Счастливая неудачница, или жизнь на бегу

                Все, что ни делается, все к лучшему.

У одного из моих любимых писателей, Вадима Шефнера, есть замечательная повесть «Счастливый неудачник», о мальчике, с которым постоянно случались всякие неприятности, из которых он выходил более или менее благополучно. И я частенько задумываюсь – кто я – неудачница, которая сменила двадцать четыре места работы, восемнадцать квартир, да и замужем в третий раз, или необыкновенно везучая женщина, которой везёт на хороших людей и на  приключения? Ответ зависит от настроения, но в целом, по большому счету,... да, пожалуй, счастливая неудачница!

Hачалось все с того, что я – «возрастная задержка»  - такой диагноз поставил моей сорокалетней маме врач.  Времена были тяжёлые, у родителей уже росли двое детей – 13-летняя девочка и 6-летний мальчик. Мама, как хоть и бывшая, но ЧСИР (член семьи изменника родины), работать по специальности --  картографом -- не могла. Папу, после немецкого плена, на работу в Питере тоже не брали, и ему удалось устроиться в глубокой провинции на небольшую зарплату. Так что третьего ребёнка не планировали и не ждали.  Если бы в те времена не были запрещены аборты, скорей всего я бы этих строк не писала. Мама была в панике – они жили впроголодь на одну зарплату вчетвером, кроме того опять начались посадки – брали «повторников», тех, кто уже отсидел. Пережив потерю первого мужа (они были женаты всего неделю, когда его взяли, как «американского шпиона» и дали «10 лет без права переписки» - т.е. расстрел), смерть новорожденного сына, собственное, хотя и недолгое заключение, мама смертельно боялась, что новая волна репрессий захватит папу.  Тут уж не до детей. Но «задержка» зашевелилась, а потом и родилась.   Повезло. Мне, но как потом оказалось, и родителям.
 
Через несколько месяцев после моего рождения случилась страшная трагедия. Наш сосед по коммунальной квартире, как бы теперь сказали «трудный подросток», Федька, толкнул моего брата под проходивший трамвай. Не знаю, как бы пережили родители это горе, если бы не было маленького существа, которое нужно было кормить, купать, пеленать. Мама говорила, что самим фактом своего существования я спасла если не её жизнь, то разум.  Рана затянулась, но не зажила до конца жизни моих родителей.  «К счастью,» я росла ребёнком болезненным, со мной много нужно было возиться, и все это отвлекало маму от её горя.

Пропустим безоблачное детство и счастливую юность –хотя мне продолжало везти – по слабости здоровья, я как минимум четыре-пять месяцев проводила вне города – летом в деревне, осенью с октября по декабрь на Кавказе, в благословенной Пицунде. Та же слабость здоровья и тенденция падать в обмороки избавили меня от экзаменов в восьмом и десятом классе, да и учителя относились ко мне бережнее, чем к другим – ещё, грохнусь у доски, лучше уж не трогать. Впрочем, несмотря на многочисленные пропуски, училась я легко и хорошо, и поступила на филфак ЛГУ хотя и со второго захода, но без особых терзаний.

Поступила я на вечерний – за год, который я работала переводчиком  в отделе технической информации мне понравилось иметь свои деньги, хотя к этому времени папа давно уже был профессором и доктором наук  и никакой необходимости работать у меня не было. С одной стороны, сейчас думаю – дура, могла ещё лет пять спокойно учиться, веселиться, а с другой  - нет, все правильно, потому что мы – вечерники  - не считались военнообязанными, как все остальные филологи, у нас не было военной кафедры, да и остальной мути, типа физкультуры и всяческих  общественных наук было гораздо меньше.  В те времена я и не помышляла об отъезде, но теперь, задним числом, радуюсь, что мне не пришлось разбираться с военкоматом при выезде.

Ну-с, безоблачная юность кончается с появлением на моем горизонте «усов, часов, пилотки» - некоего молодого человека, который очень любил рассказывать «Иду я как-то по Рипербану» и к месту и ни к месту  вворачивать, что его папа был когда-то министром. Как-то меня это не насторожило - куда важнее были голубые лучистые глаза с огромными ресницами, нежный румянец, и пресловутые усики – я всегда была и есть неравнодушна к мужчинам с растительностью на лице. Короче, мы влюбились с первого взгляда, хотя встретил он меня с мокрыми штанами в руках – стирал (в скобках замечу, что за восемь лет нашей семейной жизни я его больше за этим занятием не видывала – так уж повезло в первый раз).
 
Встретились мы, опять же, благодаря случаю: если бы я не одолжила свой конспект однокурснице, если бы эта балда не забыла мне его привезти  на занятия, если бы мне не надо было сдавать зачёт, если бы однокурсница не жила у черта на куличках, если бы мама согласилась отпустить меня одну в восьмом часу вечера, если бы на тех же куличках  не жила её давняя знакомая, если бы мама не предложила зайти её навестить, если бы знакомая не была  на даче, если бы молодой моряк с усами, глазами и пр. – см. выше, не открыл нам дверь с мокрыми штанами в руках.... то моя жизнь сложилась бы совсем иначе! 

Но что случилось, то случилось. Я была на втором курсе ЛГУ, он на втором курсе Макаровки, и несмотря на пламенную любовь, мы договорились подождать с женитьбой, пока не кончим наши вузы. Ха – я-то бы подождала, мне не к спеху, но ненаглядный вытерпел только три месяца и примчался просить моей руки у родителей, на что мама резонно посоветовала ему решить этот вопрос сперва со своими. И вот тут началось!  Монтекки и Капулетти нам в подмётки не годились. Бывший министр и госпожа бывшая министерша встали на дыбы – бесприданница! Ни дачи, ни машины, квартира двухкомнатная... У ненаглядного отобрали ключи от папиной Победы и под страхом гипертонического криза у мамы и вечного проклятия папы ему запретили со мной встречаться.

Но – что такое родители против ломовой любви?! Мне было предложено бежать в Ригу и тайно жениться там, но я отказалась, не желая обижать своих, к тому же,  меня начали одолевать сомнения, стоит ли связывать свою  жизнь с человеком, чьи родители так яростно настроены против меня. Я - девушка гордая, себе цену знаю, да и замуж мне вовсе не хотелось.  Короче, решили подождать, встречались тайно от его родителей, и все это было ужжжасно романтично. Подружки мои просто обмирали  –  такие страсти, такие препятствия, тайное свидание с папой жениха, которое сделало его нашим скрытым союзником, серебряное обручальное колечко  на моем пальце, стихи, цветы, слезы, и угрозы самоубийства. В общем, все наши девичьи посиделки проходили как ночи Шахразады, со мной в главной роли.

В итоге, в мае месяце мой ненаглядный решил сделать ход конём. Он приехал на несколько праздничных дней из командировки, и предупредил меня, что мы встречаем майские у его друзей, но отказался сказать, у кого – мол, сюрприз. Приезжаем, дверь открывает средних лет женщина оказывается, его кузина. Она проводит нас в столовую и у меня подкашиваются ноги: во главе стола – папа. Рядом мама, первая папина жена, вторая папина жена. Дети и внуки от всех браков. Прочие родственники – человек 30 в общей сложности. Ненаглядный с порога заявляет: «Знакомьтесь, моя невеста». Выражение лица мамы описанию не поддаётся. Зато вся остальная родня страшно обрадовалась, начали нас поздравлять, кричать «Горько!»  Так я стала официальной невестой – себе на голову.

