Блок. Посвящение. Прочтение
(К непосланной книге)
Встали надежды пророка –
Близки лазурные дни.
Пусть лучезарность востока
Скрыта в неясной тени.
Но за туманами сладко
Чуется близкий рассвет.
Мне мировая разгадка
Этот безбрежный поэт.
Здесь – голубыми мечтами
Светлый возвысился храм.
Все голубое – за Вами
И лучезарное – к Вам.
18 сентября 1901
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
В Т2 [Тетради беловых автографов. Вторая тетрадь: "Посвящения. Стихи о Прекрасной Даме. Стихотворения (363) Ал. Блока] над текстом в скобках помета "Вл. Соловьев", а рядом с заглавием "К непосланной книге" в скобках карандашная помета "Л. Д. Менделеевой". По мнению В. Н. Орлова, стихотворение "было написано на книге стихов Вл. Соловьева, которую Блок собирался подарить Л. Д. Менделеевой" ( СС-8(1) [СС-12(1-12) – Блок А. Собрание сочинений: В 12 т. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1932-1936.]. С. 669). Образность и символика стихотворения восходят к лирике Вл. Соловьева…
»
– «Встали надежды пророка» – пророк – это Учитель, поэт, философ, – Вл. Соловьев.
– «лазурные дни», «лучезарность востока», «голубыми мечтами» – все оттенки голубого – для Блока это цвета мистики и абсолютного счастья. (И не только для него. Ср. название первой книги стихов Андрея Белого – «Золото в лазури».)
– «лучезарность востока» – это утренняя заря. Утро – все еще только начинается! (Хотя, повторю, на деле все кончилось: судя по сему главный шанс выполнить свою миссию. у Блока был именно "Мистическим летом".)
Это и предыдущее стихотворение из окончательного текста книги убраны. Скорее всего потому, что написаны они после окончания «мистического лета». После - 31 августа. После – «прощания», вне «С.Шахматово» или «С.Боблово». Но, если предыдущего – откровенно жаль: «мертвая сила», уносящая его «по железным путям» от «места свершения» создает яркую концовку части, то данное стихотворение явно рисует ненужные аллюзии. («безбрежный поэт», «мировой пророк», чьи «надежды» в «лучезарности востока» – уж слишком кивают про ислам.)
Да и заключительное «к Вам» – это обращение не к героиням книги – к небесной «Тебе», или к земной «тебе», это – обращение к биографической Любови Дмитриевне, девочке с напудренном лицом.
И вообще, неужели до конца жизни эта умная тетка так ничего и не поняла? «Не надо мистики», – постоянно просила, требовала она от Блока. А вот ее собственные воспоминания о первой их встрече:
«В первые два-три приезда выходило так, что Блок больше обращал внимания на Лиду и Юлию Кузьмину. Они умели ловко болтать и легко кокетничать, и без труда попали в тон, который он вносил в разговор. Обе очень хорошенькие и веселые, они вызывали мою зависть...
… очень скоро я стала ревновать и всеми внутренними своими "флюидами" притягивать внимание Блока к себе. С внешней стороны я, по-видимому, была крайне сдержанна и холодна – Блок всегда это потом и говорил мне и писал. Но внутренняя активность моя не пропала даром, и опять-таки очень скоро я стала уже с испугом замечать, что Блок, да, положительно, перешел ко мне, и уже это он окружает меня кольцом внимания»…
Это что – не мистика?!
«"Но то звезды веленье", сказала бы Леонор у Кальдерона. Да, эта точка зрения могла бы выдержать самую свирепую критику, потому что в плане "звезды" все пойдет потом как по маслу: такие совпадения, такие удачи в безнаказанности самых смелых встреч среди бела дня – что и не выдумаешь!»
И не выдумаешь…
«Случайные встречи» на улице в огромном городе зимой, «случайные встречи» в какой-то деревеньке летом, соседние места в театре… Ну, ладно – всё это «совпадения», хотя к исходу жизни своей, к моменту написания этих воспоминаний она ведь уже будет знать – Блок наверняка уже расскажет ей – как совпали эти совпадения с его мистикой, с его прозрениями, с его Видениями! А вот это, как она себе объясняла это:
«И вот пришло "мистическое лето". Встречи наши с Блоком сложились так. Он бывал у нас раза два в неделю. Я всегда угадывала день, когда он приедет: это теперь - верхом на белом коне и в белом студенческом кителе. После обеда в два часа я садилась с книгой на нижней тенистой террасе, всегда с цветком красной вербены в руках, тонкий запах которой особенно любила в то лето. Одевалась я теперь уже не в блузы с юбкой, а в легкие батистовые платья, часто розовые. Одно было любимое - желтовато-розовое с легким белым узором. Вскоре звякала рысь подков по камням. Блок отдавал своего "Мальчика" около ворот и быстро вбегал на террасу. Так как мы встречались "случайно", я не обязана была никуда уходить, и мы подолгу, часами разговаривали, пока кто-нибудь не придет.»
Она и 1929 году полагала, что это у всех так: «Я всегда угадывала день, когда он приедет»? А это:
«И вот в июле пришел самый значительный день этого лета. Все наши, все Смирновы собрались ехать пикником в далекий казенный сосновый бор за белыми грибами. Никого не будет, даже и прислуги, останется только папа. Останусь и я, я решила. И заставлю Блока приехать, хотя еще и рано, по ритму его посещений. И должен быть, наконец, разговор. На меня дулись, что я не еду, я отговаривалась вздорными предлогами. Улучила минуту одиночества и, помню, в столовой, около часов, всеми силами души перенеслась за те семь верст, которые нас разделяли, и сказала ему, чтобы он приехал. В обычный час села на свой стул на террасе с вербеной. И он приехал. Я не удивилась. Это было неизбежно».
Ладно, что 19-летняя девочка не удивилась – не удивительно. А пятидесятилетней, все пережившей, через все прошедшей женщине – это тоже казалось неудивительным? И она всё это всерьез считала сугубым материализмом? А с кем-нибудь другим у нее подобный фокус проходил?
«...Мы стали ходить взад и вперед по липовой аллее нашей первой встречи. И разговор был другой. Блок мне начал говорить о том, что его приглашают ехать в Сибирь, к тетке, он не знает, ехать ли ему и просит меня сказать, что делать; как я скажу, так он и сделает. Это было уже много, я могла уже думать о серьезном желании его дать мне понять об его отношении ко мне. Я отвечала, что сама очень люблю путешествия, люблю узнавать новые места, что ему хорошо поехать, но мне будет жаль, если он уедет, для себя я этого не хотела бы. Ну, значит, он и не поедет. И мы продолжали ходить и дружески разговаривать, чувствуя, что двумя фразами расстояние, разделявшее нас, стремительно сократилось, пали многие преграды.»
Блок, из дневников 18-ого года:
«Любовь Дмитриевна проявляла иногда род внимания ко мне. Вероятно, это было потому, что я сильно светился. Она дала мне понять, что мне не надо ездить в Барнаул, куда меня звали погостить уезжавшие туда Кублицкие»
Всё-таки, как они – Сашура и Любочка – как они не совпадали…
«И встречаю тебя у порога –
С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем бога
На холодных и сжатых губах…
Перед этой враждующей встречей
Никогда я не брошу щита…
1907»
*
предыдущее стихотворение — http://www.proza.ru/2017/11/30/1036
следующая часть — http://www.proza.ru/2017/11/30/1052
Свидетельство о публикации №217113001042