2. Школьные годы, юность

  На снимке - настоящая картина состояния людей послевоенного времени в СССР. В центре - наша учительница Ольховская Любовь Пантелеевна. По её внешнему виду, да и по нашему, можно судить о многом. Среди нас были ребята-переростки, намного нас старше, которые не могли учиться во время оккупации. Автор повести второй справа в нижнем ряду, над моим левым плечом мой лучший школьный друг Саша Бурда.               

                (Предыдущее см.http://www.proza.ru/2015/11/07/913).

                "Ноги босы, грязно тело,
                И едва прикрыта грудь.
                Не стыдися, что за дело -
                Это многих славных путь!"
                (Н.Некрасов).
   
         В 1946 году пошел в первый класс. Естественно украинской школы, но с преподаванием русского языка и литературы в старших классах. (Русских школ в селе не было). Как мы тогда выглядели – сегодняшним школьникам представить себе трудно. Практически все были одинаково бедно одетые, с заплатками на коленях и локтях, с самодельными сумками для учебников на лямках через плечо. Всегда голодные. С чернильницами в маленьких мешочках на шнурках, (от них вечно руки в чернилах). Писать приходилось на разных обрывках бумаг, но скоро появились и тетради.
         В общем, послевоенная разруха еще долго давала о себе знать, долго еще люди вспоминали о том, как хорошо они жили до войны. Конечно же, по сравнению с наступившими временами. Но надо отдать должное - на большой перемене нам, школьникам и учителям, в школьном буфете давали стакан полусладкого, но горячего чая и маленькую булочку. Их вкус и запах не могу забыть и сейчас...

         Однако на учебу лишения и недостатки влияли мало. Она давалась мне легко, даже домашние задания много времени не отнимали. Постепенно и мать, учительница в той же школе, привыкла к тому, что беспокоиться ей не о чем, и перестала меня проверять.
 
         Ближе к осени 1949 года к нам в гости из Крыма приехал мой дядя Сергей Георгиевич Тохтамыш. Он был женат на сестре моей матери Анне, у них были сын моего возраста Слава и новорожденная дочь Таня. Крымский татарин, командир разведроты в годы ВОВ. В числе многих орденов и медалей, (только орденов Боевого Красного знамени у него было три!), он, капитан, за особые боевые заслуги в составе десанта в боях за освобождение Крыма был награжден полководческим (!) орденом Суворова. (В один из критических моментов он взял на себя командование значительными силами десанта и спас жизни тысяч десантников. Орден ему вручал перед строем разведчиков сам Ворошилов. Есть фотография того времени).  Ему пообещали не трогать его родителей, не высылать из Крыма. И разведчик пошел дальше освобождать Европу. Именно потому, когда демобилизовался и вернулся в Крым, он не оказался в числе депортированных крымских татар.
              Следует заметить, что, тем не менее, пока он гнал фашистов до самого Берлина, родителей его всё-таки выслали из Крыма вместе с другими крымскими татарами. Однако он не озлобился на власть, продолжал работать в Симферополе на довольно высоких постах в администрации города.

               Не знаю, почему и зачем  Сергей Георгиевич  уговорил мою мать отпустить меня с ним в Симферополь, в его семью на целый год. Видимо, чтобы подкормить отощавшего подростка и заодно приобщить меня сельского парнишку к городской культуре. Добрейшей души человек, он мог так поступить.
              Моя родная тетка Анна, была на удивление... буквально светской дамой!  Изысканно одетая, осанка, правильная русская речь - откуда что взялось, непостижимо. И вот эта дама, притянув меня к себе и, гладя по головке, ангельским голоском говорит дяде Сергею: "Ну и зачем ты его привёз?". Сергей Георгиевич молча так на неё взглянул, что тетя Аня тут же захлопотала, принялась нас обхаживать и кормить. Ни малейшего намека на различие между своими детьми и мой дальше не было.
 
              За время, которое мне пришлось провести в семье Сергея Георгиевича, я многое узнал и усвоил. В первую очередь в области культуры - семья Тохтамышей была интеллигентной, да и в городе возможностей было, конечно, много. Но не только. В Симферополе меня устроили в хорошую школу.  В классе я оказался единственным украинцем. Были и греки, и евреи, но в основном русские ребята.  Первое время мои одноклассники просили меня прочесть что-нибудь на украинском языке, которого они раньше не слышали, и потешались над ним и мной. Но уже через пару месяцев разница между нами исчезла полностью. Я быстро усвоил русский язык, (и с тех пор знаю и люблю его не меньше своего украинского), не отставал в успеваемости и в мальчишеских играх, проделках от остальных учеников. Так мы вместе катались, прицепившись на трамвай сзади. Мы стали друзьями в полном смысле этого слова. А Сергей Георгиевич остался для меня одним из самых важных, уважаемых и значительных людей в моей жизни. Он и в дальнейшем даже когда я уже служил на флоте, в большой мере влиял на моё становление и воспитание.
               
