На материке

На материке
Я уволился с прииска и, отгуляв  положенные пять месяцев отпуска, заработанного на  Чукотке,  стал безработным. Сейчас мне нужно было искать работу тут, на материке, по  новому месту жительства.  На прииске я был бульдозеристом и знал все марки тракторов, от отечественных до импортных, то решил найти себе работу по специальности.  Бульдозера и экскаваторы были в дорожном управлении района. Вот туда я и направился устраиваться на работу.  Начальник управления посмотрел мою трудовую и коротко сказал:
- В кадры.
В отделе кадров я не задержался и пошёл в бокс искать механика. Бокс был небольшим, с пристроенной кузницей.  В боксе стояли на ремонте  один бульдозер  «сотка», на такой я начинал когда-то работать на прииске, и грузовая машина.  Механика я нашёл тут же. Он с бульдозеристом решали какие запасные части нужны. Бульдозерист до хрипоты доказывал, что ему нужно менять, а механик  доказывал, что бульдозер ещё поработает и на том, что есть, потому что запчастей всё равно нет.  Я подошел к механику и сунул ему направление, которое он взял и долго  вертел в руках, затем сказал:
- Мне тебя садить некуда. Вот скоро отправим на пенсию Петра, на его место и пойдешь, а пока поработаешь слесарем.
Когда я вошел в бокс и увидел этот старый бульдозер, да к тому же подъемное средство, в виде тельфера,  который катался по рельсам, положенные на шпалы, а те в свою очередь лежали на деревянных столбах, я не то чтобы растерялся, я был просто ошарашен. Я, который работал на прииске, где у нас был бетонный бокс на четыре огромных  тяжелых бульдозера, таких как  ДЭТ-250, весившего тридцать пять тонн и импортные бульдозеры в пятьдесят тонн, буду работать тут, в этом нищенском боксе! Но делать нечего. В нашем районном городке лучшего не было.  Работал я слесарем до весны. с горем пополам ремонтировал рассыпавшиеся бульдозера и ждал когда Петро уйдет на пенсию, и мне достанется его бульдозер.  Пришла долгожданная весна. Петро, наконец, дождался пенсии и с радостью передал мне свой бульдозер, который стоял где-то на участке, вновь строящейся дороги и который я ещё  в глаза не видел.
- Там крыша протекает, подлатаешь. Зимой-то ничего, а летом течь будет. А остальное всё хорошо, – сказал мне на прощание бывший бульдозерист.
Утром нас посадили в автобус и повезли на трассу, где стояла вся дорожная техника.  Стояла она не на строящейся дороге,  а в небольшой деревеньке, охраняемая дедом.
То что я увидел,  на каком бульдозере мне предстоит работать, повергло меня в шок: это был С-80. Мне казалось, что он старше меня. Кабина была с деревянной крышей, которую уже давно крыли рубероидом, и вот она-то и текла.
- Вы где откопали это ископаемое? Их же давным давно уже нет! Этот  с войны вам достался? - спросил я у приехавшего с нами механика.
- Да всё списать никак не можем. Область не дает новой техники, вот и латаем это старьё. Они больше стоят, чем работают, - ответил он.
- Да как же у вас люди-то держатся? Это же вообще уж ни в какие ворота!
- Так у нас хорошие-то не держатся! Всё с грехами, вот и работают. Тариф получают и им хватает, главное чтобы смена прошла.
Я обошел бульдозер и сказал:
- Даже заводить не буду, чтобы не привыкнуть, а то говорят к хорошему быстро привыкаешь, а тут прямо счастье привалило.
Я сел в автобус и поехал обратно в отдел кадров увольняться. Так из меня не получился строитель дорог.  Долго я не гулял. Меня взяли на радиозавод в транспортный цех, там получили новенький бульдозер Т-130.  Сажать на него было некого, потому что нужно было ехать в командировку, а ехать никто не хотел -  у всех механизаторов были дачи.  У меня дачи ещё не было и я поехал. В командировке пробыл ровно месяц, и мой бульдозер привезли обратно. Завод строил свой свинарник и там тоже нужен был бульдозер. На бульдозере я отработал до зимы и решил завязать с землеройной техникой и перешел  на другую работу, там же на заводе,
-- другой в цех.
Но это другая история.

               
Завод
После транспортного цеха я устроился  на том же заводе в литейно-механический цех. В этом цехе отливали силуминовые (сплав алюминия) детали к радио и теле оборудованию, то есть к переносным радиопередатчикам, всевозможным мониторам.  Это литье нужно было обрабатывать, зачищать, сверлить отверстия и нарезать резьбу, если того требует технология. Вот в этот цех я пришел работать слесарем. Вначале был учеником, ремесло было не сложным. Меня быстро обучил мой наставник. После того, как он брал в руки какую-то необработанную силуминовую деталь, любил говорить:
- Показываю один раз – запоминай!
