Счастье

Маленькая щуплая девочка выложила перед матерью на кухонный стол нехитрую снедь: две небольшие картофелины, худосочную морковку и обрезки мяса.

- Откуда это? Ты, что украла? – испугалась Анна.

- Нет, мамочка! Мне добрые люди на рынке дали. Ведь доктор сказал: если я буду хорошо питаться, я быстро вырасту и поправлюсь.

Люда радостно улыбалась, заглядывая матери в глаза, ища в них одобрение. Потом обняла маму тонкими липкими ручками и уткнулась ей в живот. Анна привычно погладила дочку по голове и тихонько от нее отстранилась, невольно вздохнув. Тяжело было видеть болезненное синюшное лицо девочки, которой, по мнению врачей, жить осталось в лучшем случае лет десять. Мучительное чувство вины, как прожорливый червь, съедало Анну, мешало ей любить дочку. Не могла она себя оправдать ни изменой мужа, ни началом войны. Убивала, убивала она ребеночка в животе, таская нарочно тяжести, парясь в горчице и глотая вредоносные таблетки. А Люда хотела жить и, вопреки Аниному желанию, появилась на свет в военную зиму 1942 года. На третий день после ее рождения Анне сообщили, что у ребенка – врожденный порок сердца. Предательская мысль оставить девочку в роддоме назойливо стучала в голове. Но не решилась Анна, не смогла. Забрала девочку домой.

К 15 годам здоровье Люды резко ухудшилось. Она не могла больше ходить в школу, еле передвигалась по дому, а спала сидя, боясь задохнуться.

- Мы не можем предсказать результат операции, - говорил Анне профессор кардиолог, - у нас слишком маленький опыт. Если не оперировать, девочка проживет месяца три-четыре. Операция дает некоторый шанс. Если Вы согласны, напишите расписку. Анна согласилась.

Операция длилась шесть часов. Анна неподвижно сидела в больничном коридоре, слушая, как удары ее сердца отсчитывают время.

«Операция прошла успешно», -  слова профессора не сразу дошли до ее сознания.

Пережив второе рождение, Люда поняла, как прекрасна жизнь и какое счастье -  свободно дышать и ходить. Почему люди этого не понимают? Ее теперь радовало и восхищало все: и пение птичек, и теплые лучи солнышка и изумрудная зелень листвы. Ей хотелось запечатлеть открывшуюся красоту, сохранить явленные ее взору чудесные моменты. У нее открылся дар художника. Нежные, воздушные, наполненные светом Людины акварели были восхитительны. «Тебе надо поступать в Суриковское училище», - советовали ей знакомые. И она стала готовиться. Шансы поступить были хорошие. Школу Люда окончила с серебряной медалью. 

На выпускной вечер Люда сшила себе сногсшибательном платье. Мальчики наперебой приглашали Люду танцевать, и счастливым, и радостным, и грустным был этот прощальный школьный бал.

Под утро пришла Люда домой. Аккуратно сняла белое платье. Что это? На спинке платья следы крови. Люда потрогала свою спину. На пальцах осталась кровь.

- Мама! Посмотри, что у меня там на спине. Я, кажется, родинку содрала. Помажь зеленкой.

Увидев спину дочери, Анна похолодела. Знала она, что такое кровоточащая родинка. Вместо Суриковского училища Люду ждала больница, операция и длительное лечение.

Анна взяла отпуск, чтобы ухаживать за дочерью, и как будто поселилась в больнице. Она редко уходила домой, а, когда возвращалась, была очень грустна. На Люду Анна смотрела с жалостью, глаза ее наполнялись слезами.

В этот раз Анна ушла из больницы поздно вечером, а наутро не вернулась.

В полдень в палату к Люде вместе с лечащим врачом вошла мамина подруга.

- Где мама? Что с ней случилось?

В ответ сумбурные невнятные слова, среди которых громом грянуло «Внезапная остановка сердца…». Дальше Люда ничего не слышала.

- Это я, я виновата. Прости меня, мамочка, - шептала сквозь рыдания Люда.

Я познакомилась с Людой спустя много лет после этих событий. Мы оказались на работе в одном НИИ: я - в редакционно-издательском отделе, а она -  в библиотеке. Ей было тогда лет под сорок. Миловидная, доброжелательная, улыбчивая. О ее личной жизни никто ничего не знал. Она об этом никогда не распространялась. Известно было только то, что она не замужем, и детей у нее нет. Помню, всех тогда удивляла Людина способность радоваться чужому счастью. Известно, что сострадать умеет большинство, а вот сорадоваться - много ли таких найдется? В то время, о котором я пишу, у Людиной соседки по лестничной клетке родилась дочь. Сколько же было ликования и восторга у Люды по этому поводу! Казалось, это она сама родила Мариночку. Приданое малышке, распашонки, костюмчики, погремушки, игрушки – чего только Люда не накупала малышке.

- Что ты столько денег тратишь на чужого ребенка?! – пытались урезонить ее коллеги.

- Да, Мариночка у меня самая родная, - сияла в ответ Люда.

Мое знакомство с Людой было непродолжительным. Как-то осенью она простудилась, охрипла и совсем потеряла голос. Потом выяснилось, что это - не простуда. На этот раз рак, в прямом смысле, схватил Люду за горло. И опять больница, операция и инвалидность. На работу Люда больше не вышла. А вскоре и я уволилась из НИИ.

Года два тому назад я случайно встретила бывшую сотрудницу теперь уже бывшего НИИ, где когда-то мы работали вместе с Людой.

- Не знаешь, как Люда? – спросила я, боясь услышать страшный ответ.

- У нее все хорошо. Здоровье, Слава Богу, в порядке. Можно сказать, врачи ее с того света вытащили, - ответила бывшая сотрудница. - Люда теперь растит внуков.

- Как?

- Помнишь, девочку Мариночку – дочку Людиной соседки? Так, вот. Мариночка, по совету Люды и не без ее участия, окончила Суриковское училище. Работает дизайнером. Вышла замуж за архитектора. У них родилось двое детей. Живут в коттедже в Подмосковье. Люда - с ними. Она - любимая бабушка и главный советчик. Внуки в Люде души не чают, а она их, конечно, балует. Люда счастлива, - подытожила свой рассказ моя собеседница и добавила: «Вот такая история».

2010 год