Звонок

  - Какой же идиот звонит в такое время? - Битов на ощупь втиснулся в тапочки и, глянув еще не совсем открывшимися глазами на светящийся циферблат часов, выругался,- три часа ночи! Не включая света он медленно пошел из комнаты в прихожую, где вчера, как и каждый день, оставил свой смарт.
  Звонок настойчиво повторился. Но не из прихожей. Александр обернулся и увидел мерцающий свет - на книжной полке лежал телефон, который сестра отдала ему за ненадобностью два месяца назад после смерти матери:
  - Забери, вроде исправный. Всё память какая-то, мама им пользовалась последние годы.
  Только вчера Битов вставил в него новую СИМку. Александр взял мобильник.
  "Этого номера еще никто не знает." - На тусклом зеленоватом экране не было номера абонента. На нем вообще ничего не было. И когда вызов повторился стандартной мелодией Билайна, он вздрогнул.
  - Алё! Это кто?
  - Санечка! - в трубке раздался слабый, еле слышный женский голос. Битов знал его шестьдесят лет своей жизни. Что-то из старых разговоров? Но как? Какие-нибудь замысловатые нейроны этого гаджета запомнили в дальних своих уголках голос матери? Чушь...
  - Что же ты так убиваешься, маленький мой? У меня всё хорошо...
  Битов совершенно ошалело и отрешенно уставился в темноту комнаты. Вчера он не пил. Но сердце остановилось. В последние недели оно частенько тормозило. И это было даже интересно - наблюдать за своими ощущениями и мыслями как бы со стороны, когда сердце останавливается. Хотя аритмии кардиограмма не показала.
  - У меня всё хорошо,- мысленно повторил он,- я и слезы её видел только на фото, где хоронят моего отца. С детства в голоде и рванье, потом война, потом потеря мужа с двумя детьми на руках, ещё двое маленьких и многолетний ужас с алкашом. Уже давно все на ногах. И я не видел её слез. Где же на это силы брались? Зато смеялась она громко и красиво.
  Битов действительно все эти два месяца не находил себе места. Молился, ходил к причастию, каялся. Но что такое позднее раскаяние, когда ничего нельзя изменить и память пригвождает тебя болью к каждой обиде, к каждому грубому слову, сказанному матери...
  - Санечка...
  - Я не знаю что это, Господи, но,- рыдания всколыхнули голос Александра и в крик,- но только, мама, не клади трубку!