Только с возрастом понимаешь, что то, что в 20 лет принимаешь за любовь, чаще всего просто томление юных тел.  И что любовь действительно «не вздохи на скамейке и поцелуи при луне. »  Общность взглядов, интересов гораздо важнее пресловутой «химии», хотя, конечно, физическое влечение фактор немаловажный. До сих пор горько сожалею, что в мою молодость не было такого понятия, как бой-френд, и совместное проживание без штампа в паспорте было абсолютно для меня невозможно. В сущности, его родители были правы – мы не подходили друг другу. Его раздражала моя популярность, мне было стыдно от его бесконечных упоминаний о папе-министре, и очень скоро после свадьбы каждый из нас стал ходить в свои компании по одиночке. Я не могу жить без музыки – наш единственный совместный поход в филармонию был столь ужасен, что больше я таких попыток не повторяла. Первая часть концерта прошла под его непрерывный шёпот «Когда кончится эта тягомотина? Ну а буфет-то тут есть? » Со второй мы ушли....

Нам нравились разные фильмы, разные книги, разные люди.  Деньги, как это часто бывает, тоже стали предметом раздоров. У них в семье было принято копить – у нас тратить.  У нас был открытый дом – у них гости бывали крайне редко, да и то в основном «нУжники».  Короче, поводов для взаимного недовольства и непонимания было предостаточно. Тут бы нам и развестись..., но муженёк был офицером торгового флота и часто уходил в плавание, а за полгода все плохое забывалось, страсть вспыхивала с новой силой, и...

И на третьем году супружества я родила своего сына. Не обошлось и тут без приключений – тяжёлый токсикоз заставил меня сбросить десять килограммов и врачи напарили меня с декретом ровно на месяц, но как оказалось – все к лучшему: похудев, я бегала как серна, и в июне укатила на два месяца в Одессу купаться в море, чего бы я делать не стала, если бы знала, что рожать мне в начале сентября, а не в октябре.   

Активный отдых прекрасно подготовил меня к родам, и в ночь на второе сентября я стала мамой. Невозможно описать, что чувствуешь, когда в первый раз берёшь в руки почти невесомый свёрточек, продолжение тебя, и тем не менее уже совершенно отдельное существо, уже со своим характером и потребностями. Наверное, как и всякая мама, я могла  часами смотреть на крохотное личико с чёрной чёлочкой до глаз, восхищаясь невероятно смешными гримасами, и не переставая удивляться – неужели это МОЙ сын, неужели Я – дочка, сестра, племянница –и вдруг МАМА.

К сожалению, времени на любование практически не было. Муженёк был в рейсе (в скобках замечу, что его возвращение ничего не изменило), моя мама ещё в августе слегла с какой-то непонятной болезнью и кочевала из больницы в больницу, а когда была дома, то вставать не могла, папа, как всегда, работал по 12 часов в сутки и не только мне не мог помочь, но и сам, тяжёлый диабетик, требовал постоянного ухода и строгого режима, а я, кроме всего прочего, была на последнем курсе ЛГУ и впереди маячили госэкзамены и диплом. Жили мы на четвёртом этаже без лифта, о памперсах тогда и в книжках не читали, о наличии продуктов в магазинах писать не буду – кому за пятьдесят – небось помнят, а молодым это трудно представить.
Но – если заперта дверь, научишься лазить в окно – когда судьба загоняет в угол, ничего другого не остаётся, как приспосабливаться.   

Малыш страдал стридором – это недоразвитие бронхов, и первые три месяца не мог спать лежа, ну так мы спали сидя – я в подушках, а он торчком у меня на груди. У меня было много молока, настолько много, что каждый вечер я выливала в его ванночку не меньше литра, т.е. мне приходилось много сцеживаться, и я сцеживалась, разговаривая по телефону и читая учебники.  Сестра, приехав в гости, чуть в обморок не упала, увидев, что я кормлю малыша и одновременно читаю какую-то растрёпанную книгу – а что мне было делать, к зачёту готовиться надо и только по спецсеминару по Фолкнеру надо было прочесть 18 книг. Так что малыш всосал любовь к чтению и способности к языкам непосредственно с молоком матери.
 
А кто только у меня не сидел с малышом! Отбросив всякий стыд, я даже патронажной сестре говорила – пока вы тут его осматриваете, я быстренько сбегаю в магазин – и бежала.   Должна сказать, что мне всегда везло – вокруг меня были прекрасные люди. Приходили помогать мои подружки – давая мне час или два посидеть над курсовой или сбегать в библиотеку.   Помогали – по мере возможности – ведь все работали, у всех семьи – мои тётя и дядя, на две недели приехала сестра, когда я свалилась с пневмонией, был случай, что приехала даже папина лаборантка – он был на совещании, а у меня поднялась температура под 40 и я даже не могла от слабости взять малыша на руки. Угадайте, кто не приехал ни разу, и никак не помог? Да, правильно, родные бабушка и дедушка с папиной стороны  – Бог им судья.

Самым главным для меня человеком в тот момент оказалась совершенно посторонняя мне женщина – Нина Сергеевна – моя ей вечная благодарность. Даже не соседка – она гостила у моей бывшей учительницы по литературе, которая жила в нашем же доме, узнав о моей ситуации, она предложила мне помощь, и только благодаря ей я смогла благополучно сдать все экзамены  и написать диплом на «отлично».  Нина Сергеевна специально отложила свой отъезд домой, в Крым, до тех пор, пока мама не начала поправляться и не смогла хотя бы сидеть рядом с кроваткой.  Эта женщина, потерявшая в сталинской мясорубке всю семью, сама отсидевшая пять лет в лагере, несколько резкая, грубоватая, была чудом доброты и преданности. Да будет ей земля пухом! 
 
Помните анекдот: »Что всегда есть у советской женщины? – Так себе муж, гений ребёнок, сволочь соседка...» Это про меня. Ребёнок рос  и радовал ранними способностями. В год 3 месяца сказал: «Бабушка, душа моя, дай конфетку», чем немедленно заслужил целый кулёк конфеток «Мечта», несмотря на мои протесты. Бабушка с дедушкой – мои папа и мама – души не чаяли во внуке и воспитывали его с понедельника до вечера пятницы, потому что я пахала на 2х и даже 3х работах сразу. Очень трудно было устроиться филологу-германисту. Папа нас не баловал ни деньгами, ни подарками, и чтобы оплачивать съёмную квартиру, я должна была крутиться сама.
 
Так мы и жили – мы с сыном сами по себе, папаня – сам по себе.  Со временем я научилась не спрашивать, где он был и когда придёт. У меня был свой круг друзей, масса интересов, и муж воспринимался как нечто совершенно необязательное, но и не мешающее. До тех пор, пока я не встретила Его. Сыну было уже 6. Я работала преподавателем английского языка и литературы на курсах иностранных языков, и Он пришёл ко мне на экзамен.  Третий раз в жизни меня поразила любовь с первого взгляда – мы говорили о каких-то ненужных вещах, но нам обоим все было уже ясно... Через две недели я выгнала мужа – который тут же ушёл в рейс – спросила совета у сына – который важно заметил, что «дядя показался ему добрым и умным» и что он не возражает против того, чтобы он занял место папы – и соединилась со своим избранником.

Избранник был действительно умным, добрым, весёлым. Кроме того, он был диссидентом и сидел третий год в отказе  - т.е. перебивался случайными заработками, поскольку по специальности – программистом -  его нигде не брали. Старшему поколению не надо рассказывать, что такое «отказник, » но тем кто рос после Советской власти, возможно будет непонятно.

