Картошка, коса и любовь

Мы – студенты 80-х. Учимся в строительном техникуме.  Нам по 18 лет, поэтому чувствуем себя взрослыми и самостоятельными. Едем от города по шоссе в кузове грузовика на уборку картошки в колхоз «Трудовик». Как сказал водитель, ехать по трассе километров пятьдесят не меньше, потом по грунтовке еще тридцать. Сидим гуртом на деревянных лавках, подпрыгиваем на ухабах. Настроение отличное, всем весело. Однокурсник и шалопай Борька неожиданно для всех вытащил из-за пазухи змею, живую, между прочим. Мы - девчонки дружно завизжали. Но деваться некуда. Грузовик мчит на скорости по шоссе. Борька держит в руке извивающуюся змею и упивается нашим страхом. Парни ржут. Оказалось, не змея, а уж. Борька показал желтые пятна сбоку на голове. Но все равно противный и гадкий. Извивается и язык свой показывает раздвоенный. Брр!

С песнями, девичьим визгом и смехом приехали в деревню с названием Иваньково, выгрузились у сельсовета. Председатель вышел, старухи и старики подошли поглазеть на приезжих. Председатель толкнул речь о комсомоле, о передовых рубежах. Мол, надо помочь, урожай картофеля нынче небывалый, своими силами не справиться. Мы слушали без энтузиазма. Не в первый раз уже на картошке.
Пришла женщина-бригадир и повела нас в соседнюю деревню, по дороге объяснила, что мы будем месяц квартировать в деревне Матвейково и собирать картошку на колхозном поле. Тащились по проселочной дороге с рюкзаками еще километра три пешком, поднимали кедами и сапогами пыль.

Бригадирша лет сорока на вид. Как и полагается колхознице – на голове платок, в резиновых сапогах. Лицо загорелое, румяное, обветренное, сама шутит, смеется. Зубы белые, как снег. Таких обычно на первой странице журнала «Крестьянка» печатают.

Дорога уперлась в речку. Бригадирша пояснила, что называется эта речка - Ивтинка. Назвали так в старину потому, что много ивы растет по ее берегам. Местные из этой ивы плетут корзины. Деревянный мост через речку переброшен. На мосту остановились на речку поглазеть.   Речка довольно-таки широкая и глубокая. Песок на берегу чистый, белый. Кое-где зарос ивовым кустарником и листьями мать-и-мачехи.  Вода в речке прозрачная – все дно видно.
 
В воде отражаются наши счастливые лица: две Натахи, Валюха и Ритуха. Натаха Колобкова самая привычная к деревенской жизни. Она родом из поселка городского типа, но жила до техникума с матерью в деревенском доме, правда без русской печки. У них в поселке уж давно газ провели. Так что печку топить, как и все прочие студенты, не умеет. А топка печки напрягает нас больше всего.
Натаха у нас за командира, вернее командиршу. Она для нас авторитет во всем. Учится на отлично, спортсменка-лыжница. Правда вот зрение у нее подвело, очки приходится носить постоянно. Без них ничего не видит, даже под собственным носом. Через стекла очков глаза кажутся больше чем на самом деле. Между собою мы ее зовем Колобок. Хотя на Колобка она совсем не похожа. Нос, тот правда похож, как у Колобка в мультике – картошинкой. Вымахала Натаха - дай Боже! Рост у нее под метр восемьдесят. За это парни от нее ее шарахаются. Ну как шарахаются, так-то они ее очень даже уважают. Даже другом считают, но как на девушку – ноль внимания. Друг и только. А Натаха, понятно, - девчонка всё-таки, ей тоже хочется любви.
 