И показывал, как нужно зачищать, сверлить и нарезать резьбу. Деталей было множество и все разные, в каждой несколько десятков отверстий разного диаметра, от одного миллиметра  до восьми.  Для каждой детали был свой кондуктор, со стальными втулками отверстий, нужного диаметра. Мастер говорил, какие детали  нужно делать сегодня, их ждали на сборке мониторов. Берёшь  уже зачищенную от заусениц деталь, вставляешь в кондуктор и начинаешь сверлить отверстия, и так каждую. Так как детали были мелкими, то брали их сразу сотнями. Работа была однообразно нудная, заработок зависел от скорости работы. У кого быстрее реакция, тот больше делает, значит больше зарабатывает. Зарплата была у всех слесарей разная, но не на много. Отдел нормирования чётко следил, чтобы зарплаты не зашкаливали сверх нормы, если это происходило, то нормы пересматривались. Конечно, не в пользу рабочих.  Я быстро освоил слесарное дело и у меня получалось всё быстро: сверлил отверстия, не глядя на кондуктор. Руки сами делали своё дело. Скоро я догнал опытных слесарей по зарплате. Меня не устраивал потолок, и я стал зарабатывать больше. По этой причине меня вызывали на ковер к начальству. Они просили сбавить обороты, но я не сдавался - мне нравилась моя зарплата.
Тут прошел слух, что набирают механизаторов для отправки на работу в совхозы, где из-за низких зарплат не хватало трактористов и комбайнеров, с оплатой 75% от среднего, что зарабатываешь в цехе и плюс то, что заработаешь в совхозе. Из нашего цеха брать запретили потому, что здесь тоже не было желающих  работать, хотя зарплаты были выше, чем в других цехах.  Я решил всё-таки сходить в этот сельхоз  и узнать, не нужен ли куда-нибудь  хороший бульдозерист. Начальник отдела расспросил  меня где я работал  и, удовлетворившись моим ответом, сказал:
- Берём, нужен бульдозерист в один совхоз. Бульдозер простаивает, никто не хочет на него садиться.
- Так из нашего цеха не отпускают, - сказал я ему.
- Это я решу, у нас большие полномочия по набору механизаторов, - уверенно ответил начальник.  Он не обманул и добился своего через директора завода. Начальник нашего цеха вызвал меня к себе в кабинет и долго уговаривал не ехать в  совхоз, обещая не урезать мне мой высокий заработок. Ему не хотелось терять хорошего слесаря. Но я почувствовал свободу, свежий воздух деревни и упёрся, так и не согласившись с доводами начальника цеха.
Совхоз, где мне предстояло работать, был в двадцати километрах от моего дома. Добирались мы, так как я был не один с завода, на совхозном автобусе, который нас отвозил утром и привозил обратно после работы. Списанный бульдозер совхозу отдали мелиораторы. Он стоял во дворе мастерских и был недвижим.  Я обошел вокруг него, заглянул в кабину и пошел к механику совхоза. Его кабинет  находился прямо  в мастерских.
- Откуда такое добро и почему он без движения? - спросил я у механика.
- Да мелиораторы отдали списанный. Отремонтируешь - поработает ещё. Навоз потолкает. Нам нужен бульдозер, а то скотные дворы все засрали, - ответил он.
- А как с запчастями дело обстоит? - спросил я.
- А никак, мы же не знаем, что к нему нужно! Вот ты и узнаешь, надеюсь.
Я не боялся ремонта, были бы запасные части, а остальное дело техники и времени.
- Хорошо, я отремонтирую эту рухлядь. Только платить мне будете как бульдозеристу, а не так, как вы платите своим трактористам, -  озвучил я свое условие.
- По рукам, только оживи его! Хотя бы временно, а там может где получше достанем, - попросил механик.
Так я стал работать в совхозе от завода и получать две зарплаты: одну платил завод, вторую - совхоз. Я разобрался с бульдозером и сказал механику, какие нужны запчасти.
- Будем искать, - только и сказал он.
- А мне-то что делать, пока вы запчасти ищите? -спросил я.
- Да вон Беларусь стоит без хозяина и на ходу. Садись на него, цепляй телегу, будешь по хозяйству.
- Хорошо, - согласился я и пошёл осматривать колёсный трактор Беларусь. Надо сказать, я не работал на таких тракторах и даже не знал, с какой стороны залезать в кабину. Тут же крутился мой сосед по дому, который тоже работал тут от завода на колёсном тракторе с ковшом.
- Вован, покажи мне, как хоть он заводится, и что тут к чему, - попросил я его.
- Ты что, ни разу не сидел на таком тракторе? - удивленно спросил Вован.
