Блок. Я бремя похитил, как тать... Прочтение

7*. «Я бремя похитил, как тать…»


                Я бремя похитил, как тать,
                Несчастье разбил я на части,
                Но, боже! как тяжко внимать
                Чужой нарастающей страсти!

                Волна, забегая вперед,
                У ног разобьется нещадно
                И жадно меня обдает,
                Бессильного, пеною хладной.

                Не знаю — за дальней чертой
                Живет ли лазурное счастье…
                Теперь я внимаю чужой
                И всё нарастающей страсти.
                14 октября 1901






    – «Я бремя похитил, как тать // Несчастье разбил я на части» – ТАТЬ, -я, м. Устар. Вор, грабитель. [Марфуша] страшилась татей и разбойников. Шишков, Емельян Пугачев»(из словарей)
    Герой чужое бремя (чье понятно – его героини) перехватил по-тихому на себя, сделал так, чтобы чужое несчастье разбилось на части, но…

     – «Волна, забегая вперед, // У ног разобьется нещадно…»  – образ “нещадного” будущего…
     …но ничего не поможет.

– «Волна…//  … меня обдает,//Бессильного, пеною хладной» – пена прибоя – всем известный атрибут Афродиты.
     Ну что ж, он всё разглядел еще весною: “И мнилась мне Российская Венера”...

      
     В прошлом стихотворении он констатировал сопротивление  “небесному”:

                "Что же ты на великую встречу
                Не вскрываешь свои глубины..."

     В этом понял причину:

                Не знаю — за дальней чертой
                Живет ли лазурное счастье…
                Теперь я внимаю чужой
                И всё нарастающей страсти…


     (И всё это ещё аукнется ему в другой жизни  – в жизни 3-его тома – и дальняя черта, и лазурное, то есть синее, – счастье, и холодная, мокрая пена:

                "Не знаю, где приют твоей гордыне
                Ты, милая, ты, нежная, нашла...
                Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
                В котором ты в сырую ночь ушла.")

Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете 901-ого:
     «В октябре… Я испытывал сильную ревность (без причины видимой)»

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:

     «
     – «Я бремя похитил, как тать ...» – Библеизмы "тяжелое бремя" (Пел. XXXVII, 5), "бремена тяжелые" (Мф. XXIII, 4) и др., с одной стороны, и "бремя Мое легко" (Мф. XI, 30 – слова, принадлежащие Христу), – с другой, устанавливают "кощунственную" поэтическую параллель между лирическим "я" и Христом.
     [
     Во-первых, по-моему, связь слабая. Автор просто использует торжественную, архаичную лексику, как в недавнем «Ты уходишь от земной юдоли» – “юдоль” тоже можно назвать библеизмом. («во юдоль плачевную, в место еже положи…» Пс. 83:7.)
     А во-вторых и главное, для Блока сравнение с Христом не являлось бы “кощунственным”, оно было бы – рабочим. Во втором-третьем томах оно будет активно использоваться. Напр.

Том II:

                «Христос! Родной простор печален!
                Изнемогаю на кресте!
                И челн твой – будет ли причален
                К моей распятой высоте?
                1907»
Том III:

                «Да. Ты – родная Галилея
                Мне – невоскресшему Христу…
                1907»

     Но в томе I, герой предпочитает сравнивать себя не с потерпевшим поражение сыном Божьим, а с победителем, простым пастухом - Моисеем, которому было явлено видение, знак, призыв – не сгорающая купина, и он исполнил. Для Блока подобным знаком были и то, что «В конце января и начале февраля (еще – синие снега около полковой церкви, – тоже к вечеру) явно является Она. Живая же оказывается Душой Мира (как определилось впоследствии), разлученной, плененной и тоскующей», и просто мистика светящейся красоты его любимой:

                «Белая Ты, в глубинах несмутима,
                В жизни — строга и гневна.
                Тайно тревожна и тайно любима,
                Дева, Заря, Купина.
                4 апреля 1902»
]

      «В Т2  [Тетради  беловых автографов. Вторая тетрадь: "Посвящения. Стихи о Прекрасной Даме. Стихотворения (363) Ал. Блока].
      Над текстом помета: "P(ost) 1(ucem)" ("После света"-лат.). [то есть непосредственно после встречи с Л.Д. Впрочем не обязательно “встречи”. Он – видел её, она же – необязательно.]
     – ...как тяжко внимать // Чужой нарастающей страсти! -- Ср. в дневнике Блока от 30(17) августа 1918 г.: "Чаще, чем со мной, она встречалась с кем-то, кого не видела и о котором я знал". Настроения биографически не мотивированной ревности порождают тему "двойничества".
     »
 
     Причем, двойного двойничества:
     1. Он-его двойники
     2. Она, как двоящийся образ Лучезарная-Незнакомка.

Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»:

     «
    … самый сложный момент перехода от тезы к антитезе, который определяется уже a posteriori и который я умею рассказать, лишь введя фикцию чьего-то постороннего вмешательства (лицо мне неизвестно). Вся картина переживаний изменяется существенно, начинается "антитеза", "изменение облика", которое предчувствовалось уже в самом начале "тезы". 
     … Для этого момента характерна необыкновенная острота, яркость и разнообразие переживаний. 
     … Переживающий все это – уже не один; он полон многих демонов (иначе называемых "двойниками")…
     »

    “Теза” – он действует под влиянием “лазури Чьего-то лучезарного взора”
    “Антитеза” – “некто внезапно пересекает золотую нить” и юный теург “умеет сделать своим орудием каждого из демонов, связать контрактом каждого из двойников; все они рыщут в лиловых мирах и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности – все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой – вздох моря, третий – аметист, четвертый – священного скарабея, крылатый глаз. Все это бросает господин их в горнило своего художественного творчества и, наконец, при помощи заклинаний, добывает искомое – себе самому на диво и на потеху; искомое – красавица кукла.”
     "Антитеза" – он действует сам. И в мир приходит не пробужденная им Лучезарная, а голем, симулякр – Незнакомка.

     «…Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это – дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона; но всякий делает то, что ему назначено.
     Созданное таким способом – заклинательной волей художника и помощью многих мелких демонов, которые у всякого художника находятся в услужении, – не имеет ни начала, ни конца; оно не живое, не мертвое…»
 
     В исходном стихотворении – она проглянула едва ли не впервые. Через год он опишет её встречи с тем, “кого не видела” более подробно:


               «Она стройна и высока,
                Всегда надменна и сурова.
                Я каждый день издалека
                Следил за ней, на всё готовый.
               
                Я знал часы, когда сойдет
                Она – и с нею отблеск шаткий.
                И, как злодей, за поворот
                Бежал за ней, играя в прятки.

                Мелькали желтые огни
                И электрические свечи.
                И он встречал ее в тени,
                А я следил и пел их встречи.

                Когда, внезапно смущены,
                Они предчувствовали что-то,
                Меня скрывали в глубины
                Слепые темные ворота.

                И я, невидимый для всех,
                Следил мужчины профиль грубый,
                Ее сребристо-черный мех
                И что-то шепчущие губы.
                27 сентября 1902»

     «Сребристо-черный мех» – это привычное одеяние Незнакомки.  Почти как её шлейф или траурные перья её шляпки. А вот как она «не глянет на меня» (на одного из его двойников) через шесть лет в обманах его всемирного града:

              «Я миновал закат багряный,
              Ряды строений миновал,
              Вступил в обманы и туманы, –
              Огнями мне сверкнул вокзал...

              Я сдавлен давкой человечьей,
              Едва не оттеснен назад...
              И вот – ее глаза и плечи,
              И черных перьев водопад...

              Проходит в час определенный,
              За нею – карлик, шлейф влача...
              И я смотрю вослед, влюбленный,
              Как пленный раб – на палача...

              Она проходит – и не взглянет,
              Пренебрежением казня...
              И только карлик не устанет
              Глядеть с усмешкой на меня.
                Февраль 1908»

 

 


*
*

 вкратце о месте стихотворения в общем своде книги "Стихи о Прекрасной Даме".

     Ал. Блок : «Символист уже изначала - теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие».
     Теургия -  это человеческая практика по работе с божественными сущностями.  «Стихи о Прекрасной Даме» - рабочий дневник Александра Блока о ходе подобной практики.
     Спустя десять лет он напишет Андрею Белому: “Отныне я не посмею возгордиться, как некогда, когда, неопытным юношей, задумал тревожить тёмные силы - и уронил их на себя.”
     «Стихи о Прекрасной Даме» как раз об этом - о тёмных силах и о гордыни попытки справится с ними.
     Справиться не получилось. Спустя ещё десять лет, уже после смерти Блока, Андрей Белый резюмирует:
     «Первый том - потрясенье: стремительный выход из лона искусства; и - встреча с Видением Лучезарной подруги; и - далее: неумение воплотить эту встречу, обрыв всех путей»

     Для Блока было важно подчеркнуть рабочий, реалистический характер книги («к моим же словам прошу отнестись как к словам, играющим служебную роль, как к Бедекеру [путеводитель], которым по необходимости пользуется путешественник»), поэтому вместо трёх разделов с мистическими названиями "Неподвижность", "Перекрёстки", "Ущерб" первого издания  в канонической редакции их стало шесть, у которых вместо всякой философии теперь только указания на  место и время действия.

