Сон

Сегодня мне приснился очень буддийский сон.
Я куда-то улетал, навсегда - иммигрировал. Вернее, я готовился к отлету, утрясал какие-то формальности в аэропорту, хотя это был не совсем аэропорт. У меня не хватало каких-то документов, кажется флюорографии, то есть не совсем флюорографии, но чего-то наподобие, хотя и гораздо серьезнее. Бумажки  вообще мое слабое место. Со мной была какая-то очень взрослая женщина, она меня провожала и отчитывала меня за эти бумажки, как ребенка. Все упреки ее были справедливы. Я очень безалаберный в плане всяких бумажек. У меня была эта «флюорография», но ее унесло ветром за территорию. Я гнался за ней, но не догнал.
Клерк, принимавший у меня документы, предложил мне сделать ее повторно. Это было до того абсурдно, что мы расхохотались.  Все эти противные учреждения и службы вечно хотят от меня отделаться. Им лишь бы снять с себя всякую ответственность и ничего не делать. Повторная процедура меня просто бы испарила, как взрыв атомной бомбы, от меня осталась бы только тень и услуги перевозчика мне бы просто не понадобились. Но бумажка им важнее человека, а закон есть закон, хоть он всего лишь отвратительная и никому не нужная процедура. Сколько жизни уходит на собирание всяких ненужных бумажек и стояния в очередях!? Это, наверное, самое отвратительное на этом свете, по крайней мере – для меня.
Клин, как известно, вышибается клином. В конце концов, я женился на этой очень взрослой женщине, фиктивно, конечно, чтобы воспользоваться ее бумажкой, ей она была не нужна, она была невыездной. Но все необходимые бумажки, хотя и совсем ненужные ей, у нее были в полном порядке.  «Без женщин жить нельзя на свете, нет». На этом свете, во всяком случае.
Потом я острил на эту тему с другой девушкой, которой я обещал, что никогда и на ком не женюсь. В том смысле, что не только на ней, но и на другой какой-нибудь. Получалось, что я ее опять обманул. Она смеялась. Она привыкла к моему юмору.
Со мной летело еще два человека – попутчики. Один – взрослый серьезный молчаливый мужик, второй – молодой здоровый увалень. Я их опекал, давал им советы. Хотя я сам мало что понимал, опыт предыдущих путешествий и жизней тут не совсем годился, но у них и такого не было. Может быть, я просто храбрился. Мне было не то, что страшно, но я совершенно не понимал, куда я лечу, зачем, что меня там ждет. Я пытался быть во всеоружии, готовым ко всему, но даже приблизительно не представлял себе – к чему именно. В общем, эта неизвестность меня нервировала, но еще хуже было болтаться в аэропорту. А я тут болтался уже очень долго, гораздо дольше, чем Сноуден. Надо было отсюда сваливать, все равно здесь нельзя торчать вечно, это никому еще не удавалось. Но рейс почему-то все время откладывали. И как-то изуверски откладывали. Уже была объявлена минутная готовность, мы должны были сидеть на чемоданах, на низком старте, уже была дана команда «Ready» - «Внимание», и вот в таком застывшем состоянии мы провели многие дни, а может быть уже и годы. Хотя, это, может быть, был только миг, за который успеваешь вспомнить всю свою жизнь. Но смерти нет. Миг все еще длится, а тут мне еще сильно приспичило отлить, прямо-таки невмоготу (это был утренний сон). И я оставил на кого-то свой скарб и двинулся в сторону таблички «WC». Я спустился в подвал и ужаснулся количеству разных коридоров, в которых я точно бы заблудился и пропустил свой рейс. Я так зассал, что решил, что лучше будет вернуться, дотерпеть и отлить уже в самолете.
И еще я тут увидел – в этом подвале – что посадка уже объявлена. И она уже заканчивается. Стойка пуста. Я, наверное, прослушал объявление, хотя нет, его просто не было. Как я бежал назад! К своим пожиткам, билетам, попутчикам, они ведь тоже ничего не знают!
- Скорее, бегите, посадка заканчивается, - я совсем задохнулся. Нужно было, чтобы кто-то бежал туда со всех ног. Пока кто-то из нас будет торчать у стойки, посадка не закончится, и я тоже на нее успею. Они этого не понимали, не знали, а я это знал и хотел им это объяснить, докричаться до них, я рассчитывал на молодого. Но вместо того, чтобы рвануть к стойке, он взял лопату и начал замешивать раствор! Раствор (цементный) был необходим для чего-то. У нас двоих он уже был давно готов, а этот молодой дурак, естественно ни о чем заранее не побеспокоился. Я смотрел, как он орудует лопатой – просто любо-дорого, как бетономешалка. Но все было уже бесполезно. Он должен был быть первым у стойки, тогда бы и мы тоже успели, он подвел не только себя, но и нас.
Но человек (это я) предполагает, а Бог располагает. Все вышло не так. Молодой здоровяк вдруг схватился за сердце и упал на колени. Он прижимал руки к груди, как молящийся монах. Он просто на глазах съеживался, темнел, а потом еще и вспыхнул, как свечка. И я понял, что он смог – УСПЕЛ!
Я это понял, понял! И опять невпопад вылез со своим языком, сказав:
- Хороший был человек.
И Бог опять меня опозорил, потому что пламя от него перекинулось на проходившую мимо кошку, и она тоже вспыхнула как порох и исчезла. «Человек»  тут не канал, это явно была метемпсихоза.
Обо всем этом нужно было задуматься, но для начала это нужно было не забыть, как все остальные важные сны. Надо было проснуться и все записать. Но просыпаться не хотелось и я себя, как обычно уговаривал, что такое не забывается, что я и так все запомню. Но я знал, что вру, потому что опять все забуду.
Но, как видите, не забыл. Зазвонил будильник. Я поставил его на 7:30. Г. Головкин должен был драться с Д. Джейкобсом. Я включил телек и поспешил в сортир, отлить – предыдущий бой еще не закончился. Я успел отлить, выпить кофе и выкурить несколько сигарет. Головкин был хорош в первых пяти раундах, послал соперника в нокдаун, но во второй половине боя Джейкобс был лучше. Головкин победил, но совсем неубедительно. Бой был хорош и очень похож на сон. Никакой окончательной ясности.
Мой рейс опять отложили.