                Через год меня посадили на поезд и я возвратился домой уже самостоятельно. До сих пор помню, как удивлялись моему русскому языку мои друзья-украинцы, пока я переходил снова на свой родной украинский. Но много времени на то не понадобилось.
               Из тех лет особенно запомнились два эпизода. Один из них – я сижу в гостях у своего дружка Володи, время вечернее, у плиты хлопочет его сестра Вера. Она старше нас всего на два-три года. Веснушчатая, рыженькая, симпатичная, но ничего особенного. А делает всё так легко, весело, просто летает от плиты к столу, с юмором и прибаутками встревает в наш разговор. Я просто залюбовался ею. И потом часто приходил к другу в гости, чтобы тайком полюбоваться его сестрой. Но с годами, конечно, забыл. А почему намного позже, вспомнил и зачем то, детское, воспоминание вставил сюда - о том рассказ впереди.

               И второй. Мне уже лет 12, теплый летний вечер, только-только начали зажигаться первые звезды. На ступеньках крыльца, по обыкновению после ужина сидят, курят, отдыхают уставшие за день мужики – мой отчим Дмитрий Денисович, сосед его приятель и я. (А как же – в те годы мы, ребята, уже трудились часто наравне со взрослыми).  Разговор их постепенно переходит на дела в колхозе. Что там и то не так, и другое плохо, там заброшено, там запущено и т.д. Сосед: «А разве может быть иначе при такой-то власти?  Хозяина нет, и порядка нет».  Отчим: «Так может быть она, власть, всё-таки, переменится?».  Я, пионер, абсолютно уверенный, что наша власть самая лучшая в мире, до конца преданный Сталину, сижу ни жив, ни мертв, не веря собственным ушам. Сказать такое!  Ведь тогда достаточно было бы кому-то подслушать, передать куда следует, и всё! Были люди, и нет их…  Молчу, но сам себе думаю: «Как же, ждите! Ни черта вы не дождетесь».  Кто бы мог тогда подумать, что когда-то, в не таком уж и далеком будущем, они окажутся правыми…

               В марте 1953-го страну облетела страшная весть о болезни Сталина.  В свои неполные 14 лет я начал как-то  понимать, что у нас очень уж много славословий в его адрес. Например, появилась такая песня: «О Сталине мудром, родном и любимом  прекрасные песни слагает народ» и т.д. «Родном и любимом»? Не слишком ли? Однако, все мы верили в него, как в Бога, и мне тоже было страшно подумать, что с нами будет, если его не станет…

               И вот однажды, хмурым мартовским днем взвыли гудки паровозов, фабрики в соседнем рабочем поселке.  Все сразу поняли, в чем дело. Рыдания, слёзы, казалось,  жизнь кончена.  Но, ко всеобщему удивлению, ничего не случилось. Жизнь не только продолжалась, она понеслась вперед с невиданной раньше скоростью. Главное:  в селе отменили сталинские налоги!  Потом в колхозе стали хоть и немного, но платить за труд, вернули паспорта. И народ постепенно воспрял и духом, и телом. Стали более-менее нормально питаться и одеваться. У многих в домах появились ламповые радиоприемники, радиолы, велосипеды.  И мы, школьники, летом охотно трудились в колхозе, особенно на уборке, чтобы помочь родителям. Мне особенно нравилось работать с лошадьми, рано утром запрягать их, днем возить зерно с тока в хранилище, к вечеру уже верхом ездить к речке их купать.
             Первые семь классов я закончил круглым отличником, получил Похвальные грамоты,(такие были в украинских школах). А дальше надо было выбирать – идти в техникум, ПТУ или продолжать учебу в школе. На семейном совете было решено однозначно - продолжать учебу, получать среднее образование. В  тот год в нашей Александринской средней школе временно прекратили набор в 8-10 классы, так что в 8 класс пришлось ходить в школу соседнего рабочего поселка. Там уже были и русские школы, но мы учились и дальше в украинской.

              Несколько слов об этом посёлке. Еще до войны недалеко от нашего села геологи обнаружили залежи доломита – ценнейшего сырья для металлургической промышленности. Для его добычи и обработки был основан рабочий посёлок, куда, кроме украинцев из разных мест, приехали рабочие, инженеры из России. С годами посёлок вырос, отстроился и был переведен в статус города с названием Докучаевск.

