Истоки образа бабарихи в русских текстах

Илл.1  –  Герб г. Пскoва c бабрoм- тигрoм.
Илл.2 – Культовое литьё Пермского Предуралья IV-XIII в.в.» : соединение бобра с коронованной рыбой (подвеска найдена в Угличе)
Илл.3 – Ocтрoв мертвых («Нижняя земля предкoв») в мoре вблизи устья мирoвoй реки (В.Я. Петрухин «Загробный мир» (Мифы народов мира. М.: БРЭ Олимп, 1998).
Илл.4 – Лoнгхауз («Длинный дoм» - рекoнструкция ),  музей Лoфoтр в Нoрвегии.
Илл.5 – Пещеры Барабара в индийском штате Бихар с вырубленными в скалах домами, напоминающими позднепалеолитические «бараки» и северo-еврoпейские лонгхаузы.

 

ИСТОКИ ОБРАЗА БАБАРИХИ В РУССКИХ ТЕКСТАХ
 М.А.Рушева               
         
                На седьмом веце Трояни
                връже Всеслав жребий
                о девицю себе любу.
                (Слово о полку Игореве…)


Abstract: баба Бабариха – героиня двух русских стихотворных произведений, её имя сохранилось в русском заговоре. В стихотворении «[Про] дурня» (XVIII в.) баба-бабариха указана супругой дурня, в пушкинской сказке баба Бабариха являлась сватьей (свойственницей, тёщей) царя Салтана. Образ Бабарихи рассматривается, исходя из указанных текстов, а также в этимологическом аспекте её имени и в аспекте сравнительной мифологии, в сопоставлении с персонажами кетских мифов и другими мифологическими персонажами, с отсылкой к хеттско-хурритской «Песне о божественном Кесси, отце гор» (II тыс. до н.э.), приключениям Ориона из древнегреческой мифологии и др. Отмечается некая связь имени бабарихи (барбарихи) с многосемейными «длинными домами» самых разных эпох. Близкий мифонем Барбале (Барбаре, Бабале, Бабар, Барбал, Барбол) присутствовал в грузинской и сванской мифологиях.  Текст предназначен для относительно узкого контингента читателей, искренне интересующихся данной тематикой.

ВСТУПЛЕНИЕ

Бабариха фигурировала в русском заговоре, где держала „горячу калену сковороду, которая ей тело не жжет, не берет». Баба-бабариха упоминалась в рукописи Кирши Данилова «Древнерусские стихотворения», обнаруженной в Калуге в 1816 г. российским археологом и филологом К.Ф.Калайдовичем и опубликованной им в 1818 г. со своим  предисловием (судя по архивным материалам, найденным исследователем В.И. Байдиным, сказитель Кирша Данилов работал молотовым мастером на Невьянском чугуноплавильном и железоделательном заводе Демидовых). Стихотворение в рукописи значилось под номером 55, позднее оно было напечатано в ряде сборников, посвящённых фольклору Северо-западного края (Беломорье, Пинежье, Белоруссия) и русской сатирической сказке, а также вошло в «Первую русскую книгу для чтения» Л.Н.Толстого.


В сборнике «Древние российские стихотворения собранные Киршою Даниловым» под ред. Л.А. Дмитриева (М.: Изд. Наука, 1977) оно напечатано с названием «[Про] дурня» под номером 59, в приложении с записью оригинальных текстов-песен с нотными строками значится название «Дурьня». В этом же сборнике имеется статья В Б. Путилова «Сборник Кирши Данилова и его место в русской фольклористике», где приведены данные о присутствии в библиотеке Пушкина экземпляра сборника Кирши Данилова изданного в  1818 г. К.Ф.Калайдовичем. Упомянуто об отражении этого сборника в ряде произведений Александра Сергеевича.
 

Стихотворение повествует о "бабином дурне", семижды отправлявшемся в путешествия по Руси, где он невпопад приветствовал разных встречных людей, шесть раз был бит за это и в седьмой раз убит солдатами полковника Шишкова. Из стихотворения ясно, что дурень был женат на бабе-бабарихе, а в родне у дурня значились мать Лукерья и сестра Чернава. Эти три женщины шесть раз комментировали неудачи дурня и учили задним числом, как нужно было бы приветствовать впопад, а он автоматически повторял потом их фразы в новой ситуации, попадая снова и снова впросак (известно, что полковник или подполковник Шишков вёл в 1742 г. перепись староверов на уральских заводах).
 