-  Да нет же, я все на больших землеройных работал, - ответил я.
- Ну ладно, покажу как заводится и как скорости включаются. Ну а как руль крутить, сам знаешь, у тебя же своя машина есть! Только пузырь придется ставить за учебу, - сказал он со смехом.
- Ладно, будет тебе пузырь самогонки. Пойдет?
- Ещё лучше, - обрадовался Вован и стал показывать что  к чему.  На этом тракторе я работал все лето: подвозил строителям материалы; ездили с одним дедом по полям; собирали брошенный мусор и металл, в общем, делал то, что называлось хозяйством. Запчастей на этот бульдозер так и не достали, зато те же мелиораторы  отдали еще один, но более современный - Т-130, но тоже не на ходу.
- Поедешь на ремонтный завод. Там отремонтируют этот бульдозер. Ты будешь смотреть, чтобы хорошо сделали, - сказал мне механик. Погрузили бульдозер на трейлер,  я поехал с ним на ремонтный завод, где его до винтика разобрали, а потом собрали заводчане. Так я отработал в совхозе от завода четыре года. Работы было не очень много, да и совхозные рабочие и трактористы не любили подолгу задерживаться на работе  и в четыре  часа вся техника уже стояла во дворе. Те, кто работал от завода, садились играть в карты на деньги по мелочи, ожидая автобуса, а местные  расходились по домам - у всех было своё хозяйство.
Подходили девяностые годы: сельское хозяйство и завод начало штормить. Всех рабочих механизаторов отозвали на завод. Так как зарплаты упали, заводчане стали разбегаться, уволился и я, предварительно нашёл новое место, на винно-водочном заводе наладчиком, но это другая история.
P.S. Когда я уезжал с Чукотского прииска думал – вот приеду на материк и устроюсь на работу бульдозеристом.  На материке техника будет получше, чем на прииске. Всё-таки это материк. Но когда я увидел, то разочаровался - вся эта древняя техника и  рядом не стояла с той, на какой мне довелось работать на прииске.
               

ЛИКЕРКА
Уволившись с радио-завода, я тут же стал искать работу, так как без неё я жить не мог. В нашем небольшом городе до развала Союза такая проблема не стояла, так как были два больших завода, и они кормили всех. Кроме заводов было и несколько маленьких заводиков и разных предприятий. На один такой заводик наткнулся и я, объезжая город на своем Москвиче в поисках работы. Это был винно-водочный завод, в народе "Ликерка".  Если бы мне сказали раньше, когда я работал на бульдозере, что буду работать на этом заводе, да еще в цехе розлива, я бы не поверил. 
Отдел кадров, куда я зашёл чисто из любопытства, направил меня на территорию завода в цех розлива к начальнику.  В цехе, куда я зашел, стояли какие-то огромные машины и звенела посуда.  Дальше, за дверью, я оказался в самом цехе, где стояли автоматы и разливали водку по бутылкам, двигающимся вереницей по специальным транспортёрам. Там же бутылки закупоривал автомат и наклеивал этикетки с названием водки.  В то время разливали только «Русскую», «Пшеничную» и «Столичную».  Как я узнал позже, «Русская» была из картофельного спирта, а остальные из пшеничного.  Вина тоже разливали разные, но только крепленые. Их доставляли по железной дороге в цистернах, откуда-то с юга, где рос виноград и фрукты, из которых делалось вино.
Начальником цеха, оказалась женщина, которая посмотрела на меня своими большими, пронизывающими насквозь серыми глазами и сказала:
- Пойдешь мыть посуду.
Я, хотя и зашёл сюда ради интереса, но от такого предложения опешил, как это я, и мыть посуду?
- Ну, вы даёте, я же механизатор, а не посудомойщик!  Слесарем ещё куда ни шло…
- Ты не понял, не руками, а наладчиком на посудомоечной машине. Видел, какие стоят на входе? Так вот на них.
- Хорошо, можно я вначале посмотрю, а потом решу?
- Смотри, не жалко... работа в тепле, не пыльная. Да и зарплата приличная по нынешним временам, - сказала она, сверля меня своими глазищами. У начальницы не было кабинета, и стол стоял прямо в цехе у окна, и ей был виден весь цех. Я после уже понял, почему у неё кабинета не было, хотя место для него было, чтобы видеть всех, кто работает за автоматами и транспортерами. Продукцию выпускали такую, что был нужен глаз  да глаз, именно такой, как у начальницы, пронизывающий и видящий человека насквозь.  Я вышел из цеха розлива, за дверью стояли машины, в которых мыли бутылки. Я подошел к женщине, работавшей за одной из машин. Она следила за тем, чтобы бутылки не падали при загрузке  и выгрузке машины. Там же сидел молодой мужчина, как выяснилось, наладчик. Я познакомился с обоими, женщину звали Шурой, а мужчину - Юрой.