Объясняю на примере Избранника. Жил-был мальчик - чисто русских, северных кровей, безумно способный. Растили его мама с бабушкой, поскольку папа-помор вернулся в родную деревню на берегу Белого моря вскоре после рождения сына. Мальчик кончил школу с золотой медалью, затем Институт Космической Медицины, затем Ленинградский Университет по специальности программист – в те времена редкой и модной.  На работе познакомился с девушкой-еврейкой, на которой и женился, и они вместе стали мечтать, как оба уедут в Америку и он там станет ведущим программистом, а она будет воспитывать их детей. Они подали заявление на выезд на «историческую родину» в государство Израиль по вызову «двоюродного брата», которого никто из них и в глаза не видел. Как водится, обеих  тут же выгнали с работы, и Избранник начал содержать семью, работая сторожем, разносчиком железнодорожных билетов, грузчиком, и наконец, нашёл тёплое местечко шофёра на Октябрьской железной дороге – в его обязанности входило собирать и развозить по домам машинистов – сутки через трое.

Отъезд задерживался сначала из-за папы-помора  - до него было практически невозможно добраться, а нужно было письменное разрешение от всех родителей, детей, и бывших супругов  на отъезд, даже если папочку не видел 25 лет из 26 прожитых. Папа со скрипом, но дал разрешение, хотя и написал «особое мнение» о предателях родины. Затем выяснилось, что можно было и вообще не дёргаться  - папа-еврей написал «особое мнение» прямо в ОВИР с копиями в КГБ и горком партии, где рекомендовал посадить дочурку с зятем до их исправления, а также письменно заявлял, что не даёт, и никогда не даст разрешения на выезд.
 
Вот так люди становились отказниками – т.е. отщепенцами и изгоями. На нормальные работы их не брали, находились они под неусыпным надзором, почта просматривалась и так небрежно, что конверты в ящик попадали – если попадали – мятыми и рваными. В общем, жизнь была не сахар и главное, без всяких перспектив. В довершение, жена, выходившая за подающего надежды программиста, совсем была не в восторге от безнадёжного шоферюги, который к тому же, по обычаю русских мужиков, начал попивать с сотоварищи. Короче, на момент нашей фатальной встречи, Избранник был холост, проживал в одной комнате с мамой и бабушкой (квартира осталась бывшей жене), и работал шофёром. Но мысль об отъезде его не покидала, хотя рвался он не в Израиль, а в Америку, отсюда – курсы иностранных языков и Судьба в виде меня.

Когда Избранник поведал мне свою горестную повесть, душа моя переполнилась не только любовью, но и жалостью, и я поклялась помочь ему вернуться к нормальной жизни. На разговор об отъезде сразу сказала, что об этом и речи быть не может, что родина у человека одна, ну и так далее. Поэтому мы решили не регистрироваться – потому что Избранник честно сказал мне, что Америка – это мечта всей его жизни, и если начнут выпускать, то он уедет. Тогда это казалось бредом сумасшедшего – к 79 выезд практически закрыли, да и в глубине души я надеялась, что его взгляды переменятся.

Связи у меня были довольно обширными и устроить его программистом мне удалось без особого труда. Избранник быстро пошёл в гору – он был действительно очень талантлив. Жизнь была бы совершенно райской, если бы  не абсолютная ненависть моих родителей к моему новому мужу и не продолжавшиеся возлияния – нужно было то «обмыть» новую работу, то начало проекта, то его завершение...  С родителями поступили просто – мы с сыном общались с ними на их территории. С возлияньями было сложнее.

К тому же родное КГБ не дремало – примерно через полгода после устройства на работу в квартире мамы Избранника раздался звонок из «домоуправления» и некто поинтересовался местом работы т.***, кое  ему тут же сообщили. Через три дня Избранника «сократили», хотя очень важный проект был близок к завершению и доделывать его было некому, кроме Избранника. С этого момента у нас установилась некая рутина – неделя заливания горя, месяц поисков новой работы, полгода – восемь месяцев нормальной жизни, очередное «сокращение» и все по новой. В промежутках между программистскими работами мы уже вдвоём занимались разноской билетов, перевозкой мебели и другими интересными делами. Я и всегда работала как минимум на двух работах – преподавание и переводы, а тут начала ещё стучать на машинке на двух языках – за библиографию с иностранными названиями платили 2-3 рубля за лист.

Много ещё было всяких приключений – перефразируя О.Генри – мою жизнь можно было сравнить с приключениями Уны, Иова, и Красной Шапочки. Но время летит -- грянула перестройка, начались новые надежды и планы. И вдруг Избранника пригласили в ОВИР и предложили незамедлительно убираться на историческую родину. Тяжёлый был разговор, но мы решили, что так будет лучше – он едет, мы остаёмся.  Я все ещё жила иллюзиями, страстно следя за перипетиями Иванова и Гдляна, восхищаясь смелостью Невзорова, в первый раз в жизни читая политические статьи, в первый раз собираясь действительно голосовать, внимательно слушала предвыборные дебаты.

Избранник уехал, дав повод для искренней радости моим родителям, а я окунулась с головой в работу, разработала ускоренный курс английского языка для отъезжающих, которых оказалось очень много, и начала зарабатывать бешеные деньги – 2000 рублей в месяц, когда зарплата учителя была 150.  Мой курс стал пользоваться большой популярностью, желающие записывались за полгода, и я не очень переживала, когда мне предложили уйти из школы по собственному желанию за «религиозное разложение детей» - перед очередным  походом в Эрмитаж  мы читали и разбирали некоторые библейские сюжеты.

Время шло.  Иллюзии развеивались. Сквозь улыбки демократов начали просвечивать оскалы партийных функционеров, телевизионные дебаты вызывать тошноту – депутаты спорили до хрипоты о том, где поставить запятую, а серьёзные вопросы оставались нерешёнными. Бывший Избранник письмами не баловал, и по некоторым признакам я догадалась, что он опять вернулся к испытанному способу лечения депрессии. Потом разом произошли два события, которые окончательно развернули меня в сторону Запада.

Во-первых, моего сына отказались брать в девятый класс английской школы, в которой он учился, мотивировав это тем, что «шибко он у тебя умный», а во-вторых, мы с ним как-то мирно сидели на лавочке в Репино и читали, когда мимо нас прошли два гегемона, с такой злобной ненавистью бросившие в нашу сторону «Сидят. Почитывают, интеллехенты хреновы», что меня продрал мороз по коже. Нет, я не была увешена брильянтами, а сын мой не был одет «по фирмЕ», что могло бы раздражать людей  других финансовых возможностей. Кроме очков на носу и книжек в руках, мы ничем не отличались от окружающих, но вот именно это – книга и очки – нас сразу поставило в оппозицию к «правящему классу»  и я поняла – надо бежать, потому что при таком умонастроении народа до криков «На фонарь!» не так уж и далеко.  Так появилась цель «спасать ребёнка», а где цель, там и средства.

Самым трудным и страшным казался мне разговор с родителями. Они души не чаяли в моем сыне, да и я, несмотря на все наши противоречия, была любимой дочерью. Представляете моё облегчение, когда мама сама завела разговор о том, как быть – сын растёт, скоро 15, через год будут ставить на воинский учёт, а там и армия на носу. Я честно сказала, что меня от отъезда, или по крайней мере попытки к нему, удерживает только мысль о них. Мама, моя мудрая мама, сказала мне:  «Мы своё уже отжили, спасай сына. Если вам будет хорошо, то будет хорошо и нам.» И я начала действовать.

