Блок. I. С. -Петербург. Весна 1901 года

 
  Блок. Из дневника 18-ого года:
«В эту зиму (кажется, к весне 1900)… было, должно быть, последнее объяснение с К. М. С... [Ксения Садовская – первая женщина Блока, дама, много старшая его. Ей, к слову, посвящен цикл стихов «Через 12 лет».]  Мыслью я однако продолжал возвращаться к ней, но непрестанно тосковал о Л. Д. М.
В начале 1900 я взял место на балконе Малого театра: старый Сальвини играл Лира. Мы оказались рядом с Любовь Дмитриевной и с ее матерью…»

Его постоянно сталкивали с нею. Огромный город, многочисленные спектакли, но мало того, что  именно на этот – «мы оказались рядом»… А Любовь Дмитриевна уточняет: «причем его билет был даже рядом со мной, а не с мамой (мы уже сидели)»

«Начинается чтение книг; история философии. Мистика начинается. Средневековый город Дубровской березовой рощи.»

Как  мне, выкормышу советского  атеизма на старости лет посреди города явили средневековую чащобу, можете прочитать вот  здесь: http://samlib.ru/l/litwin_w_w/present.shtml . Как  на 20-летнего поэта должно было воздействовать явление в «Дубровской березовой роще» средневекового города – представьте сами.

«…Начало богоборчества. Она продолжает медленно принимать неземные черты. На мое восприятие влияет и филология, и болезнь, и мимолетные страсти (стихотворение 22 октября) с покаяниями после них…»

«Она» – Любовь Дмитриевна, конечно же.
«Богоборчество»… Любая борьба возможна только, если ощущаешь себя хотя бы в чем-то равным  противнику. Блок и начал себя ощущать – равным.
«стихотворение 22 октября» -

Пора вернуться к прежней битве,
Воскресни дух, а плоть усни!
Сменим стояньем на молитве
Все эти счастливые дни!

Но сохраним в душе глубоко
Все эти радостные дни:
И ласки девы черноокой,
И рампы светлые огни!
                22 октября 1900

Судя по "рампе", приключение с актрисой какой-нибудь?

«К концу 1900 года растет новое. Странное стихотворение 24 декабря («В полночь глухую…»), где признается, что Она победила морозом эллинское солнце во мне (которого не было).»

В полночь глухую рожденная
Спутником бледным земли,
В ткани земли облеченная,
Ты серебрилась вдали.

Шел я на север безлиственный,
Шел я в морозной пыли,
Слышал твой голос таинственный,
Ты серебрилась вдали.

В полночь глухую рожденная,
Ты серебрилась вдали.
Стала душа угнетенная
Тканью морозной земли.

Эллины, боги бессонные,
Встаньте в морозной пыли1
Солнцем своим опьяненные,
Солнце разлейте вдали!

Эллины, эллины сонные,
Солнце разлейте вдали!
Стала душа пораженная
Комом холодной земли!
24 декабря 1900

«Странное стихотворение»… Блок и спустя восемнадцать  лет, спустя целую жизнь свою удивляется: и это  написал я? Очевидно, совсем  как тогда – 24 декабря 900-ого года, поставив последний знак пунктуации, подписав дату, с изумлением посмотрел на ручку, всё это выписавшую, на свои руки… «И это я?! Но во мне-то нет никакого “эллинского солнца!”»

«25 января — гулянье на Монетной к вечеру в совершенно особом  состоянии»…

Постоянная черная  тоска по Л.Д.М., все больше приобретающей «внеземные черты», богоборчество, которое есть богоравенство, мистика, откуда-то извне «прямо продиктованные строчки»,и в довершении ко всему:

«В конце января и начале февраля (еще — синие снега около полковой церкви, — тоже к вечеру) явно является Она.»

«Синие снега»… Как же это бьет по сознанию, когда белый снег видишь ясно-синим… Мне повезло – я видел.(Нет, ко мне не Она явно являлась – я просто был влюблен.)
А Блок…

«Дерзкое и неопытное сердце шепчет: «Ты свободен в волшебных мирах»; а лезвие таинственного меча уже приставлено к груди; символист уже изначала – теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие; но на эту тайну, которая лишь впоследствии оказывается всемирной, он смотрит как на свою; он видит в ней клад, над которым расцветает цветок папоротника в июньскую полночь; и хочет сорвать в голубую полночь – «голубой цветок».
В лазури Чьего-то лучезарного взора пребывает теург; этот взор, как меч, пронзает все миры: «моря и реки, и дальний лес, и выси снежных гор», – и сквозь все миры доходит к нему вначале – лишь сиянием Чьей-то безмятежной улыбки.»

«…Живая …и Она уже в дне, то есть, за ночью, из которой я на нее гляжу… В таком состоянии я…»

В таком состоянии, когда он –  среди синих ночных снегов, а Она – живая, явная, явленная в свете – завтрашнего? – дня…  И вот,  только что после этого, сразу после этого:

«В таком состоянии я встретил Любовь Дмитриевну на Васильевском острове... Она вышла из саней на Андреевской площади и шла на курсы по 6-й линии, Среднему проспекту — до 10-й линии, я же, не замеченный Ею, следовал позади.»