     Вот их краткая сводка:

     I. С.-Петербург. Весна 1901 года. Юный теург обретает свет, но появляется и «гадалка» из Тёмного храма .
     II. С. Шахматово. Лето 1901 года. Поэт учится работать с обретёнными силами, но постоянно путается меж Ясной и гадалкой, меж Солнцем и любимой. Меж Тобою и тобой.
                III. С.-Петербург. Осень и зима 1901 года. Грань богопознания: попытка – успешная! – увидеть  в любимой богиню, то есть раскрыть в «тебе» – Тебя! Но тут же появляются «двойники», которые искушают теурга россыпью миров.
     IV. С.-Петербург. Зима и весна 1902 года. Видение Моисея, готовность к Акту, видение, как «мы странствовали с Ним по городам» – но что это все? – послания от Тебя или обманки «двойников»? И – снова видение Моисея, видение Неопалимой Купины, осознание, что Ты – Купина, то есть Ты –  прямой призыв Господен к действию, как  некогда к простому пастуху Моисею: «Иди! И соверши небывалое». Но опять вмешиваются акторы лиловых миров – гадалка, двуликий, двойник. И поэт срывается в открытые ему «двойниками» другие миры.
     V. С. Шахматово. Лето 1902 года.   Лето зимних кошмаров, лето расплаты… Но в ответ на прямой призыв:  «Приходи, Я тебя успокою», поэт  настаивает на своём праве на «каменные дороги».
     VI. С.-Петербург. Осень — 7 ноября 1902 года. Он выходит на Тропу миров – лиловых миров. Бродит по ней, отчаивается. Он, ставя на кон свою жизнь, прорывается к Храму, но, судя по всему, это – тёмный храм.

     Данное стихотворение относится ко ВТОРОЙ сцене ТРЕТЬЕГО раздела. Всего сцен в нем – девять:

III. С.-Петербург. Осень и зима 1901 года                ( http://www.proza.ru/2018/01/18/742 )

1.Неверящая «ты».
"ты" не веришь мне, не видишь себя
                2.Грань богопознания:
                попытка – успешная! – увидеть в «тебе» богиню. Увидеть, как «Белый, белый ангел бога / Сеет розы на пути».  Но… нет, «ты» из-за своей «нарастающей страсти», «ты»  осталась – «в сумраке».
3.Вставка чужим почерком:
«Ты» сомневается по поводу поэта: «Горят слова “Не друг, а враг”».
4.Явное колдовство.
Первое явное явление двойников – сущностей-проводников по другим реальностям: ему показывают Елену, со стен Трои наблюдающей за высадкой ахейцев.
5.Возвращение.
Рефлексии по этому поводу. Вставка чужим почерком: предостережение, попытка удержать «от…  ярких дорог».
6. Поле вечной битвы.
ему показывают поле вечной битвы, ему показывают,  что «ты» – «другая, немая, безликая, / Притаилась, колдуешь в тиши». То есть, «ты» – из безликих.
7. Случайные встречи.
Наша реальность – он ждет любимую, но встреч с нею сразу становится мало – он тоскует по иномирью.
8.Злая дева.
На фоне встреч с любимой – путаница реальностей. «Неотвязный» искушает тайнами, «ты» ведешь туда, где за «тобой» – «огневые струи», а двойники проводят экскурсию в «лиловые миры».
9.Тропа
И рефлексии по поводу двойников, и блуждание с ними по Тропе миров.


К  сцене данного стихотворения относятся пять произведений:

3.«Встану я в утро туманное…»                ( http://proza.ru/2017/12/01/1114 )
«я» заставлю тебя богиней – быть!
4.  «Ранний час. В пути незрима…»                ( http://proza.ru/2017/12/02/1012 )
Принуждение к божественности – получается.
5. «Ты уходишь от земной юдоли…»                ( http://proza.ru/2017/12/02/1036 )
Грань богопознания.
6. «Снова ближе вечерние тени…»                ( http://proza.ru/2017/12/02/1045 )
«ты» удержалась здесь.
                7. «Я бремя похитил, как тать…»                ( http://proza.ru/2017/12/03/1048  )
                Удержалась из-за «нарастающей страсти».
*