На хрена нам проза довлатова?

НА ХРЕНА НАМ ПРОЗА ДОВЛАТОВА?

Я долго ломал голову - в чем секрет прозы Сергея Довлатова? Я перечитал все четыре его не толстых книжки от корки и до корки. И ничего не понял. Совершенно обыкновенные журналистские тексты. Мы так все писали в 70-е годы. В рижской "молодежке" был у нас корреспондент Илан Полоцк. Ощущение, что он и Довлатов -
близнецы-братья, однояйцовые. Слово в слово, как будто кто-то у кого-то подглядывал из-за плеча.
 
Но Илан помер и все его забыли. Довлатов помер и ему поставили памятник. В Питере, и, говорят, в Америке. Да, его очень смешно читать, но и мои рассказы читать тоже смешно, но мне никто памятника не ставит и на каждом углу не трещит - ах, какой талантливый автор, давайте проведем никишинские чтения в Пушкинских горах!

И все-таки я разгадал код этого хитрого Да Винчи-Довлатова! Я понял, в чем его секрет! Ай, да я, ай да сукин сын, я его расшифровал, - этого милого литературного шулера, который писал все свои вещи в одной монотонной тональности и ты от нее не то, что не уставал, ты плыл в ней, как в люльке и он тебя убаюкивал, напевая ласковым хриплым голосом колыбельную песенку про жизнь в СССР.

Короче. Я долго приглядывался и принюхивался к его текстам. Даже перепечатал несколько кусков, пытаясь понять, в чем сила его фразы. И попался мне рассказ, как он едет по заданию редакции в роддом писать про 400000-тысячного жителя эстонского города в связи с большим советским праздником. Главрач ему докладывает: родился мальчик. Мама - эстонка Хилья Окас. А папа - эфиоп - по фамилии Магабча.

-Черный?
- Я бы сказал - шоколадный.
- Слушайте, - говорю, - это любопытно. Вырисовывается интернационализм. Дружба народов... Они зарегистрированы?
- Разумеется. Он ей каждый день записочки пишет. И подписывается: "Твой соевый батончик".
- Разрешите мне позвонить?
- Сделайте одолжение.

Вам это ничего не напоминает? Нет? Тогда идем дальше.

Звоню в редакцию. Подходит Туронок (главный редактор. - Прим. А.Н.)
- Слушаю вас... Туронок.
- Генрих Францевич, только что родился мальчик.
- В чем дело? Кто говорит?
- Это Довлатов. Из родильного дома. Вы мне задание дали...
- А, помню, помню.
- Так вот, родился мальчик. Большой, здоровый... Пятьдесят восемь сантиметров. Вес - четыре двести... Отец - эфиоп.
Возникла тягостная пауза.
- Не понял, - сказал Туронок.
- Эфиоп, - говорю, - родом из Эфиопии... Учится здесь... Марксист, - зачем-то добавил я.
- Вы пьяны? - резко спросил Туронок.
- Откуда? Я же на задании.
- На задании... Когда вас это останавливало?! Кто в декабре облевал районный партактив?
- Генрих Францевич. мне неловко подолгу занимать телефон... Только что родился мальчик. Его отец - дружественный нам эфиоп.
- Вы хотите сказать - черный?
- Шоколадный.
- То есть - негр?
- Естественно.
- Что же тут естественного?
- По-вашему, эфиоп не человек?
- Довлатов, - исполненным муки голосом произнес Туронок. - Я вас уволю... За попытки дискредитировать все самое лучшее... Оставьте в покое своего засранного эфиопа! Дождитесь нормального - вы слышите меня? - нормального человеческого ребенка!..
- Ладно, - говорю, - я ведь только спросил...

Опять вам это ничего не напомнило? Ну как же? Незабвенный идиот Швейк. Типичный диалог со своим начальником Дубсом! С искренним недоумением, ласковым голосом, ничего личного - только дело.

Весь Довлатов - это идиот Швейк! Вот же молодец, сделал такой апгрейд, или как там это называется! Снимаю шапку. То-то он говорил, что я пишу одну большую книгу. Вот мы и выяснили - какую. "Швейк-2". Идиотов у нас во всем времена любят. Не буду называть пофамильно.

Я люблю Довлатова. Видимо, идиот идиота видит издалека, так-то! Вот в чем секрет. В стране идиотов в цене идиоты. Солженицын - не идиот и герои его не идиоты, вот его никто и не читает сейчас. И Шолохова не читают. И Фадеева не читают. И Бабеля. И Фолкнера. И Синклеров (обоих). Потому что нам, идиотам, сильные личности, работящие, успешные, героические - на хрен не нужны. Посмеяться над ними - хлебом не корми. А героями для нас всегда будут Довлатовы и Швейки. Такой мы народ веселый.

Аплодисменты мне! Спасибо. И премию имени Швейка в студию.