***

Баба Бабариха является одним из действующих лиц стихотворного произведения А.С.Пушкина «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди». Произведение датировано августом 1831 г., напечатано в 1832 г., в основу положена сказка, записанная в Михайловском (А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в десяти томах. Л.: Наука, 1977. Том IV).  Имена Салтан и Гвидон фигурировали ранее в «Гистории о некоем храбром витязе и о славном богатыре о Бове Королевиче». Источником этой русской сказки являлась знаменитая поэма-хроника «Reali di Francia», относящаяся к XIV в.и итальянская поэма «Bovo d'Antona…» ХV в. Героем повествований был Бова Гвидонович, отца которого, Гвидона, убил отчим Додон, а мать Милитриса Кирбитьевна (супруга Гвидона) считалась очень злой (в версиях зла мачеха, мать скончалась при родах, отчим Додон заменялся гостем-падишахом). Салтаном был назван некий царь, у которого имелся сын Лукопёр Салтанович, один из претендентов на руку королевны Дружевны, будущей супруги Бовы и матери двух мальчиков-близнецов.


Сказка о Бове Королевиче была известна в самых различных вариациях, в одной из них фигурировала Чернавка, нянчившая Бову после смерти его матери. В записанном А.С.Пушкиным варианте Бова дерётся ночью с Лукопёром, рассказывает о смерти Гвидона, попадает в тюрьму, убивает палача, в паре с Полканом громит погоню, разбойничает на море, сражается с витязями Додона и так далее. Бова Гвидонович – это персонаж следующего поколения за поколением Гвидона-отца, Милитрисы-матери (или мачехи её замещающей), Дадона-отчима, гостя-падишаха и некого царя Салтана. Лукопёр Салтанович относится к поколению Бовы. У А.С.Пушкина имелось в планах и набросках краткое описание сказки о Бове и запись: «Бова спасен Чернавкой (как в сказке)». Записи о Бове относились к намерению поэта создать поэму «Бова», известны наброски начала поэмы объёмом в 16 стихотворных строк. В известных допушкинских вариациях сказок о Бове не существует таких персонажей как баба-Бабариха с её тремя дочерьми и царевна Лебедь, они присущи пушкинской "Сказке о царе Салтане...", где царевна Лебедь фигурирует вместо злой Милитрисы Кирбитьевны, супруги Гвидона, или её замены -- злой мачехи, второй супруги Гвидона. Пушкинский Гвидон, лук несущий (иначе: Луко-фер) фактически однотипен Лукопёру Салтановичу, то есть, сыну некого царя Салтана. О поколении Бовы и следующем поколении близнецов, двух сыновей Бовы,  в «Сказке о царе Салтане…» речи не было, а пушкинская поэма о Бове осталась недописанной.



В «Сказке о царе Салтане…» образ бабы Бабарихи выписан относительно скупыми деталями. Это сватья Салтана, недовольная царским выбором одной из трёх девиц в качестве царицы. Царь отверг старших девиц, желавших в звании царицы одеть и накормить «весь крещёный мир», и женился на третьей, обещавшей родить богатыря-наследника. Две прочие девицы получили при дворе должности поварихи и ткачихи. После появления на свет царского отпрыска, баба Бабариха с двумя соратницами написали подложные письма  отсутствовавшему на военных действиях царю, в результате чего роженица с новорожденным были помещены боярами в бочку и брошены в воду. Царица с сыном выбрались из воды на чудном острове, царский сын феноменально быстро вырос богатырём и получил на острове имя Гвидона. Баба Бабариха с двумя прочими девицами остались при дворе, и царь приглашал их на встречу с гостями-корабельщиками, рассказывавшими о чудесах, виданных ими в плавании на чудном острове. Они передавали приглашение царю Салтану от его владельца, князя Гвидона.  Салтан дважды намеревался  принять приглашение, но баба Бабариха с двумя девицами не отпускали царя. Известие о дивной княгине, супруге князя  Гвидона,  разожгло, однако, царское любопытство до предела, и Салтан отправился на чудный остров вместе со всеми тремя женщинами. Далее следовали его счастливая встреча с царицей и сыном и покаяние бабы Бабарихи с двумя старшими девицами. Все трое на радостях были прощены и отправлены домой.


Если подвести итоги, то следует отметить, что в результате всяческих интриг  царский отпрыск стал правителем чудного острова и получил в жёны царевну-волшебницу Лебедь. В тексте Пушкина баба Бабариха названа «бабушкой Гвидона», что подразумевает дочерний статус трёх девиц, и это подтверждено в тексте определением поварихи тёткой Гвидона. Прямых указаний на принадлежность бабы Бабарихи к определенному сословию в сказке найти трудно, но царь искал невесту именно в её доме. Бабариха со своими девицами грамотны, осведомлены о чудесах мира, о которых не слыхивал сам царь, и приняты к царскому двору (Л.С.Клейн в книге "Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества" (СПб: Евразия, 2004) отметил, что  «…завистливые старшие сестры царицы… тоже оказываются при царе (видимо, как старшие жены, что сильно удревняет весь сюжет)».