Бывший Избранник устроил мне вызов в гости с сыном к достойной семейной американской паре. Как ни странно, ОВИР одобрил, не без скрипа, и добавил сына, как несовершеннолетнего, в мой загранпаспорт. Собеседование в консульстве я прошла без сучка и задоринки, и вожделенная виза В-1 стала красоваться в моей краснокожей паспортине уже в марте 1990 года, с конечной датой 28 августа. Я понеслась в Аэрофлот за билетами. «Билетов нет. Можем поставить вас на очередь. Звоните, узнавайте» Звоню, узнаю апрель, май, июнь – билетов нет и очередь не двигается, я по-прежнему номер 600 с чем-то, хотя самолёты летают. Тут меня начало трясти. Я понимала, что второй раз фокус может не удасться.

Но и тут мне опять повезло. У меня когда-то был ученик, юноша на редкость высокой проходимости, который при знакомстве всегда, называя свою фамилию, скромно добавлял «протезист». Меня он называл «тичер» и хотя занятия наши с ним давно закончились, мы общались домами и, можно сказать, дружили. Так вот, видя «Мишкину тоску, а он в тоске опасной», мой Ученик сказал мне: «Тичер, чего ты так с ума сходишь? Делай мне гостевой вызов, а я нам всем троим сделаю билеты». Какой гостевой? К кому? Я сама еду в никуда.  «Ничего, тичер, прорвёмся. Ты делай». И я сделала.

За билеты мне пришлось выложить кругленькую сумму в 18 тысяч рублей  - по 6 с носа плюс 6 на лапу (впрочем, зная Ученика, подозреваю, что билет ему оплатила я). Билеты были на 21 августа и летели мы через Москву. Выкупать их надо было за три недели от вылета и деньги были уже приготовлены, естественно крупными купюрами, как вдруг родное государство подложило свинью – объявило, что больше купюры 50 и 100 рублёвого достоинства нигде приниматься не будут, а подлежат обмену в сберкассах, но не более как 2 тысячи зараз. Объявили, скажем, в среду, а за билетами надо в пятницу. У меня истерика, но – спасибо родным и друзьям, организовали спасательные работы. И к пятнице 18 тысяч в мелких купюрах были надёжно укрыты в «ксивнике» на груди – предосторожность не лишняя, так как подходя к хитрому домику на Невском, где мне, почему-то там, а не в кассе, нужно было получать билеты, я обнаружила, что моя сумочка порезана. К счастью, ничего ценного, кроме футляра для очков, там не было. Представляю разочарование вора!

Летом 90 я прощалась – с городом, с друзьями, с родными. Ещё в июне родители сделали нам с сыном подарок – заказали нам и папе билеты на рейсовый теплоход по Волге, и мы прошли по Ладоге, по каналам, по Волге до Нижнего Новгорода, папиной родины, где он не был с юности. Тихие волжские плёсы, зелёные берега, ободранные шпили затопленных церквей, сбегающиеся к пароходу в надежде что-нибудь купить в пароходном буфете жители прибрежных деревень, приземистые, вековые лабазы Череповца и Ярославля, пахнущие тиной шлюзы, крики чаек над Онегой...  Рассказы папы о его детстве, юности, о войне, которую он начинал старшим лейтенантом, ранении в августе 41, о  брошенном госпитале, начальник которого сказал раненым «Спасайтесь кто как может» и уехал на грузовике с продуктами, о нечеловеческих испытаниях, которые он вынес, загипсованный по пояс, уползая в лес от наступавших немцев, о добрых людях, которые спрятали его в землянке и кормили до ноября, о том гаде, который обещал вывести его к партизанам, а сам привёл немцев, о двух годах в лагере в Даугавпилсе, о бегстве из лагеря, когда стала слышна артиллерия наших, о пятидневном броске через болото, где он почти сутки сидел в воде, чтобы его на унюхали собаки ( до конца дней он не выносил немецких овчарок), и наконец, о переходе через фронт и встрече с мужем двоюродной сестры, который в чине подполковника командовал полком, в расположение которого вышел папа – в первый и последний раз папа говорил о войне, не той, о которой мы читали в книгах, а той, которую он выстрадал сам, в грязи, крови, вшах, и боли, где были не только герои и предатели, а и просто смертельно испуганные люди, который могли мгновенно стать либо тем, либо другим.

Все ближе день расставания – навсегда. В 90 заграница была ещё «тем светом» - оттуда возврата не было. Для большинства знакомых и для первого мужа и его родни мы просто ехали в гости. «Министерский сынок» окончательно определился с выбором и  беззастенчиво делал карьеру «комиссара», намекая на свои связи в «Большом Доме» (штаб-квартира КГБ в Питере), и я опасалась, что пронюхав о моих планах, он зарубит визу сыну - не потому, что очень любит – они виделись раза два в год, а чтобы на его карьере не отразилось. Так что подготовка шла в обстановке глубокой секретности.

Не могу сказать, что я с радостью отряхивала прах  родины со своих ног, но как нарочно, все, что происходило, лило воду на ту же мельницу: то мне пришлось почти месяц выколачивать деньги, причитающиеся мне за работу по договору, то без объявления отключили горячую воду на два месяца, то с сына среди бела дня сняли куртку, да ещё и дали пару раз за «жидовскую морду»(папанина прабабушка была еврейкой и на лице ребёнка  это отразилось неславянским носом – впрочем, нос ещё мог быть турецким – другая прабабушка была прадедушкиным трофеем после Шипки). В общем, все мне говорило «Пора!»

Для описания процедуры таможенного досмотра и посадки в самолёт мое перо не годится – тут нужен Данте или Стивен Кинг! Но мы все прошли – и полетели... И тут меня затрясло: что я делаю? Лечу с несовершеннолетним сыном, двумя чемоданами и 30 долларами в кармане в никуда. Избранник может встретит, а может и не встретит – мы, в сущности, разошлись, и вызов он мне делал «по дружбе». Люди, которые меня вызывали, меня не ждут, и помогать мне не собираются. В Нью Йорке, Нью Джерси, и Бостоне есть мои бывшие ученики, но мы им нужны?  Рядом сидит ещё один Ученик – с золотой цепью в палец толщиной на шее, но это не помощь и не поддержка... В общем, за 11 часов полёта я много передумала, и только присутствие сына удерживало меня от полновесной истерики.

«Только прилетели, сразу сели», опять паспортный контроль, багаж, и – о радость – знакомые лица: Избранник с сотоварищем. У них машина, они приехали нас встретить, нас отвезут в Джерси, город Асбюри Парк на самом берегу океана. У Избранника там студия – это не то, что я подумала, и к художникам отношения не имеет, это такая квартира, совсем однокомнатная – кухня, спальня, гостиная, прихожая в одном лице. И мы там можем пожить, пока не не оглядимся...

Очумевшая от перелёта, от чужих запахов, от новых впечатлений, от встречи с человеком, который десять лет был самым близким, а потом вдруг чужим, я с трудом въезжала в то, что мне говорили. Вероятно, Избранник тоже был в отключке – потому что мы три раза проезжали не в тот туннель, и вместо Бруклина, где мы должны были оставить сотоварища, нас выносило в Джерси, и мы опять платили толл...

Нельзя в одну реку войти дважды – но можно во второй раз безумно влюбиться в одного и того же человека. Не знаю, что бы я делала, если бы заранее знала все, что будет потом – бежала бы без оглядки или, наплевав на последствия, так же наслаждалась бы невыразимым счастьем первых дней любви, счастливым осознанием, что вот она, твоя вторая половина, и вместе вы одно целое, что любишь безоглядно, и любима также. Я счастливая женщина – я ни разу в жизни не испытала безответной любви (если не считать мальчика Юру в пятом классе). Но ведь не даром говорят – будь осторожен, когда чего-то желаешь, ведь твоё желание может и исполнится. Моё исполнилось – мы оказались вместе в «земле обетованной.»

