Блок. За темной далью городской... Прочтение

12. «За темной далью городской…»





                За темной далью городской
                Терялся белый лед.
                Я подружился с темнотой,
                Замедлил быстрый ход.

                Ревело с черной высоты
                И приносило снег.
                Навстречу мне из темноты
                Поднялся человек.

                Лицо скрывая от меня,
                Он быстро шел вперед
                Туда, где не было огня
                И где кончался лед.

                Он обернулся — встретил я
                Один горящий глаз.
                Потом сомкнулась полынья —
                Его огонь погас.

                Слилось морозное кольцо
                В спокойный струйный бег.
                Зарделось нежное лицо,
                Вздохнул холодный снег.

                И я не знал, когда и где
                Явился и исчез —
                Как опрокинулся в воде
                Лазурный сон небес.
                4 августа 1902





     Дата написания 4 августа 1902. В примосковье, в Шахматово  – это самое лето. Палящая жара  уже уходит, а остаётся пронеживающее тепло. А от мальчишки  никак не отстанут – у  него  и холод вечеров, и белый лёд замёрзшей воды… (Речки? океана?- Реки, конечно же. Той самой, что видна из окон его питерской квартиры. Конечно же, реки – границы. Грани миров. )

                Лицо скрывая от меня...

     Еще один безликий… Словно из той толпы, что  месяц назад:

                "…И, всходя на холмик за садом,
                Все смотрели в синюю даль.…"
                8. «Говорили короткие речи…»  (15 июля 1902)


     Лето кошмаров продолжается. Лето сомнений, лето ревизионизма…
     Данное стихотворение, данная картина противостоит прошлогоднему стихотворению, стихотворению из прошлого – мистического – лета:

                "Молитву тайную твори —
                Уже приблизились лучи
                Последней для тебя зари, —
                Готовься, мысли и молчи.
                Готовый, мыслящий, немой,
                Взгляни наверх в последний раз,
                Не хочет бог, чтоб ты угас,
                Не встретив здесь Любви былой.
                Как в первый, так в последний раз
                Проникнешь ты в Ее чертог,
                Постигнешь ты — так хочет бог —
                Ее необычайный глаз.
                8*. «Молитву тайную твори…»  (10 июня 1901)

     Напомню, что с моей точки зрения, здесь «бог хочет», чтобы поэт, «взглянув наверх» «постиг», что  Луна –  это «Ее необычайный глаз».
     (Повторю, что мне  кажется эта метафора неудачной, что истинные чувства, конечно, понятны: поэт в полнолуние видит, что это «Она» смотрит вниз, смотрит прямо на него, но истинные слова не найдены.)

     И вот  опять…
     Но там, тогда надо было «взглянуть вверх»,  а здесь низ и верх спутаны: «Ревело с черной высоты» – это верх. «И приносило снег» – это сверху вниз. «Навстречу мне из темноты/Поднялся человек» – это снизу вверх. «Он быстро шел вперед… где кончался лед» – чтобы увидеть лед, надо опустить взгляд.

                Он обернулся — встретил я
                Один горящий глаз.
                Потом сомкнулась полынья —
                Его огонь погас.

     Одноглазый обернулся – взгляд во взгляд. Провалился – вниз! – и полынья – внизу! – сомкнулась.  А путник все не может отвести взгляда от воды:

                Слилось морозное кольцо
                В спокойный струйный бег.

     И спустя непонятное количество времени осознает:

                Вздохнул холодный снег.

                И я не знал, когда и где
                Явился и исчез….
 
     «Я» уже «не знает», когда кончился снегопад, не знает, где он кончился – в небесах из туч сверху вниз, или только в его видении, как в отражении – в полынье снизу вверх? Ведь вроде бы только что  прямо из нее «горел один глаз» – луна, конечно же, а сейчас отражается  чистое  небо… Только что «высота» была черной, а уже  в полынье «опрокидывается» «лазурный сон небес», и он не знает даже, что он видит сейчас:  низ – полынью или верх –  «небеса»?   
     Опять – отсутствие времени в четырех-координатном континууме. Которое здесь обернулось перепутанностью  и первых трёх, больше  – отсутствием и причинности: он не понимает – не только когда, где, но и  как:

                И я не знал…
                …Как опрокинулся в воде
                Лазурный сон небес…

     А термин «опрокидывается» – намекает, что всё это происходит не в нашем мире, не в нашем измерении.

    (Напомню мои примечания к стихотворению "Сбежал с горы и замер в чаще":

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     – «...И, опрокинувшись, заглянет ...» - "опрокидывание" в цикле связано с темой самоубийства (утопленника)
     »

     С моей точки зрения «опрокидывание» – это резкая смена реальностей, и данном стихотворении сцена:

           Мое болото их затянет,
           Сомкнется мутное кольцо,
           И, опрокинувшись, заглянет
           Мой белый призрак им в лицо.

     Расшифровывается не болото затягивает “их” и они погибают – а их выбрасывает в другом мире, и “мой белый призрак”   смеётся им в лицо: вот теперь здесь и побегайте.