Вариант устной сказки, записанный А.С.Пушкиным в селе Михайловском под Псковым, отличался от стихотворного текста «Сказки о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди». В нём девицы прямо названы сёстрами, мать их, баба Бабариха, отсутствует, а место "плохой" героини занято мачехой царя, завидующей своей невестке: «Некоторый царь задумал жениться, но не нашёл по своему нраву никого. Подслушал он однажды разговор трёх сестер. Старшая хвалилась, что государство одним зерном накормит, вторая, что одним куском сукна оденет, третья, что с первого года родит 33 сына. Царь женился на меньшой, и с первой ночи она понесла. Царь уехал воевать. Мачеха его, завидуя своей невестке, решилась её погубить. После девяти месяцев царица благополучно разрешилась 33 мальчиками, а 34-й уродился чудом – ножки по колено серебряные, ручки по локотки золотые, во лбу звезда, в заволоке месяц; послали известить о том царя. Мачеха задержала гонца по дороге, напоила его пьяным, подменила письмо, в коем написала, что царица разрешилась не мышью, не лягушкой, неведомой зверюшкой. Царь весьма опечалился, но с тем же гонцом повелел дождаться приезда его для разрешения. Мачеха опять подменила приказ и написала повеление, чтоб заготовить две бочки; одну для 33 царевичей, а другую для царицы с чудесным сыном – и бросить их в море. Так и сделано. Долго плавали царица с царевичем в засмоленной бочке – наконец, море выкинуло их на землю…».

***

 В сборнике сказок А.Н.Афанасьева («Народные русские сказки А.Н.Афанасьева в трёх томах». М.: Гос. изд. худ. лит. 1958.) под номерами 283 – 287 значатся пять вариаций сказки «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре» на русском языке, записанных в Курской, Архангельской, Саратовской и Гродненской областях. Содержание сказок близко к пушкинской «Сказке о царе Салтане…», но вместо царя Салтана в текстах указан Иван-царевич или Иван-королевич, приводится уточнение, что три девицы жили в хороших, высоких и каменных палатах (варианты: три царевны тридесятого царства, три дочери царя Додона или же две купеческие дочери). «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре» характеризовали младенцев меньшой сестры Марфы-царевны или царевны Марьи Додоновны, иногда и отца младенцев, Ивана-царевича. Персонажи баба Бабариха и царевна Лебедь в этих сказках отсутствовали, как и в западно-европейских версиях, а виновницей бед царицы была старшая из девиц.
 
***

В России бабой звались замужние женщины. В словаре В.И.Даля слово бабариха трактуется как «шуточ. баба, жонка, женщина; баба-бабариха, в сказках» (слово сказка употреблено В.И.Далем во множественном числе). Само имя бабы Бабарихи, по-видимому, может содержать определённую информацию о носительнице этого имени в мире мифологии. Представляется, что в мифологическом пространстве могли существовать некие древние истоки, сведения из которых сохранились в адаптированном виде в мифах и заговорах. В той или иной мере существует несколько версий относительно истоков мифонима, первоавторство которых установить  весьма затруднительно по ряду причин (исключая некоторые версии, представленные автором этих строк).
   
ВЕРСИЯ КОШАЧЬЯ: БАБРИХА

Согласно первой известной версии, имя отсылает героиню к образу бабы-бабрихи.  Бабр по В.И.Далю – это «тигр, царский тигр»; выражение «царский тигр», вероятно, апеллирует  древнему обычаю властителей иметь при дворе зверей семейства кошачьих (охрана, охота), что характеризовало как дворцы фараонов, так и княжеские дворы рюриковичей. В мифопоэтическом  пространстве и времени кошачьи обретали антропоморфные черты, ипостась львиц имели богини, фараонши, жёны и дочери фараонов Египта, а в Азии «дух тигра» переносился на охотников, героев, жрецов, богов, характер рек и др. Принадлежность трёх сестёр к знати более подчёркнута в афанасьевских версиях сказок, в пушкинской сказке это передаётся через образ царя Салтана, подслушавшего девичий разговор у дома, чьи обитательницы в его глазах годились по своему статусу в царские невесты.


Считается, что к бабрам могли относиться и тигры, и барсы, и гепарды. Упоминаются также рыси, лютые звери (см. Иван Тарабрин "Лицевой букварь Кариона Истомина". М.: тип. Г.Лисснера и Д.Собко,1916). Известная поэма Шота Руставели имела два названия в переводах: «Витязь в тигровой шкуре» и «Витязь в барсовой шкуре». В русской геральдике известны псковский барс, сходный с тигром (рис.1), иркутский бабр и др. Северными ареалами крупных кошачьих являлись ранее верховья северных сибирских рек и земли, прилегающие к Каспию, тем не менее, в  шлезвигской росписи XII в. ванесса Фрейя, мать двух девиц, героиня скандинавских мифов, сестра-близнец и супруга Фрейра, позже -- супруга поэта-странника Ода, изображена верхом на коте, который более похож на тигра («Фригг» и «Фрейя» в «Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-ух томах». М.: Науч. изд. БРЭ Олимп, 1998).