Вон у Валюшки есть Андрей. Они познакомились в «клетке» на танцах. Валюшка тоже не красавица, но такая маленькая, складненькая, хохотушка и юмористка. Вот у них с Андрюхой сразу разгорелась любовь. Валька, как только мы отъехали, начала скучать по нему. И все рассказы у нее – Андрюша то, Андрюша се. А Ритка, та и вообще недавно замуж вышла. Мы всем курсом на свадьбе гуляли. У нее теперь фамилия Зотова. Ритка красивая, кареглазая с широкими бедрами и осиной талией. Таких парни мимо не пропускают. Обязательно пристанут знакомиться. Вот и Зотов к ней пристал как банный лист. Сам солдат, служил срочную. Познакомились они тоже на танцах в Доме офицеров. Зотов так в Ритуху втрескался, что даже в самоволку убегал не раз и потом на «губе» сидел. После дембеля они и поженились. Правда родители Риткины были против, мол учиться надо. Но разве Ритку переспоришь. Вот и сыграли комсомольскую свадьбу. Но, несмотря на то, что замужняя, Ритка, как и все мы в колхоз поехала. Ей наша завуч так сказала:
- Были бы дети - другое дело. А так, ничего страшного, дождется твой муж.
Аргументов в ее словах - ноль, а попробуй не послушаться, быстро по комсомольской линии вздрючат, да еще и из комсомола исключить могут, что тогда?

 Меня тоже Натаха зовут. Только разница в том, что мое полное имя Наталия, а у Колобка – Наталья. Так уж родители в свидетельстве о рождении записали. Мы с Колобком подружки – не разлей вода. В общаге в одной комнате живем, все поровну. У нее нет денег – я выручаю, у меня нет – она даст в долг и забудет. Я-то тоже высокая, но с парнями общаюсь как-то без напряга. Им моя коса «ниже пояса» покоя не дает. И правда, коса – то, что надо. Толстенная, тяжелая, волос к волосу. Моя бабуля с раннего детства мои волосы всякими травами мыла, репейным маслом голову натирала, вот и выросла коса всем на загляденье. Парни на мою косу пялятся, дружбу предлагают, но я как-то не готова пока к отношениям. Родители слишком строго воспитывали, вернее отец. Папка каждый раз грозится: «Смотри у меня! Будешь баловать, оттаскаю за косу!» Это он имеет в виду женихов. Папка у меня только с виду строгий. А на самом деле очень добрый.  Просто он хочет, чтобы я сначала учебу закончила. Вот я и не хочу его расстраивать.

А Колобок и рада бы с парнем дружить, да стесняется и зрения своего слабого, и очков, и роста. Они, парни, то есть, ее как девушку не воспринимают: «Хороший ты парень, Натаха!» Но я то знаю, каково ей, хотя она гордая, не скажет никогда.

Вот и сейчас, пока в речку смотрим, парни надо мной потешаются:
- Наташка, косу не мочи, а то водяной утащит, будешь русалкой.
Ладно, я не обижаюсь. Чувствую, что нравлюсь им, и моя коса тоже.

Постояли на мосту, полюбовались на маленьких рыбок-верхоплавок, поплевали на воду и пошли дальше. Вот и деревня из-за поворота показалась. Дома в один ряд выстроились, перед каждым – палисадник: георгины желтые, красные, белые, шары «золотой осени», флоксы. Старые березы шумят.  Дунул ветер и полетели с берез золотые листья. Одним словом - красота!

 Нас, девчонок, поселила бригадирша к старушке лет семидесяти на вид. Обыкновенная, ничем не примечательная деревенская бабуля: платок на голове, на ногах носки шерстяные, резиновые калоши, фартук цветастый. Бабуля особой радости не проявила, представилась нам коротко:
 -  Звать меня бабка Маня. Пойдемте глядеть, где жить-то будете.
Поднялись на деревянное крылечко. По темным сеням прошли внутрь. Дом старый, рубленый, просторный изнутри. Кругом дерево, даже полы не крашенные. Бабка как экскурсовод провела по дому, но сначала скомандовала строго:
- Обутку сымите, полы намыла олондась. Это вот куть.