           Осенью, зимой и весной, в мороз и слякоть, мы, ученики из Александринки, ходили пять километров туда, пять обратно.  Для нас, нескольких ребят и девочек из села это были такие мелочи, что мы их почти не замечали. Дорога пролетала незаметно в шутках, рассказах, веселье.  Тогда же пришла первая любовь к девочке из седьмого класса.
           Думаю, стоит сказать о том несколько слов. Школа, восьмой класс. Ни разу никакого особого интереса к девчонкам-одноклассницам у меня не было. Просто общение, как с остальными одноклассниками. Мой школьный товарищ как-то ближе к вечеру говорит: "Пойдем к школе, посмотрим в окно, там в одном из 7-х классов (они занимались во вторую смену, А.Х.)есть очень красивая девочка".
           Ни малейшего интереса к его словам у меня не было, но, по-дружески, поддержал товарища. Пошли.
           Заглядываем в окна, товарищ показывает мне её. Вижу, да, что-то такое в ней есть. Но что именно, не понимаю, да мне и не интересно. Однако потом, уже на другой или третий день, почему-то захотелось еще раз на неё взглянуть. А потом я просто ловил мгновения, когда хотя бы краем глаза её удавалось где-то увидеть. Когда это удавалось, чувство возникало непередаваемое! Абсолютно чистое и светлое, но совершенно необычное, не объяснимое словами...
           На какое-то время я совсем потерял голову, только о ней и думал.    Стало не до учебы, съехал на тройки-четверки, схватил даже пару двоек. К сожалению, (или к счастью?) моя пассия обо всём догадывалась, но, видимо, предпочитала ребят постарше. Где-то через полгода или год моя первая влюбленность как-то незаметно  прошла, и всё стало на свои места. С интересом и вниманием я относился к ней и в дальнейшем, но уже гораздо спокойнее. Особенно, когда она вышла замуж за парня, вернувшегося в село после службы в армии. Видимо, тогда я получил первую прививку от несчастной любви. Должен признаться, всё, что было в этой сфере позже, было по-другому. Может даже сильнее, но уже по-другому.
 
              Однако, продолжим историю жизни. Однажды  увидел дальнего родственника, приехавшего в отпуск в наше село. Он был в форме лейтенанта флота, с кортиком, золотыми погонами и «крабом» на фуражке. Я и до того, как многие мальчишки, зачитывался книгами о море и моряках, а тут моряк по всей форме наяву!  Конечно, уже тогда решение о будущем пути в душе созрело, хотя пока о том никому не говорил. Однако, сознавая, что пока слабоват физически, занялся спортом. Кроме ежедневных упражнений с тяжестями, занятия в секции бокса, (там тренер считал меня перспективным),  волейбол, стрельба, велосипед  – постепенно окреп, стал показывать неплохие результаты. Тренеры включали в состав школьных городских команд, девчонки, которые раньше почти не замечали, стали посматривать по-особому. И ребята стали уважать больше. Старался закалять и характер.
 
               Например. Откуда-то мы узнали об одном интересном трюке. Занимались мы во вторую смену при электрическом освещении. И вот, оказывается, если перед уроком в патрон лампочки заложить небольшой комок мокрой газеты, а потом лампочку вкрутить, то она будет гореть какое-то время, пока газета не высохнет, потом погаснет. Недолго думая затею осуществили.  И посредине урока лампочки погасли, урок был сорван. Когда вызвали электриков и выяснили в чем дело, всех ребят из класса, (а нас было, насколько помню, 8 или 9, остальные девчонки), поодиночке стали вызывать к директору в кабинет. Директор, надо сказать, у нас был суровый и жесткий, его все боялись. Ну и у меня, при вызове к нему, коленки задрожали.
               Когда он стал сурово спрашивать, кто это сделал, я не мог сначала ничего сказать. Но мысль в голове вертелась – ведь ясно, что это наша работа, какой смысл трусливо отказываться?  Но ведь может из школы выгнать, что мать скажет… И всё-таки собрался с духом, сказал: «Это я». Высказался, и почувствовал, что на душе стало легче.  Ну а на вопрос - кто еще был, то, разумеется, никто, всё сделал сам. Директор, конечно, меня крепко отругал, но мне показалось, что взгляд его после моего «мужественного поступка» как-то даже потеплел.  К моему удивлению, никаких наказаний не последовало. И даже матери ничего не сообщили. Хороший урок на будущее – всегда говори правду!