ВЕРСИЯ БОБРОВАЯ: БОБРИХА

В рамках второй версии известен образ бабы-бобрихи. На иллюстрации (рис.2) «Культовое литьё Пермского Предуралья IV-XIII веков (подвеска найдена в Угличе)», изображено соединение бобра с коронованной рыбой,  или, судя по скульптурным намёкам на короткие лапы, «рыбоящера (-ицы)». Возможно, это лапы выдры, поскольку костюмы кукол-предков местами представляли собой бобровую шубу, отороченную мехом выдры. Брачная символика бобра отражена и в восточнославянских свадебных песнях. Намечается также некая параллель с древнегреческим мифом (Р. Грейвс. Мифы Древней Греции. Перевод К.П.Лукьяненко. М.: Прогресс, 1992), где Зевс в любовном преследовании Немезиды принимал ряд зооморфных форм, и, когда Немезида превратилась в рыбу, Зевс обратился в бобра, но достиг цели, настигнув позднее в образе лебедя Немезиду-гусыню (в иной версии сестру Леду). Далее из снесённого яйца родились близнецы Полидевк и Кастор «бобр». Грейвс отметил, что в более древнем мифе Немезида в образе выдры и бобра сама преследовала таким образом некого царя-жреца (автор не назвал его имени), который претерпевал сезонные зооморфные превращения в зайца, рыбу, пчелу, мышь, пшеничное зерно. В Авесте бобр и выдра упоминаются как священные животные Великой богини Анахиты.

***

Что касается Бобрихи, то, как полагает автор этих строк, в сравнительном аспекте уместно обратиться к кетским лунарно-солярным мифам с брачными мотивами. Миф о брачных отношениях Солнца-женщины присутствует в разных версиях кетского солярно-лунарного мифа:

1). Брак первошаманов с Солнцем (Млечный путь упоминается как «дорога Альбэ»,как «след Доха», поднимавшегося к солнцу, также как «след Ия», последний упоминается в селькупских мифах как Кызын ия, сын Кызы, являясь аналогом Хасын-гета, сына Хоседэм из югской группы кетского пантеона).
2). Брак Месяца с Солнцем (супруги живут на небе, Месяц спускается на землю поглядеть на жизнь людей, при возвращении его захватывает злая Хоседэм, богиня земли, воды, севера и мира мёртвых близ устья Енисея. Солнце и Хоседэм тянут Месяц в разные стороны и разрывают его пополам, Хоседэм достаётся половина с сердцем. Солнцу не удаётся оживить свою половину, вставив ей уголь вместо сердца и покачав в колыбели, тогда она велит половине оставаться на небе и светить по ночам).
3). Тот же миф, но вместо месяца фигурирует гет (кет) «человек», его разрывают пополам Солнце-супруга и Хоседэм, ухватив за ноги (Хоседэм – это бабушка, мать, иногда, мать-сожительница охотника Хасын-гета, первая жена небесного бога Еся, спустившаяся на землю из-за ссоры с ним), близкий миф имеется в селькупской мифологии).
4). Хасын-гет притворился больным и велел Хоседэм пригласить своих бобров вместе с их шаманом, чтобы вылечить его. Хасын-гет убил их всех, кроме одного, потом сделал шубы из шкур бобров и однажды пошёл в такой шубе до ветру. Снял шубу, чтобы не запачкаться, и кинул её на пень. Пень зашевелился, кинул туда ещё две шубы, пень пропал. Когда вернулся в чум, там уже была девушка, которую он принял за пень. Пообещала вернуть шубы, если он возьмёт её замуж. Хасын-гет представил жену бабушке. Хорошо зажили (дарение шуб и мехов относится к древним свадебным ритуалам бореальной Евразии, при женитьбе невеста входит в тотемный круг жениха).

Хоседэм, с её способностью к оборотничеству, объединяла в себе некое сообщество антропоморфного и зооморфных образов, подобно многим языческим богиням-матерям. Известны её ипостаси матери семи паучих-мизгирей и рыбы-налимы, матери шести рыбок-налимов. В ходе преследования Хоседэм первошаманом и первопредком Альбэ она представала четырёхпалым бобром, и в этом облике прорыла под землёй русло Енисея и создала множество островов (в версии: русло прорыл Альбе).
 
Следует отметить, что кетский арел в далёком прошлом очерчивался гораздо  южнее и в более широких контурах, куда входили верховья северных сибирских рек (где водились тигры-бабры), чем объяснимы древние связи кетов с народами южной и восточной Азии. Брачная история Хасын-гета соотносится определённым образом с японским мифом о боге Сусаноо, осквернившим испражнениями покои солнечной богини Аматэрасу, своей сестры и супруги, и подбросившей ей шкуру с живой лошади.

***

Образы мифологических охотников -- кетского (sensu stricto) Каскета и югского Хасын-гета, восходят к образу Кесси, переднеазийского охотника на крупных кошачьих (львов), героя хеттского и хурритского произведений «Песнь о Божественном Кесси, отце гор», известных по клинописным табличкам середины II тыс. до н.э. Хорхе Луис Борхес в «Книге снов (Libro de suenos», 1976 (n c тильдой)» усмотрел в этом сказании сходство с древнегреческим мифом об Орионе и семи сёстрах Плеядах. «Песнь о Божественном Кесси, отце гор» явилась, как представляется, источником целого ряда мифопоэтических произведений народов Евразии от Британии до Японских островов, на север -- вплоть до арктических берегов.