Получается, что куть – это как у нас прихожая. На стенке крючки кованные под верхнюю одежду висят. Лавка стоит у окна. Дальше за деревянной из досок перегородкой-переборкой другая комната, как назвала ее сама хозяйка – зала. По тому, как прозвучало это слово и как при этом приосанилась сама баба Маня, было видно, что эта комната – предмет ее гордости.
- Вот здеся и будете проживать. Двое спите на койке. А двое, уж не обессудьте, - на полу. Председатель матрасы привез нынче.  Гляньте-ка, новые, в райпо, слышь, ездил за ними.

Мы оглядываемся вокруг. Комната большая и светлая. В углу висят иконы. Лампадка под иконами горит. Кто на иконах изображен не разберешь, почернели толи от времени, толи от копоти. Полка под иконами убрана вышитым полотенцем и украшена самодельными цветами из гофрированной разноцветной бумаги. Мебель простая: стол, накрытый цветастой клеенкой, пара самодельных деревянных табуреток, лавки вдоль стен. В углу у печки широкая кровать с никелированными спинками. Подушки в вышитых наволочках сложены горкой. На стене над кроватью коврик с лебедями. У другой стены стоит шкаф-горка, внутри чашки, ложки, графинчики поблескивают. В простых рамках по стенам развешаны фотокарточки каких-то людей, детишек. На большой фотокарточке с трудом, но можно узнать саму хозяйку – молодая, красивая. На полу домотканые разноцветные половики. На окнах гераньки, шторки-задергушки из ситца в мелкий цветочек.  В доме чисто и тепло, бабка к нашему приезду печку с утра истопила.

С дороги переодеваемся в халатики домашние. Бабка Маня предложила умыться. Рукомойник приколочен к старой березе, растущей возле забора. Колодец с водой находится рядом с домом на улице. Как пояснила бабка Маня, он предназначен для общего пользования. Ведро привязано к цепи и надо опустить его вниз, крутя ручку, чтобы зачерпнуть воду и поднять наверх. Все это непривычно и интересно для нас. Смотрим в колодец по очереди, очень глубоко, голос отдается эхом. Даже жутковато как-то стало. Вода из колодца ледяная прямо. Пока умывались, руки чуть не отмерзли, но ничего, зато взбодрились. Усталость как рукой сняло.
Пока мы разбирали вещи, бабка Маня накрыла на стол. Еда показалась невероятно вкусной, а вроде бы ничего особенного: картошка «в мундирах» (то есть не очищенная, с кожурой), огурцы соленые, яйца вареные вкрутую, молоко.  Соль особенная – черная. Бабка назвала ее – четверговая. С этой солью все особенно вкусным кажется. Бабка Маня, глядя как мы уплетаем за обе щеки, разговорилась. Сын у нее в городе живет, двое внуков уже взрослых. Мужа нет уж давно, на войне убили. Сказала:
- На меня, милушки, особо не рассчитывайте. Щи, кашу, картошку сварю, а там сами, как хотите. Ну мы и тому рады, после работы не больно-то хочется кашеварить. Да и в печи не научены варить – все городские. Как оказалось, у бабки на подворье корова, молока вдоволь, пейте на здоровье. Колхоз обещал за постой заплатить и за содержание наше. Бабка рада этому безмерно, какая-никакая, а все копеечка.

Поели, помогли убрать со стола и решили осмотреть деревню и навестить парней, посмотреть где и как те устроились. Выскочили на крыльцо, на дворе тепло, как летом. Да ведь и вправду бабье лето наступило. Солнце еще греет днем по-летнему.
Шестерых наших парней поселили в пустующем здании бывшего детсада. Почему пустой? Потому что в деревне нет детей. Молодые семьи переехали жить на центральную усадьбу. Там построили новые дома с удобствами, клуб, сельсовет. В Матвейкове остались одни старики и старухи.