               Уже в девятом классе прошелся я как-то с девчонкой, на которую, как говорится, положил глаз кто-то из десятиклассников. Мне передали, чтобы я держался от неё подальше. Не очень-то и хотелось сопротивляться, особого интереса у меня к ней не было, не тот был случай, но вот так просто сдаться?  Труса праздновать?  И продолжил прогулки.  Так вот. Как-то вечером возвращаемся из школы с одноклассником Н., который был мне почти товарищем.  Вдруг к нам подбегают четверо парней, начинают задирать, понятно, что будет драка. И вот тут я увидел, как мой «товарищ» потихоньку пятится задом и, согнувшись, семенит за угол! Удрать ему никто не помешал.  Я был просто ошеломлен, такого от него не ожидал.  На какое-то мгновение, видимо, отвлекся, и получил  под глаз. Пришлось действовать одному.  Особой драки не вышло, мне удалось сравнительно легко отбиться, (уже был достаточно крепок), да, видимо, меня хотели просто попугать.  Так что домой вернулся всего с одним фингалом и несколькими синяками поменьше. «Друга» с тех пор старался не замечать. А о происшедшем не сказал никому ни слова.

              Ну и еще один, на первый взгляд мелкий, эпизод навсегда остался в памяти. Наш учитель физкультуры, буквально фанатик своей профессии Иван Григорьевич Колодяжный, зимой, если был снег, организовывал лыжные соревнования. Ко мне он относился чуть иначе, чем к другим ученикам, поскольку я, по причинам, указанным выше, физкультурой увлекался чуть больше других ребят. Вот он и ожидал от меня хорошего результата и здесь, на лыжах.

             В один из погожих с небольшим морозцем снежных дней в нашей школе состоялись лыжные соревнования. После старта всё шло хорошо,по заранее проложенной лыжне 10 км пройти было одно удовольствие. Никаких проблем с дыханием, техникой бега не было, уже на обратном пути мне удалось выйти вперед. До финиша оставалось не так уж много. Но вот в одном месте лыжня поворачивала почти под прямым углом и меня, как говорится, черт дернул этот угол срезать. Я повернул на целину, хотя внутренний голос подсказывал: нельзя, так нечестно. И тут же был наказан: не заметил под снегом большую кочку, налетел одной лыжей на неё, кончик лыжи, (тогда они были у нас деревянными), сломался. Кое-как, уже в "замазке" до финиша я допрыгал. Никогда не забуду взгляд Ивана Григорьевича, который, конечно же, понял что случилось. Не только по виду сломанной лыжи, но и моему собственному.  Так в памяти осталось на всю жизнь: если не хочешь потерять уважение, и не только дорогих тебе людей, не ловчи.

                Конечно, разных интересных историй, первых любовных похождений у каждого из нас в школьные годы, да и потом, было много, включая и те, которые нас не красят. Рассказывать о них можно долго. Однако здесь у меня о другом. Несколько эпизодов я привел только для того, чтобы было понятно, как мальчишка постепенно взрослел.  А дальше не столько о себе, сколько о времени, в котором мы жили.

                Наступил 1956 год. Для нас, ребят, это был год окончания школы, выпускных экзаменов, так что мы мало о чем другом думали. А для страны он был знаменателен тем, что феврале состоялся ХХ Съезд КПСС. Думаю для понимания происходящих тогда в стране процессов, несколько слов о нём сказать надо.
                На  Съезде Хрущев выступил с докладом о культе личности Сталина. В нем он снял с него ореол безупречного вождя, обвинив в потакании своему обожествлению, в репрессиях и массовых расстрелах своих соратников и советских граждан.  Началась реабилитация жертв сталинских репрессий. (В числе других были реабилитированы и бывшие бандеровцы. Все они сделали вид, что раскаялись и исправились, но как получилось позже на самом деле - о том речь отдельно).  Все в СССР, особенно старые коммунисты, были потрясены. Да не только в Союзе и не только они. О материалах Съезда, о докладе Хрущева узнали во всем мире. (В открытой печати он сначала был опубликован там, а оттуда уже все узнали и у нас). Тело Сталина в октябре 1961 года убрали из Мавзолея, куда он был помещен рядом в В.И.Лениным, захоронили у Кремлевской стены тайно, без всякой лишней суеты.

               Появились надежды на улучшение отношений с Западом, на смягчение режима в стране. Даже термин такой появился «Хрущевская оттепель».  Но, повторяю, нам тогда, ученикам 10 класса, в том числе и мне, было как-то не до того. У нас впереди были выпускные экзамены, Аттестат зрелости, поступление в ВУЗы, техникумы. Предстояла взрослая жизнь. Этим были заняты наши головы и души.

             Продолжение:  http://www.proza.ru/2017/12/03/367