Среди многих общих мотивов, присутствующих в этих мифах можно выделить такие, как:  герой мифа -- охотник, у него портятся отношения с богами, возникают проблемы с со зрением, контакт с Солнцем и связь с числом семь. Ослеплённый охотник Орион излечился солнечными лучами, вступив в связь с богиней зари Эос. Охотник Кесси, перестав видеть дичь, вступил в контакт с Солнцем, но в хеттско-хурритском мифе солнечный бог Дамнашшарас (мифоним, вероятно, связан с латин. dominus «господин, хозяин дома» и санскрит. [shiirshha, shiras] «голова, вершина») представал в мужской антропоморфной ипостаси. В итоге Кесси и Орион были вознесены на небо созвездием Кесиль (Орион). Исходя из ссоры с богами, герои имели статус «безрассудного» (дурень, великан-дурень, глупец).

*** 

В стихотворении «[Про] дурня» («Дурьня») из коллеции старинных русских стихов Кирши Данилова прозвищем супруга бабы-бабарихи значилось «дурень, бабин дурень», и этот персонаж путешествовал семь раз. Таким образом, сравнительным мифологическим методом возможно, шаг за шагом,  добраться до некого мифа, на основе которого в уральской староверческой среде середины XVIII в. была создана песня «Дурьня» с плясовой мелодией. Кроме статуса «дурня», атрибутивного охотнику Кесси и «бабиному дурню», супругу бабы бабарихи, находится ещё одно доказательство связи «Дурьни» с историей охотника Кесси. Первое из семи путешествий дурня в стихотворении сборника Кирши Данилова было сродни легендарному приключению критского философа Эпименида (VII в. до н.э.), чьи  мотивы обнаруживаются в истории Рипа ван Винкля из рассказа В.Ирвинга.

В этом рассказе Рип, устав от домашних упрёков в лени, ушёл на охоту, забрался на гору и увидел там духов в старомодных одеждах, игравших в кегли. Наутро все они исчезли, Рип вернулся в деревню, увидев по пути сваленную в ущелье скалу, которой вчера не было. В деревне его приняли сначала за шпиона или дурня, но потом выяснилось, что ночь, проведённая им на горе длилась двадцать лет. Приключения Рипа ван Винкля весьма напоминают приключения охотника Кесси, который устав от домашних упрёков в безделье, ушёл на охоту и заночевал на горе под лесным деревом, где жили духи отца и его предков. Лесные  гномы украли его накидку. В истории Кесси имеется и упавшая скала (сваленное каменное тело Улликума»). Эти данные подтверждает апелляцию песни «Дурьня» к хеттскому и хурритскому произведению «Песнь о Божественном Кесси, отце гор» середины II тыс. до н.э.

Эпитет баба в "Дурьне" свидетельствовал о замужнем статусе бабарихи, но она не являлась старшей женщиной в семействе, старшей была Лукерья, мать дурня и Чернавы, сопоставимая с Хоседэм по календарным приметам как комарница и лукошница (в конце мая, если появляется много комаров или мошек, нужно готовить короба для грибов или лукошки для ягод). В тексте «Сказки о царе Салтане…» не упоминается дурень, часто отсутствующий или уже ушедший из жизни супруг бабы Бабарихи.

ВЕРСИЯ РЫБНАЯ: БОБОРЫКА ИЛИ БАБАРЫКА

В третьей малоизвестной версии указывается на русскую фамилию Боборыкин (Бабарыкин), произошедшую, как считается, от русского слова боборыка или бабарыка «головастая рыба». Возвращаясь к кетским мифам, следует отметить, что, помимо Хасын-гета, в числе детей Хоседэм числились шесть налимов, убитых в норе первошаманом и первопредком Альбэ (саму Хоседэм в облике седьмого налима он упустил), и семь дочек-мизгирей, невест семи кольтутов «глиняных чашек»(не исключено речь шла о связях с селькупами, чья культура знаково характеризовалась керамическими чашами). Таким образом, Хоседэм имела ипостаси рыбы-налима и паука (вернее, паучихи, что сродни дочернему образу Ткачихи из пушкинской сказки; Поварихе более соответствует, видимо, образ бабы-еджи из польского фольклора, накормившей народ хлебом). Образ  рыбы-налима коррелятивен образу нельмы-белорыбицы (отряд лососевых, семейство сиговых), а Белорыбица известна в русском фольклоре как царица, супруга морского царя в новгородских былинах о Садко, чьей племянницей числилась Чернава. 