- Меня сюда берут наладчиком. Сложно это? – спросил я у них.
- Давай приходи! А то я один тут, а машин четыре. В работе всегда две. Я покажу и расскажу всё что надо. Тут не сложно, - обрадовался Юра. Как позже я узнал, у него была кличка «Боцман», так как он служил на флоте.  Шура была сухой и тощей, как старая осина, но настолько шустрой, что злые языки прозвали ее «Блохой».  Во времена  Союза, с городским транспортом всегда была напряжёнка, автобусов ходило мало и они были битком набиты. Влезть  на остановке было не реально слабому человеку. Рассказывали, что Шура подбегала к автобусу, но так как была щуплой, влезть вовнутрь ей  не удавалось, дверь захлопывалась, и автобус отходил. Ехал не быстро, так как был переполнен, да и дороги были такими, что быстро не поедешь - колёса можно потерять. Так вот, доехав до следующей остановки, открывалась дверь, люди выходили и заходили. Шура, бежавшая за автобусом, опять не попадала в него и так было, пока не добегала до своей остановки. Может это просто не правда, но когда я с ней поработал, то не сомневался, что такое могло быть и кличку «блоха» дали ей не зря.  Так я стал наладчиком посудомоечной машины. Оказалось  работа действительно не пыльная и весьма доходная. Но это в следующем рассказе.
               

Агрегат
Итак, я устроился на ликёрку в цех розлива наладчиком посудомоечной машины.  Посудомоечная машина - это большой агрегат, в котором одновременно моется тысяча бутылок.  Чтобы не было никаких сбоев и посуда не билась нужен наладчик. Мой первый рабочий день начался так: пройдя проходную, в которой охранницей была пенсионерка, охрана была не военизированная и не имела оружия,  я прошел по двору к своему цеху. Двор был окружен высоким кирпичным забором с двумя воротами для машин, одни  открывались крайне редко - только для спец. машин, в другие  заезжали машины с пустой  посудой и за готовой продукцией. Завод был построен ещё в царское время из красного кирпича с толстыми стенами и подвалами  с цистернами для вина. Тут же был  склад для хранения спирта, в котором стояли огромные цистерны из цветного металла. Раньше умели строить на века.  Это основные здания. Были и поменьше: гаражи и разные мастерские.
В цехе меня встретил Юрка  и стал показывать, что нужно делать в первую очередь:  приходить на работу на час раньше остальных, заливать машину водой и включать пар, чтобы она грелась до нужной температуры - бутылки мылись горячей водой. Когда вода нагреется, залить в нее несколько ведер каустика.
- Каустик заливай только в резиновых перчатках и в очках! Не дай бог попадет капля в глаз, сгорит, а если на кожу, то сразу смой иначе прожжет до кости, - предупредил он меня. Вечером всё это выливалось и машину внутри полностью мыли. Когда всё это было сделано, пришла Шура и включила транспортеры для подачи пустой посуды из посудного цеха, по которому звеня, ровным строем пошли бутылки. Они были грязные и со старыми этикетками. Посуду, прежде чем отправить в цех розлива, нужно вымыть, вот для этого и были установлены эти машины. Шура была хозяйкой этой машины. Она должна следить, чтобы посуда не падала и входила в кассеты для бутылок. Кассеты были прикреплены к двум цепям по бокам внутри машины.  В каждую входило шестнадцать бутылок в отдельные гнезда. Пройдя всё нутро машины с горячей  водой с каустиком, где съедается  клей этикеток.  Они сбиваются с бутылок мощной струей этой же воды. Затем ополаскиваются холодной водой, бьющей из форсунок, попадая струей прямо внутрь бутылки. Затем чистая и без этикеток посуда попадает на лепестки транспортёра, идущего в цех розлива, где её заполнят водкой.
Посудомоечных  машин стояло четыре в ряд. И одна большая для бутылок под 0,7 для вина  отдельно, у неё всё было больше и свой транспортёр. Первая машина была для чекушек, у неё всё было такое же, только отдельный транспортер, он был поуже, иначе посуда бы падала. Юрка с Шурой работали давно и знали своё дело. Здесь на машинах работали еще двое: наладчик и женщина на посуде, как и Шура, но они были в отпуске. Когда-то, до Горбачевского указа о безалкогольной жизни  русского человека, да и других тоже, завод работал в полную силу и работали все машины
. В цехе розлива вырезали автогеном все автоматы по розливу водки и транспортеры. Машины не тронули, потому что они очень большие и тяжёлые,  да и не мешали никому, так и стояли.  Водки стали выпускать совсем мало, людей сократили. Но это скоро закончилось:  государство не досчиталось  денег, и заводам разрешили производство, но былого размаха уже не было.