Парни устроились в одной из пустующих комнат бывшего детсада. Уже и дров принесли, и печь затопили. На полу разложили матрацы. Пашка на гитаре играет Макаревича: «Лица стерты маски тусклы, то ли люди, то ли куклы…». Славка с Лешкой на плите в кухне макароны сварили с тушенкой.
- О, девочки пришли! Проходите, не стесняйтесь, - перед нами хорохорятся, а то мы их не знаем. Портвейн из рюкзака достали, по кружкам разлили. Нам тоже предложили, ну мы отпили по глоточку и хватит.  Посидели у парней, попели под гитару и пошли на ночлег, а то завтра рано вставать на картошку.
 
Свечерело, от теплого дня не осталось и следа. Идем по тропинке гуськом, друг за дружкой. Наташка до смерти боится лягушек. Они к вечеру, как нарочно, выползли на тропку. Я их не боюсь, одну пожирнее да побольше поймала и Натахе под нос. Та как завизжит на всю деревню. Собаки проснулись в своих будках и залаяли. Валька с Риткой хохочут, заливаются. Натаха вперед бежит, не оглядывается, включила последнюю скорость. Да, жизнь наша колхозная потихоньку налаживается.

К дому подошли, угомонились, дверь стали открывать, а она заскрипела, половицы тоже скрипят. Бабка с печки заворчала, что поздно пришли. Свет не стали зажигать, разделись в темноте и легли спать, но уснуть не можем и пристаем к Ритухе с расспросами про ее семейную жизнь. Стараемся говорить тихо, шепотом. Ритуха отнекивается и на откровенные наши вопросы отвечать не спешит. Бабка с печи заругалась на нас:
- Угомонитесь, окоянные. Завтра ранишшу вставать. И мы постепенно засыпаем, думая каждая о своем, девичьем.

Утром бабка Маня нас разбудила рано, гремела на кухне ухватами, чугунами, дверью хлопала. Сквозь полудрему слышали, как разливает в кринки парное молоко. Встали нехотя, но, умывшись ледяной водичкой, быстро остатки сна прогнали прочь. Позавтракали тем, что бабуля на стол выставила: творог, молоко, хлеб теплый еще, только что из печи.

Бригадирша за нами зашла и повела на поле. Заспанные парни потянулись следом за нами. На краю поля тонкие березки в золотой листве, шелестят на ветру. Трава с утра в росе. На траве горкой стоят ведра и кучкой лежат мешки под картошку. Полю, кажется, нет конца и края. Борька даже присвистнул, оценивая фронт сельскохозяйственных работ. На другом конце поля едет трактор с картофелекопалкой, оставляя на поверхности боровков свежевыкопанную картошку.
Бригадирша объяснила, что норма на человека в день – двадцать мешков по пять ведер в каждом. Обед привезут в час дня прямо на поле. Разобрали ведра, мешки, рассредоточились вдоль боровков, собирая картофелины.

Ближе к полудню солнце начало припекать так, что впору загорать. Осень выдалась теплая и не дождливая, к нашему счастью. В час, как и было обещано привезли на грузовике обед. Повариха разливала сияющим на солнце половником борщ из большого термоса-фляги. Трескали так, что за ушами трещало. Присоединился к нам и тракторист – молодой парень, с виду стеснительный.
- Как красна девица, - шепнула мне на ухо Ритуха.
Во всяком случае, не болтливый, смотрит на девчонок, уплетает за обе щеки да помалкивает. Мы его сразу засмущали своими шуточками-прибауточками. Спросили, как звать? Представился смущенно: «Михаил…» Устроив допрос с пристрастием выяснили, что Мишка - студент мехфака из сельхоза. Приехал в родной колхоз на практику, и вот попросили поработать на технике. А студент-то ничего себе, симпатичный, - перемигнулись мы. Он и вправду красивый, высокий, плечистый, лицо загорелое, глаза как в той песне – «как угольки горячие».
Наши парни к нам уже давно относились по-братски и Мишу как конкурента не рассматривали, да и с кем ему тут влюбляться? Наташку они в расчет не брали, потому что «свой парень». Меня тоже, так как «от ворот поворот» давно получили. Ритка с Валюхой уже «заняты».

