоть человеческую и душу человеческую. Плоть дана человеку для испытания его души, и душа есть главное, что дано нам свыше.

Душа всегда чиста, в грязи преступления её замызгивает тело с его низменными плотскими страстями. Преступление совершает плоть, когда душа оказалась бессильной противостоять его страстям. А следовательно, главным требованием к суду земному должно стать требование о ПОМОЩИ ДУШЕ преступника в противостоянии с его же плотью.

Сделать это возможно и не сложно посредством ограничения влияния плоти на душу. Влияние это оказывается через три отлично известных нам органа — глазные яблоки, барабанные перепонки и голосовые связки. Ампутация всех трёх органов или части их (в зависимости от тяжести преступления) с последующим освобождением на все четыре стороны выполнит все требования к правосудию, и примирит суд с обществом.

С одной стороны, ВОЗМЕЗДИЕ состоится в полном объёме, с другой стороны, ГАРАНТИЯ ОТ РЕЦЕДИВА очевидна, с третьей стороны, душа преступника продолжает жить в ограниченном теле, совершая свой эволюционный путь к совершенству, с четвёртой стороны, общество воздаёт возмездие преступнику при минимальных затратах средств и т.д.

Особое значение такой подход имеет при профилактике преступлений, поскольку пример живого ограниченного в плоти и зависящего от окружающих осужденного окажет гораздо большее воздействие на потенциальных преступников, чем разговоры о казни или пожизненное заключение.

Бесспорно, когда совершается преступление, человек рассчитывает на то, что не будет найден. Но опасность оказаться слепым, глухим и немым и при этом продолжить жить, будучи до гроба оставленным на произвол добрых людей, будет отрезвлять гораздо сильнее, чем смерть или пожизненная камера. Кстати, для коррупционеров в особо крупных размерах и террористов подобное ВОЗМЕЗДИЕ имеет ещё более отрезвляющее значение.

Далеко не всех осуждённых на ограничение души в теле заберут родственники, но для их содержания вполне достаточно монастырей или правозащитных организаций, или индивидуальных правозащитников, которые посредством содержания таких людей за свой счёт (ни о каких пенсиях для преступников и речи быть не может), могут наглядно оправдать своё публично оглашаемое предназначение.

Можно придумывать тысячи гуманных аргументов против такой системы ВОЗМЕЗДИЯ, но в любом случае она остаётся наиболее гуманной и действенной из всех существующих в настоящее время. Ведь речь идёт не о бессмысленном уродовании плоти, но о заботе о душе. Это не иезуитство, а добросовестный путь решения казалось бы неразрешимой проблемы.

Особо подчеркну, что речь идёт не о членовредительстве. Речь идёт об ограничении души в теле. Что толку отрезать нос или рубить руку, как это делали в старину или делают в некоторых странах третьего мира. Ничего это не даёт и ничего не решает.

В данном случае задача суда — ограничить преступника в общении с внешним миром и помочь ему углубиться в свой внутренний мир. Как он это сделает и каков будет толк — его проблема.

Не сомневаюсь, что данные рассуждения вызовут кое у кого протест, кому-то захочется расширить тему (и это будет излишним). Будем считать данную публикацию одним из маленьких окошек Овертона, которое со временем расширится, утвердится в правомерности в умах и, наконец, займёт своё должное место в законодательстве. Вот в этом я нынче уверен.