Так я пробыл учеником пару-тройку дней, кое-чему научился сразу, а что сложнее - постигал постепенно, потому что чтобы всё работало и не падало, нужно было знать все тонкости.
               

Посуда

Ворота ликерки постоянно открывались, впуская на территорию машины,                груженые ящиками с бутылками.
Во времена союза, бутылки не выбрасывались в мусорное ведро,
затем в контейнеры для мусора, а сдавались в магазины или                специализированные ларьки
и получали за это какие-то деньги. Бутылки все были стандартные , и                принимались прямо с этикетками, условие было одно, целое без сколов горлышко. Разгружались машины под длинным навесом грузчиками, а затем по транспортеру ящики с посудой,переправлялись в посудный цех, в котором женщины вынимали бутылки их ящиков и ставили из на лепестковый  конвейер,который шел к посудомоечным машинам. Оператор машины, следила, что бы бутылки заходили в гнезда кассет и исчезали в чреве машины с ванной заполненной горячей водой, с добавлением каустика. Отмытые от пыли и этикеток бутылки, как новенькие выгружались из кассет, опять на лепестковый конвейер и отправлялись в цех розлива. Там, под неусыпным надзором женщин  контролеров, которые осматривали все бутылки на предмет сколов и грязи, если такие попадались, они снимались с ленты и убирались в ящик. После первого контроля, транспортер проходил мимо автомата розлива водки, который их наполнял содержимым, водкой или вином.  Наполнив содержимым, этот же автомат одевал на
горлышко жестяной колпачок и обжав его, выталкивал бутылку обратно на конвейер.
Были бутылки и с резьбовыми колпачками, просто менялась обжимка на накатку,
которая накатывала резьбу.  После этого, бутылки с содержимым, попадали на второй контроль, там бутылки захватывались, переворачивались вниз горлышком и проверялись,  что бы не протекали и внутри не было посторонних предметов, в виде мух и всякой дряни. Были случаи, что попадали дохлые мыши.  Если такие бутылки попадались, контролер снимала их , откупоривала и ставила вниз горлышком в специальные гнезда, где  содержимое сливалось истекало в емкость. После, эту водку, перегонят на самогон, который отправят на спирт-завод.  После этого контроля,бутылки попадают под автомат, который наклеивает наклейки, которые должны соответствовать налитому содержимому и на внутренней стороне должен стоять штамп с числом. Дальше,посуда попадает под счетчик, который посчитает каждую бутылку и после него бутылки снимут и расставят по ящикам, которые уйдут на склад сбыта, где их погрузят на машину и так они попадут на прилавки магазинов, круг замкнулся.

               
 Водка
Машина работала, забирая в своё горячее нутро посуду, которая пройдя весь цикл, вываливалась на планку приёма и сталкивалась на лепестки конвейера. Он увозил посуду через узкое окно в стене, в цех розлива. Я сидел на деревянном ящике из-под бутылок и время от времени вставал, выдёргивал мелкую решётку фильтра и,  стукнув ею пару раз о трубу, чтобы отвалились прилипшие этикетки, ставил её на место. Шура следила за посудой, которая со звоном  шла по конвейеру. Когда какая-нибудь бутылка застревала в кассете, останавливала машину, брала длинный прут и разбивала бутылку, освобождая место очередной. Иногда  она упускала этот момент, и очередная бутылка, натыкаясь на оставшуюся,  перекашивала планку загрузки. Шура испуганно начинала звать меня на помощь, я подходил и поправлял поломку. У Юрки была своя линия и машина, которую он обслуживал, в ней мылась посуда под вино.
Из двери цеха розлива вышла молодая женщина Таня. Она заведовала участком, где спирт разводили водой до определенных градусов, добавляли туда соляную кислоту, чтобы получалась водка. Таня прошла в угол, где работала Юркина машина и что-то ему сказала, затем вернулась обратно. Юрка кивнул головой и подошел к нашей машине  и сказал мне:
- Пойдем, принесём бутыль с соляной кислотой со склада.
Мы пошли в склад, который находился в отдельном помещении и кладовщица выдала нам бутыль кислоты в плетеной корзине. Притащив корзину с бутылью к моей машине, Юрка сказал:
- Подожди, затариться надо, -  сказав это, он начал засовывать пустые чистые бутылки за кожаный  пояс. Я с удивлением смотрел на него, а потом спросил:
- Что, кислоту по бутылкам разливать будем?
Юрка только ухмыльнулся и спросил:
- У тебя что, широкого ремня нет?
Широкий офицерский кожаный ремень нужен был не для поддержки брюк, а для того, чтобы засовывать под него бутылки. Это я узнал только что от  Юрки. Нужна ещё куртка спецовки на пару размеров больше, чтобы не было видно эти самые бутылки.