***

Трёх противниц царя Салтана после троекратных ужалений, нанесенных им Гвидоном в облике разных насекомых, можно сгруппировать в тройственный образ, апеллирующий к триаде рыб, поглотителей детородного органа Озириса, причём баба Бабариха с её распухшим укушенным носом может являть в этой триаде длинноносую коронованную рыбу оксиринх-хат, посвящённую древнеегипетской богине Хатхор. Ткачиха и Повариха с их левой и правой раздутыми щёками в этом триаде располагались бы тогда по бокам от матушки эдакими «лепидотом и фрагом».

ВЕРСИЯ ВАРВАРСКАЯ: ВА(Р)ВАРИХА

В четвёртой, довольно известной версии имя бабы Бабарихи выглядит производным от барбар (варвар). В Латинско-Русском словаре (Минск: Харвест, 2005) относительно слов с основой barbar подчёркивается, что это принадлежность не-греческой и не-римской традиции, а варварской, дикой, жестокой. Варварами, зачастую, называли народы Северной Европы, но существует близкий экзоним берберы для североафриканского европеоидного  народа амазиг (по мнению ряда исследователей, некоторые мезолитические культуры Европы, имеют связи с капсийской культурой берберских племён).

Макс Фасмер в «Этимологическом словаре русского языка» (СПб: Азбука-Терра,1996 указывал на укр. бар «сырое место между холмами», русск.-цслав. бара «болото», брет. bеra «течь», др. инд. Barbara, Ваrbari «название реки», barburam «вода»). Топоним Барабара принадлежит группе пещер в индийском штате Бихар с вырубленными в скалах домами, напоминающими позднепалеолитические «бараки» и более поздние лонгхаузы (рис. 5). На острове Дильмун (Тилос, Бахрейн) имеется поселение Барбар с древним храмом,упоминаемым в месопотамских клинописных текстах и многочисленными курганными захоронениями округлой и удлиненной субовальной формы (культура Барбар» III тыс. до н.э.). Согласно шумерскому мифу, остров был безводен, но солнечный бог Уту добыл воду по приказанию Энки.

ВЕРСИЯ: БАБАРИГА

Что касается следующих оригинальных версий, то одна из них может связать имя бабы Бабарихи со скандинавской «Песней о Риге», чьим героем является божество Риг («ороситель» -- с определенным фаллическим оттенком слова; лат. rigator «ороситель», лат. rigoro «делать тугим, выпрямлять, подпирать», лат. rigua «орошение, орошенные пространства, поля»), является составной частью названия страны шведов (швед. Sverige «Швеция»). Риг последовательно входил в дома предков, устраивался на ночлег вместе с брачными парами, и от него родоначальники чёрного (праотец и прабабка), красного (деды и бабки) и белого (отцы и матери) поколений зачинали своих потомков.

В словаре Фасмера (1996): «рига I «король», только дp.-русск., у Зосимы (1420 г.)», сближается также с русск.-цслав. риксъ (Малала; см. Срезн. III, 123); эстон. рига «изба». Автор этих строк предполагает, что Риг (с именем Хеймдаля) сопоставим (pars)  с Гименеем (ср. Хейм- и Гим-), древнегреческим богом брака и персонификацией древней культовой песни-гимна. Отсюда можно предположить, что баба Бабариха -- это баба Бабарига, некая женщина-прародительница, получившая своё потомство с участием мужа (отсюда эпитет баба) и стараниями Рига (она и Баба Рига тоже), мифического короля, поэта, путешественника во времени и пространстве. Вероятно, эта версия может напомнить о времени, когда росы считались народом из свеев (Бертинские анналы, под 839 г.).

ВЕРСИЯ БОБОВАЯ: БАБА "БОБОРИГА"

В фамилии Боборыкин первой частью слова является Бобо-, что может относиться к «растительной» версии. Бобориха может быть парой "боборигу",  а «бобориг» – это, условное здесь название персонажа народного праздника с запеканием в тесте боба, который доставался тому мужчине, который становился на время празднования бобовым королём и назначал свою королеву и придворных. Если боб доставался женщине, то она выбирала «короля». Этот праздник сохранялся в Северной Европе вплоть до XVII в. Празднества с запеканием в тесте боба соотносились с римскими Сатурналиями, отмечавшимися 17 декабря и продлёнными позже до 23 декабря. 17 декабря в России отмечался день Варвары Заварухи,считалось, что в этот праздник начинает увеличиваться «на куриный шаг» световой день. Шуточное выражение «варварить» у В.Даля в статье «Варвар» означало «праздновать, кутить, гулять, пить».

В историческом плане интересен запрет древнегреческого философа Пифагора (VI в. до н.э.) употребления в пищу бобов, поскольку по преданию бобы скрывали в себе души умерших предков с возможностью возрождения. В связи с этим следует отметить, что боб (фасолина) являл в мифах форму территории, являвшейся островом  в море за устьем родовой реки. В это местообитание предков шаман препровождал вниз по родовой реке души умерших (В.Я. Петрухин «Загробный мир» (Мифы народов мира. М.: БРЭ Олимп, 1998; рис.3). Форму боба или бобового стручка имели в плане позднепалеолитические «длинные бараки» в местонахождении Костёнки (Воронежская область), населённые когда-то живыми людьми (более подробно см. в сборнике "Месопотамия. Древняя картография").