Однако, и в раю, как известно, водятся змеи, да и яблочки бывают червивыми. Жизнь вчетвером в студии (не забудьте Ученика) не располагала к интиму. Избранник работал шофёром у некоего Зуки, который быстро и заслуженно приобрёл кличку «Зука американская», и доставлял грузы, состоявшие из очень странных вещей – бронзовых жирафов почти в натуральную величину, «цветочков» из презервативов, футболок с лампочками, и прочей дряни, которая почему-то проходит как «подарки» или «сувениры», а также золотых и серебряных цацeк в 15 торговых точек  в 6 штатах. Обратно он вёз сумки с наличными, и тогда, по нашей наивности и неосведомлённости, нас это совершенно не удивляла. Только спустя четыре месяца, пообщавшись с аборигенами, мне пришло в голову, что «жирафы» скорей всего были не основным товаром.

Первая моя работа, конечно, нелегальная, была на складе у этого самого Зуки за 5 долларов в час - бирочки писала и вешала на всякую дребедень. Пока не было машины, на работу добиралась 1.5 часа на 2х автобусах. Потом меня повысили - доверили сопровождать груз - доставляли мы его в   Нью Джерси, Коннектикут, Род Айленд, и Массачусетс. Заносило так же и в Нью Гемпшир и Мэн.  Хорошая была работа - платили мало, зато еда и путешествия за счёт компании. По выходным сын ездил с нами и мы очень неплохо изучили все Восточное побережье.

Сын пошёл в 9 класс и уже в октябре стал "Учеником месяца" – что не сделало его любимцем публики среди аборигенов, тем более что он был единственным белым в классе. Нам было весело и хорошо втроём (ученик вернулся восвояси через три недели, когда понял, что «здесь хужее, чем у нас, здесь работать надобно». Денег, правда, практически не было – жили на 150 долларов в неделю – это на коммунальные услуги, питание, и пр. – за квартиру Зуки вычитал прямо из зарплаты и как выяснилось, драл с нас вдвое.

Питались в основном с распродаж, бананы 7 центов фунт, ветчина 75 центов, куриные ножки 19. Меня от всего этого до сих пор воротит.  К счастью, в поездках еду нам оплачивала компания, и я до сих пор с благодарностью вспоминаю Hilltop ресторан, что на первой дороге в Саугусе за Бостоном – там один обед кормил нас троих. Салат там подавали в тазике, а бифштекс свешивался с большой тарелки. Еще был любимый ресторан на 84 дороге между Хартфордом и Бостоном – там давали любую книгу на выбор в придачу к заказу. Кое-какие книжки у меня до сих пор есть.

Однако, время шло и все настойчивее думалось о легализации.  Куда пойти вновь приезжей русской за советом? Правильно, в церковь. Приходим мы в собор Александра Невского в Хоуэлле, Нью Джерси - батюшка представляется: "Отец Валерий, белогвардейская сволочь." Дескать, мы кагебисты и большевики. Ну мы туда больше не ходили. А в Толстовский Фонд в Нью Йорке меня даже дальше двери не пустили, через окошечко разговаривали. Надо к адвокату идти, стал быть деньги копить, из уже вышеупомянутых 150 долларов в неделю. Поясок затянули туже некуда, а тут уже и осень, холодает, хоть и не как в Питере, но зима на носу, а мне всю тёплую одежду из чемоданов повыкидывала таможня.

Помогли евреи: сын у меня на 1/8 еврей по папе и внешность ухватил, так что меня вызвал в школу его адвайзор - советник и говорит: "Почему вы не идёте в Джуиш Фэмили Центр?" Я говорю: «Мы вообще-то иудаизм не исповедуем.»  "Не важно, идите и вам помогут." И правда, ни о чем нас не спрашивали, доказательств не требовали, а помогли продуктами, постельным бельём, и одеждой. И ещё три года нам шли приглашения получить подарок на День Благодарения, Хануку, и Рош Хашану. В подарок обязательно входила индейка, и все к ней прибамбасы – ямс, тыквенный пирог, рис, клюквенное варенье, ну и разные соки, консервы, и т.д. – ящичек получался неслабый, мне не поднять.

А ещё товарищи по работе - американцы, когда узнали, что мы на полу спим, притащили кровать, белье, посуду.   Очень грело душу такое внимание – мы ведь им были никто, даже не единоверцы, причём хорошо отнеслись не только евреи и белые, но и черные. Приглашали в гости, спрашивали, чем могут помочь.

В школе сына спросили, не хочет ли он заниматься основами иудаизма. Он со мной пришёл посоветоваться и я ему сказала: «Ты уже взрослый. Основам православия тебя учили в воскресной школе. Но если тебя интересует иудаизм – конечно, учись. Придёт время – сделаешь выбор.» К нему прикрепили мальчика постарше и стали они заниматься. Не берусь сказать, насколько мой сын усвоил основы иудаизма, но вот американский школьный слэнг впитал моментально.  Из положительных моментов этих занятий можно ещё отметить приглашение на шаббес и на Хануку – очень мило посидели с семьёй «учителя».

Довелось также познакомиться и с соотечественниками, да ещё питерцами. Незабываемой оказалась наша первая и последняя поездка с ними в Нью Йорк. Эта семья жила в Штатах уже несколько лет. У них было две приличные машины, неплохая квартира с полированной стенкой, оба работали. В России, по их словам, они были «сенбернарами»(помните анекдот про двух болонок на Брайтоне, которые в России были сенбернарами?) - муж - главным инженером номерного завода, жена  - замдиректора Гостиного Двора. К ним в гости приехал её папа и они хотели посмотреть «Большое Яблоко», но поскольку оба боялись вести машину, пригласили Избранника в качестве шофёра (ну и нас за компанию).

Причитания начались сразу по выезде из города – не гони, осторожнее, не поцарапай, не поворачивай... пока Избранник не взбеленился и не предложил либо повернуть, либо одному из них сесть за руль.  Потом подъехали к толлу – в те времена это стоила, кажется, $3.50 – и у папы случилось предынфарктное состояние. Он начал переводить доллары в рубли, рубли в товары, и получилось, что за въезд в Нью Йорк он мог купить не помню что, но чуть ли не дублёнку. Не повернули только потому, что уже потратили деньги на бензин.  Узнав, что за парковку везде надо платить, решили из машины не вылезать, и смотреть только из окошечка. Покатав компанию по Манхэттану и сделав пару остановок (причём, чтобы не платить 25 центов за парковку, то муж, то жена жертвовали собой и сидели в машине) мы привезли их в Чайна-таун и сказали, что хотим закусить. Увидев вытянутые лица, мы заплатили за час парковки, и пошли в кафешку, где за доллар можно было выпить чашку приличного кофе с пирожком. Когда вернулись, то выяснилось, что компания никуда не ходила, а ела в машине припасённые с собой бутерброды, которые, видимо, при нас есть не хотели, чтобы мы не стали претендовать на угощение.  Стоит ли говорить, что больше мы не общались.

Наконец, удалось подкопить денег  и мы пошли к адвокату , который накормил меня баснями про то, как за полгода он устроит мне «зелёную карту», дал совет срочно жениться,  и взял 300 долларов.  Наконец-то Избранник сделал из меня «честную женщину» в Семейном Суде Квинса, штат Нью Йорк. Закончу сразу историю с адвокатом – через пару недель, поговорив с разными людьми, я поняла, что  парит он меня - невозможно за полгода гринкарту сделать. Пошла к нему, вытрясла из него $150 обратно и с тех пор к адвокатам ни ногой - все сама.