- Нет, у меня обычный ремень, штаны держит, - ответил я.
- Ладно, засунь три бутылки, и пойдем в подвал, где бодяжат водку.
Я послушал его совета и сунул под ремень три пустых бутылки. Мы взяли бутыль с кислотой и пошли в цех розлива. Идти нужно было мимо начальницы цеха, которая даже не посмотрела в нашу сторону. Зашли в большую комнату, где стояли какие-то большие цилиндры и цистерна. После я узнал, цилиндры – это фильтры, через которые прогоняют водку, прежде чем разливать её по бутылкам. Фильтры были двух видов, песочные и угольные. Вниз вела маршевая лестница с кованными чугунными перилами. Мы отправились туда в подвал, и поставили бутыль к стенке. В подвале стояло несколько цистерн в ряд. Одна стояла вертикально.
- Вот тут и делают водку. В этой цистерне мешают спирт с водой и добавляют соляную кислоту, что мы принесли, и сахарный сироп,- объяснял мне Юрка.
- Ну, нам вот к этой цистерне, у которой есть краник, - сказал он и сел на корточки возле краника.
- Ну, за нашу работу, мы сейчас сразу и расчет получим. Смотри и учись, пока я живой, - со смехом сказал  Юрка и начал наливать бутылки, которые принес с собой. А принес он ни много ни мало, а около десятка. Как потом рассказывали ребята с посудного цеха, он на спор за один заход вынес четырнадцать бутылок. Я, конечно, стоял ни жив ни мёртв и думал, а вдруг тут кто зайдет и увидит нас за этим делом... Это же банальное воровство.
- Наливай, - скомандовал Юрка, засовывая свои налитые бутылки за ремень. Я присел возле крана, руки у меня тряслись, и лоб вспотел от напряжения.
- Да не трясись ты так, все нормально будет, - видя мое состояние, успокаивал меня он. Я с грехом пополам заполнил свои бутылки водкой и стал засовывать их под брючный ремень, когда засовывал последнюю, она провалилась в штанину. Хорошо, что я был в коротких кирзачах, и она не выпала на цементный пол.  Застегнув все пуговицы на куртке, мы пошли на выход из подвала. Я шёл,  в голове сверлила одна мысль, как пройти мимо Тамары, начальницы цеха, от неё не скроешься, сразу поймет, что мы затарены водкой.  Я шёл впереди Юрки, и у меня вроде бы было незаметно, куртка скрывала все, но у Юрки… у него же около десятка бутылок и как ни застегивай куртку, горлышки все равно торчат из-под ткани. Я вышел из двери, Тамара глянула на меня своими серыми глазищами... у меня всё внутри опустилось, но она ничего не сказала. Я шёл к выходу из цеха как на ходулях, ноги не хотели гнуться, так мне казалось. Наконец, я вышел к своим машинам. Юрка прошмыгнул мимо меня. Побежал в раздевалку, которая была в другом здании в углу заводского двора. Я сел на свой ящик, чтобы успокоиться. Бутылки мешали мне,  я стал думать, куда бы мне их деть, ведь они были незапечатанными. Тут появился Юрка.
- Юра, как ты их закрываешь? Чем?- спросил я.
- Пошли за мою машину, я тебе их запечатаю, у меня есть обжимка и колпачки.
Мы зашли за его машину, он достал из своей нычки всё, что нужно, и закупорил мои бутылки.
- Дашь токарю литруху, и он тебе выточит такую же обжимку, - посоветовал мне Юрка.
Закрытые бутылки я отнёс в раздевалку и положил  в свой шкафчик, который закрывался на замок. Так я добыл первые свои бутылки с водкой, но взять бутылки, как оказалось в будущем, это не проблема. Проблема была впереди - их нужно было вынести с территории завода, через проходную, но это другая история.
   

                Об охране и не только
Я, как всегда, сидел на своём ящике из-под водки. Мне было видно всё: как Шура поправляла пустые бутылки в моечной машине и одним глазом следила, как выходят мытые. Время подходило к одиннадцати часам. В это время все, кто работал в разливе, а это в основном были женщины, как угорелые выскакивали  и неслись в туалет напротив посудомоечных машин. В это же самое время в дверь входила старушка-охранница в синем широком халате и тоже шмыгала в туалет. Как я узнал позднее, там происходила передача мзды в виде бутылок с водкой, чтобы потом на проходной пропускали без досмотра тех, кто выносил водку. Это дело было так отлажено, что никогда не было сбоев. Женщины выходили из цеха четыре раза за смену и каждый раз выносили по пять бутылок водки. Водку разбирали гонцы со всего завода, которым не было доступа к водке, - конечно, не за так, а за половину стоимости отпускной цены. Все это происходило на нашей территории моечных машин и на наших глазах. Когда я вынес из разлива первые бутылки, и, не зная как пронести их через проходную, спросил об этом у Юрки-боцмана.
