Дневник заикающегося пророка

За что мне такая участь и судьба, Господи? За что доля пророческая, скорбная? Твое суверенное предузнание и священное предопределение? В муках рождения за народ Твой пребывать я должен всегда и пламенно? Пока не отпустишь меня с миром, Владыка, и не заберешь душу - утешения народа Твоего чаять я должен? Но почему именно я, Господи, ничего не стоящий, ничего не значащий, в семье самый младший, немощный и болезненный; да и род мой незнатный, маленький, самый бедный! Ты говоришь, что я муж сильный, и что Ты со мною, и что Ты посылаешь меня? Пророком для народа поставил Ты меня еще до рождения? Отделил и освятил от чрева матери? Искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать, суды и тайны Твои предвещать? Обьявлять народу и даже царям/священникам суды Твои над домами/родами ихними? Так ведь и голову могут отсечь за правду-истину, за обличение правое! Да и я ведь не без греха! Тяжелое это бремя, Господи, крест - непосильный. Страшно мне, Господи, боюсь я провозглашать столь строгие Твои видения/откровения, если можешь, пошли другого!

Поразишь меня если я откажусь/не пойду и буду малодушествовать перед ними, с меня взыщешь еще строже? Но ведь знаешь же Ты, Господи, что народ сей жестоковыйный, маловерный и непокорный! Все разумные безмолствуют в это время, Господи, ибо “злое это время” и “злодействуют злодеи злодейски”. “Изреки и ты доброе” – будут снова просить меня всячески! Не смогу изрекать доброе, если Ты изречешь худое – суды Твои справедливые! Нельзя мне против совести, никак нельзя против воли Твоей всевластной! Страшно мне, Господи, сильно боязно! Передал я однажды слово Твое им в точности. Как же ожесточились они вдруг неистово, затыкали уши свои и скрежетали зубами, единодушно устремились на меня и, выведя за город, порешили предать меня смерти. “Маловерный он! Ослабляет руки всего народа! Говоря такие слова, он всех обижает! Не друг он – ни кесарю, ни священникам! Не счастья и благоденствия желает он народу нашему, а поражения - плен и бедствия предрекает! На плаху его, за стан, на Голгофу!” И бросили они меня в яму скверную, и погрузили в грязь, и радостно ждали смерти моей с надеждою...

Ты знаешь, Господи, Ты все знаешь... Сколько лет я пропечалился, проплакал и промолился за них! Была у меня прежде сильная вера... так верил, что и от царствования отказался - за сор почитал почесть тленную. С народом Божиим страдать жаждал, от сокровищ и наслаждений земных отрекся искренне. Поношение Христово, как благодать сладостную, как богатство великое, как честь неземную - трепетно принял, сердцем. Но тогда, Господи, я всегда Тебя пред собою видел.... Невидимого... а потому тверд был и радостен беспредельно. Ничего/никого – не боялся! А сейчас? Прости... прости меня, иссяк уж источник сил и слез моих, давно иссяк... изнемог/ослабел я, Господи. Места живого нет на сердце моем – сплошная рана, и боль смертельная. Да, это правда, что оставил я народ свой - скопище неправедное/вероломное, не доверяю ни одному из них уже Господи; и не хочу жить среди лжи и коварста их неизмерного. Суета и томление духа овладели душами падшими, и меня заразили, и мной овладеть хотели. Да, ушел я, убежал от них – далеко-далеко в места пустынные, навсегда убежал, не хочу вспоминать о прошлом! Выгорел я, Господи, почти полностью выгорел - изнутри истощен/опален пламенно! Зачем я такой Тебе, едва “курящийся”, неуверенный и смертельно надломленный? Если можешь, пошли другого! Пошли другого вместо меня! Я молиться и поститься за него обещаю ревностно, только не посылай меня! А если не так, можешь душу мою от меня забрать, ведь не лучше я отцов моих, никак не лучше...

Я ведь и раньше говорил Тебе, что молод я и неопытен, и говорить то толком не умею доступчиво - косноязычный я от рождения, с раннего детства заикаюсь. А потому тяжело мне глаголить истину Твою совершенную, да и совестно/стыдно мне за все мои немощи/падения прошлого. Все вокруг/давно говорят, что уж слишком я молчаливый – странно кроткий и в себе неуверенный; да и внешне - ни вида, ни величия у меня, не привлекателен я для народа требовательного, ни во что меня ставят в отечестве моем, Господи. Помню... помню, Господи, как коснулся Ты уст моих однажды, как очистил и исцелил их бальзамом священным! “Вот я, пошли меня!” - никогда не забуду, как заговорил я тогда пророчески, сам удивился от смелости и светлости Твоей, меня озарившей! Но это было давно... А сейчас?

Сейчас я уже почти старик, полжизни провел в пустыне, вдали от людей, со зверями и овцами еще больше заикаться стал, от людей отвык. Даже жена мне говорит, что истинно неречистый я и что только овцы меня понимают... Отошла слава и сила Твоя от меня окончательно... А потому, кто я, Господи, чтобы мне идти и пророчествовать? Не избирали меня во пророки, не голосовали за меня. И кто я для сего народа, Господи? Беглец? Трус? Пастух? Заикающийся старик? Не поверят они мне, не послушают голоса моего лепетного! “Не верим, что являлся тебе Господь лицом к лицу!” – скажут. “И не тебе только говорил, и к нам обращался Бог наш!” – возмутятся. И упрекать меня станут безжалостно – за жену, за детей, за познания языческой мудрости, все припомнят, до иоты... не пощадят! Что сказать им на это и чем оправдаться? Только палка в руке моей, только палка старая; одинокий пастух я - забытый всеми. И защищаться уж почти разучился пламенно, и говорю всегда как-то тихо, лепетно. Сорок лет с овцами! Устал я сильно, разочаровался в себе... и в народе. С самого детства – опасности, страхи, преследования, одиночество, изгнания, бегство. За что мне такая доля? Нет, не пророк я вовсе, и даже не сын пророка - пастух я... и только! Оставь меня в пустыне пастухом, умоляю! Если можешь, пошли другого!

…Что это? …Терновый куст горит... Но как-то странно и даже красиво горит и... почему-то очень долго пылает пламя его... …Что это? …Пойду посмотрю... Уже давно сгореть должен, но почему же все-таки не згорает? Странное явление, очень странное, экзотика какая-то необычная... Кто это? Кто это говорит? Не подходить ближе? Почему? Снять обувь? Зачем? Я стою на святой земле? Кто Ты? Ты Бог отца моего и Ты будешь со мною? Ты забираешь меня от овец и снова посылаешь служить и пророчествовать? С одной палкой, постаревшего, неизвестного, сомневающегося, заикающегося... Ты действительно хочешь, чтобы я бросил эту старую палку на землю? Зачем?! Зачем?! ...Ты... Ты... Ты... Господь мой и Бог Мой! Господь мой и Бог Мой! Верую, верую, верую! Я снова верую, Господи! Пошли меня, пошли меня... если можешь...