Пошла в иммиграционное управление, взяла пакет бумаг на политубежище и села их заполнять. Инструкции есть - только следуй им точно. Была у меня ещё подруга-американка - мы с ней 20 лет переписывались, и она меня познакомила со своей бывшей хозяйкой, владелицей ювелирного магазина в Манхэттене. Нужно мне было документы на машинке заполнить - так они приличнее выглядят, и я пошла к этой даме, Р., попросить у неё машинку попользоваться. Она мне говорит: "Иди печатай, если разберёшься, она у нас два года стоит, никто разобраться не может." Ну, я пошла, инструкцию прочитала, напечатала, что мне нужно, выхожу, а она
спрашивает:"Ну что - не получилось?" Я отвечаю: "Почему же - вот, напечатала." И так она на меня задумчиво уставилась - чувствую, работу предложит.

И предложила - через два месяца, когда я работу на складе потеряла. В общем, купила она меня с потрохами - поскольку карточки социального страхования без которой на работу не берут  у меня ещё не было - я  её только в июле получила. И начала я пахать. Пять лет я у неё проработала, из секретарш в менеджеры галереи выбилась, ну и зарплаты ей пришлось мне прибавлять - это-то  её и погубило. Характер у неё был мерзкий, народ уходил пачками - я оставалась. Я за 5 лет натренировала 24 человека. Ну, стала я 35 тысяч получать с бенефитами /американцу бы за такую работу тысяч 70 платили бы/. А тут случилось так что весь магазин кроме хозяйки слег с гриппом, у меня неделю 40 держалось. Ну я и посылаю сына, он тогда по вечерам работал, 18 лет ему было, иди мол помоги Р., а то как она там одна. А через три дня она поняла, что он может делать все то, что и я на компьютере /я одна в магазине в компе разобралась/ и присылает мне мои вещички под предлогом, что у меня нет справки от врача, а может я и не болею. А какая справка, когда я не то что с 4 этажа сползти, а до сортира дойти не могу, а визиты на дом здесь не делают. Короче, взяла она сына, а меня выкинула. Здорово это меня подкосило - я ведь к ней привязалась, но и урок был хороший: думать надо о себе в первую очередь. Ей, правда, потом не сладко пришлось – разорилась девушка. С магазином пришлось расстаться. Но все это было много позже, а пока...

Параллельно с работой развивалась и личная жизнь... Как только кончился рождественский сезон, мы с Избранником стали Зуки не нужны. Собственно говоря, мы и сами стали искать работу, потому что мне было очень стремно возить сумки с деньгами, в которых порой было по 80-90 тысяч. Так что работа в антикварном магазине была просто подарком судьбы, тем более, что Р. предложила легально оформить Избранника, с тем, чтобы работала я. Через пару недель выяснилось, что он тоже должен присутствовать в офисе «для легальности». Короче, в лучших традициях капитализма мадам поимела двоих супер-квалифицированных работников за одну нежирную зарплату в 300 долларов в неделю. Тем не менее, зарплата нам позволила снять двухкомнатную квартиру в Квинсе и содержать машину марки Юго, которая честно отвозила нас целый год за те 800 долларов, которые мы за неё заплатили.

Я активно искала работу программиста для Избранника – сам он как-то разочаровался в Америке и свободное время проводил не у компа, который ему купили с целью изучения американских программ, а у телевизора, выискивая пороки местного общества. В июне 1991 года я получила статус «подавателя на политическое убежище»(applicant for political asylum), карточку социального страхования, и соответственно могла официально пользоваться своим правом на работу. Избранника уволили, работу он не искал, сидел на пособии по безработице – и очень быстро вернулся к привычному занятию – пьянке. Даже то, что мы смогли пригласить его маму и она три месяца жила у нас, его не останавливало. После  её отъезда стало совсем хреново. Все мои попытки его лечить – походы к Анонимным Алкоголикам, к психиатру, обращения к русским экстрасенсам – все было бесполезно. Дошло до того, что я спала с сумочкой под подушкой, после того, как он утаскивал у меня чековую книжку, про деньги не говорю. Жизнь стала адом – сын почти перестал ходить в школу – нужно было караулить Избранника и квартиру. Один раз сыну пришлось его стаскивать с рельсов метро, другой раз мы вошли в заполненную газом кухню – чайник залил огонь. Пошли невероятные счета за телефон – в пьяном виде он звонил часами в Россию. Хозяйка потребовала, чтобы мы съехали – и я  её понимаю. Я нашла квартиру, заняла деньги на депозит, и переехала с сыном, выставив Избранника на улицу.

Не буду подробно описывать следующие три года.  После первого раза, Избранник взял себя в руки – пошатавшись месяц по улицам, он пошёл в католический шелтер, где его месяц приводили в порядок, потом перевели в психиатрическую больницу, где его стали лечить от депрессии, биполярного синдрома, и алкоголизма. Через три месяца ко мне в дверь постучал тихий и трезвый человек, которому я помогла найти комнату, работу он нашёл сам. Короче, через полгода мы были опять вместе. Он выдержал год. Но однажды, придя с работы, я увидела на столе вскрытое письмо из Иммиграционного Управления, в котором мне отказывали в политическом убежище. Избранника не было дома, он явился вдрызг пьяный- и понеслось...

К счастью, за год его трезвости я успела вызвать в гости моих родителей, и это были последние три месяца, когда мы их видели. Папа умер в 94, мама в 98, и за все эти годы ни они к нам, ни мы к ним не смогли приехать. Их приезд ко мне был чудом – весной  92 года мы жили на мои 300 в неделю втроём, и денег на билеты у меня не было. Родительские сбережения превратились в пыль. Но у меня было чёткое ощущение – сейчас или никогда, и я сделала родителям вызов и велела им оформлять паспорта. Как известно, 14 апреля – день сдачи налоговых деклараций. В тот раз я заполняла декларацию сама в первый раз в жизни и по моим расчётам я оказалась должна около 100 долларов. Я дала свои бумажки на проверку приятелю – адвокату по налогам, и он меня заверил, что все правильно и я могу посылать декларацию. Что меня кольнуло ещё раз просмотреть все бумаги и инструкции – не знаю, не иначе Божье Провидение, но я выяснила, что как глава семьи с несовершеннолетним дитём я имею право на льготы и государство мне должно 950 долларов. Угадайте, сколько стоили билеты для родителей?!

Три месяца нашей совместной жизни были сладко-горькими. Когда я увидела папу в аэропорту, я пришла в ужас. Он был настолько отёкшим, что ноги не влезали в туфли и шёл в них как в шлёпанцах. Вообще, вид его был настолько больным, что я в панике сказала маме: “Что ты сделала? У меня же нет денег его лечить!” Но мои страхи оказались напрасными – за неделю папа пришёл в норму – на тех самых «ненатуральных» продуктах, о которых уже столько писалось. Я не могла покупать органические продукты, когда одна должна была кормить пятерых. Покупала все с распродаж, самое дешёвое. И тем не менее, родители настолько поздоровели за эти три месяца, что папа ещё полгода в России не имел проблем со здоровьем.

Нью Йорк – город богатый дешёвыми развлечениями. Во всех музеях есть бесплатные дни или часы – Метрополитен, Уитни, Гуггенхайм, Музей индейцев, Музей естественной истории, музей Рериха – все было тщательно изучено. По выходным мы ездили по окрестностям – Палисады и Верхний Гудзон, Лонг Айленд и Арборетум, Кэтскильские горы, Поконо, Нью Джерси... К сожалению, не смогла дать возможность папе, геологу, посмотреть Большой Каньон - мечту всей жизни. Богатая геологическая коллекция Музея Естественной Истории его несколько утешила.
 