- Боцман, как же мне вынести эти чёртовы бутылки, ведь могут замести меня на проходной ?
- Не боись,- оскалился он, - все схвачено, охранницы не тронут тебя, у них свой интерес, и они знают, что мы знаем о них. Только начальницы ихней опасайся - может проверить.
Конечно, это было обнадеживающе, но всё равно первый раз было не по себе проходить проходную с бутылками за поясом. Но всё проходит, и каждый из нас по-своему приспособился проносить разумное количество бутылок. Кто-то ждал, когда уйдёт начальница охраны, которую боялись все. Кто-то провозил накопленную пару ящиков в кузове машины под мусором. Машину если и проверяли, то редко и только визуально..
Жизнь наладилась: я втянулся в работу и знал, как и где тырить бутылки с водкой. Способов было несколько, и мы с боцманом их не упускали - моя такса в день была семь бутылок. По тем временам был дефицит водки в магазинах, и она стоила дорого. Мы не считали это воровством, а простым добавлением к небольшой зарплате. Вот вышел Гена, неся в руках небольшой ящик с мусором. Гена был щуплый мужичок, прихрамывающий на одну ногу. Он работал в разливе на подаче пустых ящиков для бутылок. Это, пожалуй, был единственный в цехе разлива, кто не воровал. Он панически боялся больших серых глаз начальницы, ему казалось, что они видят его насквозь, даже то, сколько и что он выпил за день, а пил он только красное вино - водку не признавал. Бутылки с вином, весело позванивая, шли мимо него, но у него не хватало смелости протянуть руку и взять бутылку, как бы ни хотелось выпить. Женщины, стоявшие у транспортёра, затаривавшие ящики бутылками вина, знали Гену как облупленного и давали ему одну бутылку вина, которой хватало ему на весь день. Он, спрятавшись за бетонную колонну от пронизывающих глаз начальницы, прикладывался к горлышку бутылки, отпивал глоток или два, доставал из кармана огрызок яблока и, потерев о куртку, отгрызал кусочек своими редкими зубами, оставляя на яблоке продольные следы. Яблока ему хватало тоже на весь день.
Вот в проёме двери появился здоровый мужик лет пятидесяти - это был наладчик всех автоматов в цехе, звали его  Женя. Он шёл степенно, не торопясь и, проходя мимо меня, молча мотнул головой, показывая глазами на туалет. В туалете он вытащил из-за пояса две бутылки и передал мне, при этом сказал кому их передать. За эти услуги, вечером после смены, он так же рассчитается со мной, сунув пару закупоренных и с этикетками бутылок мне в руки - такие выносил только он. С Женей мы жили в одном доме в соседних подъездах.
Шура-блоха тоже была трусихой и всё время  рассказывала мне такие страсти, что поначалу мне было не по себе, но потом я привык и не обращал на неё внимания. Если бутылка оказывалась грязной или в неё попадало инородное тело, её снимали с ленты и сливали содержимое в ёмкость и перегоняли в самогон, который отправлялся на спиртзавод. Гнать самогон начальница доверяла только Шуре, у которой невозможно было выпросить и стакан самогона. Самогонный аппарат был в подвале, и из него самогон тёк струей, наполняя ведро каждые полчаса. Шуре приходилось каждое наполненное ведро тащить наверх и сливать в ёмкость. Делала она это бегом, боясь надолго оставить наполнявшееся ведро - не дай бог, кто без неё зачерпнёт самогон. Но любители самогона знали это и всё равно успевали зачерпнуть кружку. Надо сказать, что  никого из работавших на заводе десятки лет  никогда  не видели пьяным. Выпивали почти все, но не более ста грамм в день.
Вот спустилась со второго этажа высокая молодая женщина, это была Марина. Она заходила в разлив, брала с конвейера своими длинными пальцами по четыре бутылки в руку, пропуская горлышки между пальцами, и несла их к себе наверх в лабораторию, где проверяла содержимое на крепость, чистоту и объём. По нормам и ГОСТам можно было перелить или недолить четыре грамма. Если норма была нарушена, она останавливала линию и говорила наладчику, какая была погрешность. Но это происходило крайне редко, такой наладчик как Женя, делал всё как надо: недолив был всегда ровно столько, сколько позволялось. Если посчитать, что если четыре миллилитра недолить, что в бутылке не заметно, помножить на 50 тысяч бутылок в смену, то получается столько, что всем хватало за глаза. В СССР за излишки наказывали по всей строгости закона, как и за перерасход.
На винно-водочном заводе я отработал несколько последних лет и как только можно было выйти на пенсию, тут же рассчитался.
