Знаки мертвого дерева

Едким вызовом тусклому солнцу,
в исступлении, на потеху совести,
выворачивая древа корни, питающиеся черной кровью,
сжимающиеся от страшной боли,
мимо проклятых душ, молящихся мертвому Отцу, преклонивших колени, клекочет
прибывшее на суд, утратившее веру поколение
стригов – крылатых слуг анаграммы имени Его и знамения.
Мертвое дерево – дерево мертвых  отравляет почву,
иссушает воды,
кроной из черного и серого пепла закрывает небесный свод.
Двадцать зим лежат ниц народы, не знающие слова «Свобода».
В угоду зияющим тьмой глазницам, становятся убийцами и самоубийцами,
 с изможденными раболепными лицами.
Не дают ни единого повода, пастырям-поводырям усомниться в их верности,
кровью дань оплачивая, заключенные в оковах тщеты и бренности.
Мир боле не приемлет иначе.
Я прохожу мимо тех, кто смотрит вниз, вытаскиваю из вен осколки жизни,
и сквозь сигаретный дым, сквозь алкогольный бред,
обливаясь потом, выгрызаю «нет» из остатков душ потерянного народа.
Равнина милосердия немилосердна, стойкий запах серный,
отравляющие разум слова, дети птиц, которым на все наплевать,
шевелятся едва-едва, выдергивая из крыльев перья, вонзая иглы в пах,
закрывают глаза и улыбаются знакам, что являются им во снах.
Я срываю плод-голову иссохшей женщины, древо воет, призывая ловчих.
Все причины на моей увечной коже отмечены, чернеющими  знаками-татуировками.
И проходящие мимо восклицают – «О, Боже!»
Не поднимая глаз, достают ножи, клацают зубами, кривят рожи,
Облачая в ложь и лицемерие жизнь.
Но я открываю все двери ногой,
Я последний живой человек в своем мире,
Я – полет из окна, я – наркотик, я – боль,
Нелюбовь. Запрещенное истиной зло, я – разлом укрощенного разума,
 я твой сон и воющий ветер, что бьется в ночное окно маленькой кухни.
Из мира, объятого деревом мертвых ты мне недоступна,
Но твои ступни оставляют на черном пепле следы,
Это значит, что ты
Здесь была.
Значит ты – это ты, на границе моего восприятия.
Те, кто галстуки носят, кричат тебе –«Хватит! Не спать – ешь, молись и люби».
А потом ты будешь убита бытом, так и не проникнув за портьеру зари.
Они видели Его смерть, вкушали Его плоть и упивались кровью,
Никто не задавался вопросом – был ли это Господь или что-то другое.
Пробужденный голод, выжигающий скорбью холод Коцита,
Тела изломаны, души убиты.
Может и я был бы там, если бы не был пьян вхлам.