К этому времени я обросла друзьями – американцами, и родители мои с удовольствием с ними общались с помощью меня и сына в роли переводчиков. Самое яркое воспоминание – празднование Дня Благодарения.  Моя приятельница в то время жила в знаменитой Дакоте – там жили Леннон с Йоко – доме,  который выходит окнами на Центральный Парк. Парад с воздушными шарами – если так можно назвать эти гигантские надувные фигуры, плавающие на высоте 8 этажа – проходил прямо под окнами квартиры моей подруги, которая по этому случаю устроила гигантский приём. В честь русских гостей был подан омлет с чёрной икрой – редкостная гадость. Походя замечу, что икру американцы есть не умеют и портят  её то луком, то сметаной, то ещё невесть чем. Зато традиционный обед с индейкой и прочими прибамбасами вознаградил нас за страдания.

В общем, я лезла из кожи вон, чтобы показать родителям Америку. Они с удовольствием и интересом смотрели, пробовали, изучали. Но было совершенно ясно, что эта страна для них чужая.  Я поняла, что мои тайные надежды перетащить их к себе совершенно несбыточны, даже если бы мне удалось стать гражданкой в рекордные сроки.  Папа скучал по работе, он писал очередную книгу.  Кроме того, и мы уже изменились и стали в чем-то чужими. Родители были в шоке, когда увидели меня стриженой, а сына с гривой до плеч и пятью серьгами в ухе.  Их удивляло, почему меня так мало волнует внешний вид ребёнка, почему я была вынуждена подчиниться требованию хозяйки и остричь косу, которую не стригли с рождения... Много было «почему» и трудно было найти убедительные «потому.»

Добили меня два случая. Один раз мы все смотрели какой-то американский фильм, где в глупейшем сюжете обсасывалось противостояние русских и американцев, и на экране шёл воздушный бой. Мама, человек эмоциональный, болела за «нашего», русского аса, на что Избранник, с присущим ему черным юмором, заметил, что в американском самолёте мог бы сидеть  её внук, ибо через несколько лет он вполне может стать американским военным.  Шутка дурацкая, но она сильно встряхнула нас всех и заставила задуматься о всех последствиях нашей эмиграции.
 
Второй случай связан с небезызвестной Ниной Андреевой, которая в русской прессе описывала свой визит в Бельгию и ужасное угнетение рабочих капиталистами. Родители обсуждали статью и я с изумлением увидела, что они согласны – да, вот и здесь мясо такое дорогое, что рабочему человеку его не купить.  И это при том, что они отлично знали, что работая секретаршей я могла содержать, пусть не в роскоши, но вполне достойно пять человек, и они не только не голодали, но и набили чемоданы подарками для всей родни.  Для меня было откровением, что мои умные, интеллигентные родители, были настолько зомбированы советской властью, что не верили собственным глазам.

Провожая их в аэропорту Кеннеди я как-то очень отчётливо поняла, что папу больше никогда не увижу. Странно, но с мамой такого чувства не было и до последнего дня  её жизни я все надеялась на чудо – на нашу встречу. Увы...

Пять лет в Америке пролетели как один день. Сын закончил школу – его из 9 перевели сразу в 11 класс – тогда я не знала, что  на это нельзя было соглашаться, и что в той школе, где он учился он мог спокойно брать курсы на уровне колледжа. По результатам SAT –Scholastic Aptitude Test  - единственный экзамен, который нужно сдавать для поступления в колледж – в принципе можно и не сдавать, но тогда и хорошего колледжа не видать – сын вошёл в лучшие 5 % по городу Нью Йорку и лучшие 7% по стране. Колледж Св. Джона, куда сыну хотелось пойти, сразу обещал нам 50% скидку платы за обучение, но поскольку у нас не было статуса и не было денег, то остальные 4 тысячи в семестр мы должны были бы платить наличными – которых не было. Поэтому пришлось идти в городской, дешёвый колледж, где отучившись год, сын пришёл к выводу, что такое образование ему не нужно.

Денег было мало, но жили мы интересно. Много путешествовали, потому что несмотря на очень высокую страховку, машину держали всегда. Для нас она была совсем не роскошью. Практические каждые выходные мы куда-нибудь выезжали из «каменных джунглей»: летом – кемпинги Новой Англии, Пенсильвании, весной, осенью  и зимой – окрестности Нью Йорка, Вашингтон, Бостон. Любимые места – ботанические сады- Бронксовский, Бруклинский, Арборетум на Лонг Айленде. Разноцветное буйство азалий и классическая строгая белизна магнолий, белорозовая пена обычных яблонь   и малиновые облака китайских , удивительные «дымные» , «собачьи» и прочие экзотические деревья и любимые знакомцы – нарциссы,  тюльпаны, пионы. В общем, весна это всегда праздник, а в Нью Йорке особенно.

Летом сбор черники с кустов высотой метра три (на самом деле, это скорее гонобобель –голубика, потому что мякоть у нее белая, а не красная, как у нашей черники), луговой клубники, и малины в Кэтскильских  горах и в Поконо под недоуменными взглядами аборигенов, которые такого не видывали. Многие спрашивали, что я буду с ягодами делать и с изумлением узнавали, что их, оказывается, можно есть! А купанье в водопадах Нью Гэмпшира! А Край Света (небольшой полуостров в штате Мэн)! Незабываемый стоп-кадр: мы стоим  «на краю света», любуясь бирюзовой Aтлантикой, подъезжает машина, из которой вылезает мужик в лёгком водолазном костюме, натягивает на себя ласты, бухается в море, через пять минут вылезает с двумя большими омарами в руках, кидает их в багажник, снимает ласты, и укатывает – за обедом приезжал!

А осенью - дивной красоты леса! Таких буйных красок я больше нигде не видела. Просто проехать вдоль Гудзона - праздник души. А уж если заехать в парк, которых в штате великое множество, да ещё пособирать грибов и ежевики, то время пройдёт не только с удовольствием, но и с пользой. Аборигены смотрели на меня как на сумасшедшую - сбор дикорастущих даров природы местным жителям абсолютно чужд. В английском языке даже нет названий грибов - никаких боровиков, только итальянские porcini, никаких лисичек – французские chanterelles, а уж разницы между подберёзовиком, подосиновиком, и моховиком вовсе нет – одни латинские bolete. Маслята удостоились названия "скользкий Джек" (Slippery Jack), ну и поганки оптом называются "жабьи табуретки" (toadstools).  Из Род Айленда как-то привезли 5-литровую кастрюлю отварных груздей, которые я засолила по всем правилам, даже со смородиновым листом, правда сухим.

Мы за это время объехали 10 штатов. Личный рекорд - 2х недельный отпуск на двоих за 300 долларов, включая питание, проживание, и бензин - объехали всю Новую Англию от одного дешёвого кемпинга до другого. Жарили на костре курьи ножки и свежепойманную рыбу /каюсь, браконьерствовали/ а также грибы.
 
Сказочные воспоминания о Рождестве в Вашингтоне: Мормонский храм, похожий на волшебный замок из сказки, парк вокруг в разноцветных огоньках, живая картина Рождества Христова, где все звери и люди, кроме младенца Христа, были настоящими. "Сплав" по реке Делавар- мой мужчины высадили меня в паре миль вверх по течению, и река меня несла прямо в Делавар Уотер Гэп, а они меня ждали там на машине. Музеи Нью Йорка и Вашингтона каждый раз радовали новыми открытиями, хотя в первый раз я была потрясена, когда поняла сколько полотен из дореволюционного Эрмитажа (у меня был каталог) оказались в Национальной галерее. С другой стороны - они доступны, а не висят в запасниках.