Пришло новое время, новые хозяева, новые порядки, завод переходил из одних рук в другие, не стало контроля за качеством, завод потерял стабильность, опытные кадры ушли на пенсию. Пришел рынок, рынок по-русски.

               
 
               Шурка "Блоха"
В пять часов вечера заканчивалась смена. Дверь, что ведет в цех розлива винно-водочного завода, широко открылась и из неё стали выходить работницы. Последним вышел Женька - наладчик автоматов по розливу спиртного. Был он нехилого телосложения, в возрасте пятидесяти лет. Шура, тощая как слега, шустрая как таракан, работала оператором на посудомоечной машине.  Мыла свой агрегат водой из шланга. Юрка, молодой парень тридцати лет, её напарник и наладчик этой самой машины, выгребал старые размокшие этикетки из утробы машины в ведро. Женька и Юрка жили в одном доме, в микрорайоне Черёмушки, только в разных подъездах. Шура тоже жила в Черёмушках, но на другой улице. Вся эта троица с работы и на работу ездили на автобусе по одному и тому же маршруту. Автобусных маршрутов в городке было несколько: по каждому ходило по одному автобусу, а по основному маршруту - автобаза – Черёмушки - ходили два автобуса гармошкой. Были тогда такие Икарусы, в народе прозванные скотовозами. Сидений там было минимум для инвалидов и матерей с детьми, остальные пассажиры стояли, держась за поручни. Посредине они были соединены резиновым тамбуром, похожим на гармошку.
У Юрки была кличка «Боцман». Он  служил на флоте простым матросом, но кличка прилипла «Боцман», и он не обижался. Шуру тоже прозвали за её подвижность - «Блоха», но в глаза  называть опасались, могла обидеться.
- Боцман, пошли домой, хватит пахать на государство, на завтра оставь работы, - громко позвал Женька.
- Шура, бросай шлангу, а то опять на автобус опоздаешь.- сказал он Шуре и громко рассмеялся. Юрку долго уговаривать не пришлось, он тут же закрыл нутро посудомоечной машины и побежал в раздевалку переодеваться. Дождавшись соседа по дому, они вышли из проходной, где две охранницы, по профессиональной привычке, глазами обшарили их сверху донизу, но проверять не стали, потому что сами кормились за счёт бутылок с водкой, которые им выносили бабы - работницы разливного цеха. До автобусной остановки было недалеко,  на ней стояла толпа народу, все ждали автобус. В те времена с городским транспортом было плохо, не хватало автобусов и ходили они всегда туго набитые. Женька с Юркой подошли и встали последними, из-за поворота показался автобус гармошкой.
- Вон скотовоз идет, час штурмовать будем, - сказал Юрка.
- Втиснемся, всё время так, - ответил Женька.
Было видно, что автобус был уже полный, но остановка была у железнодорожного вокзала и кто–то обязательно выйдет, иначе водитель не остановился бы, такие случаи бывали часто. Автобус подошёл и остановился, открыв сразу три двери. Женька с Юркой оказались у последней двери и сразу ринулись в автобус. В дверь они влезли, сзади кто-то сильно нажал, продвигая их в самый угол автобуса. Это была здоровенная баба с большой грудью и широким, как телега, задом. Юрка стоял лицом к заднему стеклу, Женька спиной к нему, у каждого было за ремнем по две бутылки водки - ежедневная добавка за труды на винно- водочном заводе.
- Мужчина, чем вы там уперлись мне в зад твёрдым? Уберите сейчас же, - заверещала кубовая баба. Это Женькины бутылки уперлись ей в ягодицы. Женька покраснел не то от натуги, не то от слов бабищи, но поднатужившись, повернулся боком к Юрке. Автобус штурмовали последние пассажиры.
- Смотри, «Блоха» несется, опять опоздала, - рассмеялся Боцман, показывая на бегущую Шуру. Наконец водитель сумел закрыть дверь перед самым носом Блохи и тронулся. Ехал автобус не быстро, переваливая свое набитое под завязку брюхо, по ухабистой дороге.
- Смотри, опять бежит за автобусом, - громко смеялся Юрка. Шура бежала за автобусом, надеясь влезть в него на следующей остановке, но как бы медленно ни шёл перегруженный автобус, всё-таки она от него отставала и всё повторилось. Дверь захлопнулась перед самым носом. Только на следующей остановке, выйдя, Женька с Боцманом затолкнули запыхавшуюся Шуру в автобус.
- Пусть доедет Блоха пару остановок, - сказал Женька и шлёпнул её по тощему заду.
Шура часто опаздывала и про неё в городе уже ходили анекдоты. Но она всё равно продолжала опаздывала и ей приходилось догонять эту злополучную «гармошку», прозванную в народе «скотовозом».
- Вон Шурка Блоха бежит, опять на скотовоз опоздала...
____________________
Слега - тонкая жердь.