После обеда дособирали выкопанную картошку. Приехал грузовик, и парни стали грузить мешки с картошкой в кузов, потом поехали в овощехранилище разгружать.
Мы положили ведра под кусты, накрыли их мешками и пошли в деревню. Идем, песню поем:
В океане средь лазурных волн,
Где дельфины нежатся с пеленок
Раз попался под рыбацкий борт,
Маленький, красивый дельфиненок….

Песня грустная, Ритуха ее так поет, что на слезу пробивает. Вдруг слышим, мотор шумит. Обернулись, смотрим трактор позади пылит. Догнал нас и остановился. Тракторист Мишка дверцу открыл, улыбается:
- Эй, ты, с косой, садись, подвезу.
Девчонки запереглядывались многозначительно, захихикали:
- Иди, иди, прокатись, Натаха, - подталкивают в спину к трактору.
- Да, хватит уже вам, отстаньте от меня, - а самой весело, сердце колотится, хоть выпрыгнуть из груди, так тракторист нравиться, спасу нет.
- Ой, Миша, смотри, не завези нашу Наташку, - не унимаются девчонки.
Мишка протянул руку, подхватил, и вот уже я в кабине. Сижу рядом с ним, девчонки руками машут, смеются. Трактор затарахтел, поехал трясясь на дорожных ямах да ухабах, оставляя за собой клубы дорожной пыли.

Едем и молчим. Я бойкая, а тут что сказать и не знаю, слов не нахожу. К деревне подъехали, Мишка трактор заглушил и из кабины выпрыгнул. Руки мне протягивает, ссадил с трактора и не выпускает.
- Пусти, - говорю, а сама, чувствую вся покраснела, как маков цвет.
- Ну что, голубоглазая, давай знакомиться, - охрипшим голосом сказал Мишка.
- Так уж знакомы. На поле уже знакомились. Тебя Михаилом зовут, а меня - Наташа.
- Ну что, пойдешь сегодня вечером гулять со мной, голубоглазая?
- Пойду, - отвечаю, а сердце в груди так колотится, что он, наверное, услыхал.
- Ну приеду за тобой, жди, - заскочил в кабину, трактор завел и попылил в сторону Иванькова.

Пока переодевалась, умывалась, девчонки пришли.
- Ну, невеста, как доехала, рассказывай, - смеются, засмущали совсем.
Время до вечера тянется медленно. Девчонки что-то говорят, шутят, а я все на часики смотрю.
- Ой, посмотрите на нее, на часы смотрит, не иначе на свидание собирается.
Вот глазастые, все приметят.
Сами намылились в гости к парням. На глазах стрелки рисуют, ресницы тушью красят. Я не люблю красить глаза. Один раз, когда дома еще жила, накрасила глаза. Так папка умыл с мылом, да еще и приговаривал:
- Я тебе покажу – краситься. Сначала ума накопи.
Вот с тех пор и не люблю.

Вдруг за окнам загудел мотор мотоцикла. Остановился под окнами. Ритка у окошка сидела, поглядела, обернулась, улыбается и на меня смотрит:
- Ой, девочки. За нашей невестой такси подъехало.
А сама створку окна открывает.
- Эй, жених, невеста сейчас выйдет.
- Ритка, перестань! Девчонки…
Да разве они перестанут, хохочут, заливаются, но не со зла, добрые они. Колобок кофту свою из мохера протягивает.
- Надень, а то простынешь на мотоцикле.
А кофта-то парадно-выходная. Куплена по знакомству в ОРСе. Вот что значит настоящие подруги!

Перебросила решительно косу на спину и пошла, а сама трясусь - и сладко, и страшно.
Как в тумане на мотоцикл позади Мишки села. Держусь за ручку на седле. А Мишка, как нарочно скорость прибавил. Со страху обхватила его, прижалась щекой к широкой спине и полетела навстречу своей первой любви. Только и подумала: «Что я теперь папке скажу?»