Если знать где искать, в Нью Йорке всегда можно найти бесплатные или дешёвые развлечения. Замечательная газета “Свободное время” позволила мне регулярно ходить на концерты и спектакли за смешные деньги - 3-5 долларов. Однажды целых $11 заплатила за спектакль Санкт-Петербургского Мужского балетa Валерия Михайловского. С 1991 года у меня был абонемент в Метрополитен оперу - всех переслушала: Кири Те Канава, Сесилию Бартоли, Паваротти, Доминго, Кировскую оперу.  Сидела я на галёрке за $70 в сезон, но наслаждаться музыкой мне это не мешало.  В общем, жизнь была хороша... Какое-то время.

Все бы ничего, если бы Избранник не сошел с катушек во второй раз - когда он узнал об отказе в статусе по беженству, то, вероятно, решил, что деваться нам некуда и запил по чёрному. Письмо с отказом пришло в апреле, к июню я поняла, что больше не могу - либо мы все идём на дно, либо он тонет самостоятельно. Состоялся тяжёлый разговор, было озвучено последнее, 100-тысячное предупреждение, и на 4 июля мы все поехали в горы на длинные выходные. Утром я не обнаружила его в палатке, не появился он и к вечеру. Представьте ситуацию - мы в кемпе, в 3-х часах езды от дома, машину я вожу плохо, ездить боюсь, сын без прав, транспортного сообщения нет. Мобильников тогда не было.  Что делать?! Вдруг, как снег на голову, сваливается компания старых знакомых, совершенно случайно заехавших в этот кемп. Приятель охотно соглашается отвезти нас домой - с небольшой оговоркой - я ему дам потом нашу машину на пару дней. (Пара дней обернулась несколькими месяцами, но тогда он нас буквально спас- и спасибо тебе, Володя). В общем, я решила поставить точку:  когда бывший Избранник через несколько дней объявился у меня на пороге, я его просто не пустила.

И начался ад: мольбы и слезы сменились угрозами, он меня преследовал повсюду- утром караулил у дома и шёл до метро, осыпая проклятиями; приходил на работу, пока хозяйка не вызвала полицию; встречал вечером у работы. Мне было страшно за себя и за сына, которого он cчитал виноватым за моё решение и которому пророчил всяческие несчастья. Ночью я стал отключать телефон, поскольку он звонил по нескольку раз и не давал мне спать. Кульминацией стало появление наряда полиции в моей спальне часа в 3 ночи - им позвонили, что убивают женщину и ребёнка, они разбудили хозяина дома  и - можете представить моё пробуждение, и что мне сказал хозяин. Позитив, однако, был - мне посоветовали оформить "охранную грамоту" (order of protection), которая запрещала бывшему приближаться к нам ближе, чем на 300 ярдов и сепарейшн - официальное раздельное проживание, что я и сделала.

Как раз в этот момент я познакомилась с одной подругой по несчастью - встретились мы в православной церкви, разговорились. Она москвичка, бывший преподаватель марксизма-ленинизма, в эмиграции оказалась, можно сказать, случайно -  её сгубила любовь к опере.  её пригласил в гости старый друг покойного отца, в Москве  её ничего не держало и она приехала на 3 месяца. Узнала, что Паваротти будет петь в Метрополитэн через несколько дней после предполагаемого возвращения и ... осталась. Как оказалось навсегда. Сначала встретила любовь (диссидента, "узника совести", в общем страдальца), подала документы на политубежище, получила право на работу (в 90-е это было довольно просто), и начала зарабатывать шитьём туалетов для ортодоксальных евреек. Необычный выбор профессии, но так получилось. На ортодоксальную свадьбу требуется 5-6 туалетов из богатых тканей, с вышивкой, люрексом, стразами и т.д. Шить их трудно, американские портнихи (которых ещё найди) берут очень большие деньги - она брала 500-600 за платье. В общем все были довольны. Речь было зашла о свадьбе, но у Диссидента оказался весьма непростой характер и привычка пускать в ход кулаки, и как-то ночью ей пришлось бежать от него в чем была. Вот тогда-то мы и встретились и я пригласила  её перекантоваться у нас, пока она не устроится.

В первый день, когда сын пошёл в Городской университет Нью Йорка, он нашёл на пороге дома крошечного котёнка и вернулся с ним домой. Живность нам держать категорически запрещалось, но не бросать же животину. Решили подыскать ему хозяев, а тем временем держать дома тайно. Назвали котишку Митей (он вырос в роскошного котяру с явной примесью Мэн куна и прожил он с нами 17 лет).  Эти мелкие детали сыграли большую роль в дальнейших событиях. В конце ноября наш квартирный хозяин зашёл к нам в наше отсутствие и обнаружил кота - был дикий скандал и нас обязали выместись вместе с котом к 1 декабря. Подруга, тем временем, нашла квартиру в Бруклине с 3-мя спальнями и большой гостиной и предложила съехаться в целях экономии средств. Предложение было крайне вовремя, и мы моментально переехали.

Не успели мы переехать, как я свалилась с тяжелейшим гриппом - Хозяйка галереи привезла из Гонконга и заразила всех.  Телефона у нас ещё не было и я послала Сына на работу, сказать, что заболела. Температура неделю стояла около 40, врачи в Нью Йорке по домам не ходят, и было очевидно, что скоро я не встану. Хозяйка попросила Сына поработать пока все болели, он согласился, и, поскольку он на редкость способный мальчик, за три дня продемонстрировал, что несмотря на молодость, он вполне справляется с обязанностями менеджера. Хозяйка прислала мне грозное письмо, что если я немедленно не выйду на работу, она меня уволит "по причине", т.е. без пособия, а поскольку мне не только до работы, но и до туалета было дойти очень трудно, через день она меня и уволила и предложила место Сыну. Один из нас должен был работать и он согласился.
 
Замечу, что номер с лишением пособия у неё не вышел, и я получала $280 в неделю в течение 6 месяцев. Буквально за неделю до конца пособия, уже готовая на любую работу, я нашла объявление в Таймс о наборе на курсы медицинских секретарей. Это были курсы переквалификации для людей, кто не смог за 6 месяцев устроиться, и нам сохраняли пособие на 8 месяцев обучение + оплачивали учебники и проезд. Курсы я не кончила, но диплом получила - нашла работу у онколога в офисе - чудный врач, до сих пор с ним переписываемся. С документами все глухо - никаких ответов из иммиграционного управления, но я решила, пока мне продлевают право на работу, буду сидеть тихо, а там или эмир, или ишак сдохнет. В смысле, что-нибудь да будет - в лотерею играем, замуж выйду, амнистию объявят…

Ещё раз убедилась, как была права бабушка: все, что ни делается - все к лучшему. С квартиры выгнали - переехали в другую, и сэкономили $180 в месяц - делили квартплату на троих. С работы выгнали - тоже хорошо, отдохнула - первый раз с момента декрета не работала, поняла, что надо менять и работу, и планы. Сама бы никогда не решилась уйти в никуда. А главное, Избранник меня потерял - навсегда, в самом прямом смысле. Несколько лет спустя мы развелись - по почте. Но это уже другая история. Мои глобальные неудачи кончились, дальше все пошло хорошо. Но об этом - в другой раз.