Неолитические длинные дома (лонгхаузы), вероятные наследники длинных "бараков" палеолита, населялись родовой общиной по женской линии, и женщиной-старейшиной выбирались вожди военного и мирного времён. В Сев. Америке индейские лонгхаузы сохранялись еще в XIX в., в германских мифах владельцами мифических лонгхаузов, медовых или бражных залов павших воинов, были Один и Фрейя. Реконструкции реальных «длинных домов» эпохи викингов по археологическим остаткам произведены в Дании, Норвегии и Швеции (рис. 4, музей Лофотр).

Финно-угорский эпос «Калевала» содержит песнь о чёрном змее, у которого голова из «боба дрянного вышла», что указывало на конфронтацию героев «Калевалы» с почитателями чёрного змея, созданного злым Хийси, лесным духом охоты, и злой волшебницей Сюэтар. Чёрный змей должен быть связан с «чёрной» рекой, за дельтой которой располагался упомянутый остров, «нижняя земля» предков, имеющая на схемах родовых рек бобовидную форму, но в реальной географии образ мифической родовой реки мог прикрепляться к конкретной реке и конкретному острову региона. С этой точки зрения остров Дильмун являлся для шумеров "нижней землёй".

***

Бобовое растение служило в некоторых мировых мифах вариацией лестницы, по которой мифические персонажи взбирались на небо. Вырезанные на фасоли знаки приобрели у индейцев мочика значение протописьменности (пальерография). Кстати, бобы, как и снадобья из тигриных и бобровых частей тела числились имеющими афрозодиачные свойства, что касалось и некоторых рыб.

ВЕРСИЯ ШУМЕРСКАЯ: БАББАРИХА

Шумерское слово babbar «яркий, белый» (применительно к молодому месяцу: Ас-им-баббар «новый свет») и ивр. барбур «лебедь», возможно, также имеют некоторое отношение к мифонему Бабариха. Обиталище шумерского солнечного бога Уту называлось Э-баббар «белый дом» или «Дом восходящего солнца». Баббар здесь – это «восходящее светило» (Торкильд Якобсен. Сокровища тьмы (история месопотамской религии). М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1995). Таким образом, баба-бабариха ("баббариха") -- это, по всей видимости, некий солярный аналог супруги лунного светила, который имел три мифических ипостаси (у шумеров: Нанна -- полная луна, молодой месяц Ас-им-баббар и старый месяц Зуэн (Син). Возможно, барбур "лебедь" имеет отношение к образу серповидного месяца, хотя филолог-семиотик А.Б.Соломоник (1992) придаёт слову барбур ономатопеический генезис – как выражению воркования лебедя.

***

ВЕРСИЯ: СОЛНЕЧНАЯ БАРБАЛЕ (БАБАР)

Имеются данные, что в Грузии день Барабаробы (Св. Варвары) наследует праздник почитания более древней языческой богини Барбале (следует отметить, что история Св. Варвары весьма отлична от историй этимологически близких дохристианских персонажей). На Барбаробу почитают мёртвых, принимают постороннего гостя, а старшая женщина печет ритуальный пирог -- лобиани с фасолью. В статьях Н.А.Брегадзе о Барбале («Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-ух томах». М.: Науч. изд. БРЭ Олимп, 1998) указано, что «Барбале в грузинской мифологии богиня, олицетворяющая Солнце. В основном почиталась как покровительница женского плодоносящего начала. По народным представлениям, Б. обеспечивает изобилие продуктов земледелия и скотоводства, способствует оплодотворению как крупного рогатого скота и домашней птицы, так и человека. Ей посвящались различные праздники, главный из которых совпадал с днём зимнего солнцестояния. В ритуалах и обрядах, посвящённых Б., употреблялись предметы, являющиеся символами солнца. Само имя Б. (известны также другие варианты этого имени - общегрузинское - Барбаре/Бабале и сванские - Бабар/Барбал/Барбол) находит лингвистические параллели в грузинских названиях круга, колеса, сверкающего пламени; в имени Б. проявляется также формальное и семантическое сходство с шумеро-аккадским словом-эпитетом bibbirru - сверкающий луч, сияние. Б. почиталась и как целительница, дарующая людям зрение и излечивающая их от головной боли, оспы и др. болезней. Б. могла также насылать на людей бедствия, недуги, смерть».

В статье Н.А.Брегадзе в («Мифологический словарь. (гл. ред. Мелетинский Е.М)». М.: Советская энциклопедия, 1990 г.) значится, что «Барбале (Барбаре, Бабале; у сванов -- Бабар, Барбал, Барбол) -- у грузин богиня, олицетворяющая солнце, покровительница плодородия. Барбале молили о деторождении, об урожае и приплоде скота. Главный из посвящённых ей праздников в древности совпадал с зимним солнцестоянием. В обрядах, посвящённых Барбале, употреблялись предметы, являющиеся символами солнца. Прослеживаются лингвистические параллели между именем -- Барбале -- и обозначением в грузинском языке круга, колеса, сверкающего пламени.  Барбале почиталась и как целительница, дарующая людям зрение и излечивающая их от головной боли, оспы и других болезней. Но, согласно верованиям, Барбале насылала также на людей бедствия, недуги, смерть.»

***
 
Полного текста русского заговора с именем Бабарихи найти не удалось, но из найденного фрагмента ясно, что она настолько горяча, что держит „горячу калену сковороду, которая ей тело не жжет, не берет», и это, некоторым образом, свидетельствует о солнечной природе женского персонажа.

НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ

Пушкин соединил в молодом герое разных персонажей: Лукопёра Салтановича, отпрыска некого царя Салтана и соперника Бовы Гвидоновича в сватовстве к Дружевне, и Гвидона, отца Бовы, убитого Додоном (в версиях – убит мачехой Бовы и падишахом, но мог остаться и живым). В пушкинской сказке указано, что по прибытию на остров царевич сам сделал лук, которым подстрелил коршуна-чародея, а имя Гвидон появилось у царевича-луконосца уже после этого эпизода (Гиви – это уменьшительное в грузинском языке от Георгия; в мифологии валлийских кельтов Гвидион фаб Дон - чародей и поэт, сын богини Дон). Сама история с коршуном-чародеем, лебединой девой и Гвидоном являлась, по сути, пушкинской версией известной георгийской истории освобождения девы от змея-людоеда где-то в Ливане или в Ливии. Образ Георгия также сопряжён с Зевсом-Георгиосом (др.-греч. Георгиос «земледелец»), что возвращает к соитию Зевса и Немезиды (Леды), в результате чего могли появиться сказочные гуси-лебеди. Лебединая дева – это персона, продвинутая во времени, настигнутая коршуном-преследователем и освобождённая Гвидоном (в восточнославянской традиции невеста представлялась лебёдушкой, а гусь – женихом).

Следует признать, что сведения о бабе Бабарихе весьма скудны, и составить единый образ бабы Бабарихи на основании известных текстов русского заговора, стихотворения в записи Кирши Данилова и пушкинской сказки весьма затруднительно. Образы бабарих из русского заговора и старинного русского стихотворения тем не менее, как-то  складываются и сопоставляются сложным способом через образы различных мифов и сказаний, включая «Песнь о Божественном Кесси, отце гор». В плане сопоставления с древним хеттско-хурритским сказанием в пушкинской сказке можно отметить прощение Солнцем охотника Кесси с его супругой и её сестрами, поданое в сказке как прощение Салтаном бабы Барбарихи и её двух дочерей. Можно отметить также отсутствие в сказке супруга бабы Бабарихи, что сближает её с   Фрейей и бабой-бабарихой из стихотворения «Про дурня», их мужья отсутствовали часто и подолгу (мотивы сказания о Кесси, прошедшие через время и пространство, использованы норвежским драматургом Генрихом Ибсеном в «Пер Гюнте», где Осе (Асе), имя матери поэта Пер Гюнта, напоминает имя Хоседэм, а в имени Сольвейг имеется "солнечный корень" sol- и -veig «сила, сущность». Бабариха, как вероятный коррелят грузинской солнечной богини Барбале, в плане сопоставления с историей Ориона и Хасын-гета, находит соответствия в древнегреческой солярной богине Эос, одной из возлюбленной охотника Ориона, и невесте охотника Хасын-гета, укрытой на пне шкурами бобров (вероятный коррелят солнечной девы Аматэрасу из японской мифологии). Образы богинь, эволюционируя во времени и пространстве, могут включать, путаясь в поколениях, самые разные версии, но на вопрос, была ли бабариха неким божеством, ушедшим в паталы времён, приходится на мифологическом материале отвечать утвердительно.   

Чудный остров князя Гвидона в пушкинской сказке имел, по-видимому, плантации фисташек либо производил торговые операции с перепродажей фисташек, считавшихся в те времена символом богатства («А орешки не простые, / Всё скорлупки золотые, / Ядра – чистый изумруд…). Между Чудным островом и царством Салтана в пушкинской сказке находился остров Буян, воспетый в русских сказаниях о кудесничестве (И.П.Сахаров. Сказания русского народа. Тула: Приокское книж. Изд-во, 2000). Образ коршуна, напавшего на Царевну-лебедь, мог быть связан с сыном коршунихи Хат: считается, что культ Исиды соперничал с культом раннего христианства. Имя царя Салтана могло быть перенесёно А.С.Пушкиным на русскую почву в связи с Sol Invictus, римским императорским культом «непобедимого солнца» (пушкинский текст не даёт оснований считать государство царя Салтана султанатом, это "крещёный мир"), но детальная разгадка замысла поэта и актуального для пушкинских времён контекста произведения, не входят в задачи настоящей работы.

Москва, 2017 г.