Для сравнения, из «тома II»

     Из Примечаний к стихотворению «Твоя гроза меня умчала…» в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     Мотив "опрокинутости", связанный с темой смерти, самоубийства, появляется уже в 1902 г.: "Тогда мой путь опрокинется, // И я возвращусь к Тебе" (см. стих. "Когда святого забвения ... "; т. 1 наст. изд., а также коммент. к нему); "И, опрокинувшись, заглянет // Мой белый призрак им в лицо" ("Сбежал с горы и замер в чаще ... ", 1902; т. 1 наст. изд.) и др. Ср. также у Белого: "И спасенный друг чуть грустил, бледным лицом своим опрокидываясь в волны, и его спокойный профиль утопал среди белых цветов забвения" (Белый А. Северная симфония. М., 1904. С. 105.)
     »

     Стихотворение «Когда святого забвения…» написано в «Мае 1902» – это период его хождений по «каменным дорогам» – радостных блужданий по тропе миров, и оно о конкретном, любимом им перекрестке – мире камышовых заводей:

           «Когда святого забвения
           Кругом недвижная тишь, —
           Ты смотришь в тихом томлении,
           Речной раздвинув камыш.

           Я эти травы зеленые
           Люблю и в сонные дни.
           Не в них ли мои потаенные,
           Мои золотые огни?

           Ты смотришь тихая, строгая,
           В глаза прошедшей мечте.
           Избрал иную дорогу я, —
           Иду, — и песни не те…

           Вот скоро вечер придвинется,
           И ночь — навстречу судьбе:
           Тогда мой путь опрокинется,
           И я возвращусь к Тебе.
                Май 1902»

     (Кстати, и у Андрея Белого – о том же самом мире:
     «Справа и слева были синие, озерные пространства, подернутые белым туманом.
И среди этих пространств подымались сонные волны, и на сонных волнах качались белоснежные цветы забвения.
     …В этой стране были блаженные, камышовые заросли; их разрезывали каналы, изумрудно-зеркальные...»
)

     Второе стихотворение, упомянутое в Примечаниях  – «Сбежал с горы и замер в чаще», будет написано всего через пару месяцев – 21 июля 1902. Но оно уже  из другой эпохи. Эпохи расплаты за предыдущее уютное времяпрепровождения на тропе миров, – время бесконечных летних кошмаров, но «опрокидывание» и здесь – ссылка на другой мир. Весной – это был  мир служения, противостоящий всем соблазнам вольных гуляний, теперь, летом – мир нечисти, откуда на живых взглянет «мой белый призрак».

     И в исходном стихотворении:

           «Твоя гроза меня умчала
           И опрокинула меня.
           И надо мною тихо встала
           Синь умирающего дня.

           Я на земле грозою смятый
           И опрокинутый лежу...»

     Дважды повторенный термин «опрокинуть» впрямую указует, что «твоя гроза» героя из реальной реальности вынесла. И в новой он уже может оперировать реальностями совсем другими:

                …вижу радуги межу.
           Взойду по ней, по семицветной…

ведь метафоры Блока далеки от всякой метафоричности.)

Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
     «
     – «... из темноты // Поднялся человек.» – Персонаж- "двойник"– наделен признаками нечистой силы (появление среди ночи, в бурю, скрывание лица, одноглазость), которая манит героя к полынье.

     – «... Как опрокинулся в воде // Лазурный сон небес.» – Ср. у Фета: "Свод небесный в воде опрокинут" ("Как хорош чуть мерцающий утром ... ", 1857). Образ связан с мотивами "двойной бездны" (см. коммент. к стих. "Тёмно в комнатах и душно ... ") и "опрокидывания" (смерти) героя (см. коммент. к стих. "Сбежал с горы и замер в чаще ... ").

              Другие редакции и варианты

     – «И надо мной сошлось кольцо.» (ЧА ЗК2, ст. 17) [Черновые Автографы Записной Книжки №2]. – Строка отчетливее, чем в окончательном тексте, выражает тему смерти лирического героя.

     Впервые: I1. С. 92-93, в отделе "Перекрестки".
     Публикации: I2. С. 118-119; I3. С. 172 и I4. С. 146 – в цикле СПД, в разд. "IV. Свершения. (1902 год)"; I5. С. 144-145.

I1 – Блок А. Стихи о Прекрасной Даме. М.: Гриф [1904]  (тит. л. 1905).
I2 - Блок А. Собрание стихотворений. 2-е изд., испр. и доп. Кн. 1. Стихи о Прекрасной Даме (1898-1904). М.: Мусагет. 1911.
I3 - Блок А. Стихотворения. Кн. 1. 1898-1904. М.: Мусагет. 1916.
I4 - Блок А. Стихотворения. 4-е изд. Кн. 1. 1898-1904. Пб.: Земля. 1918.
I5 - Блок А. Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения. Кн. 1. 1898-1904. Пб.: Алконост. 1922

     »

*

*

 вкратце о месте стихотворения в общем своде книги "Стихи о Прекрасной Даме".

     Ал. Блок : «Символист уже изначала - теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие».
     Теургия -  это человеческая практика по работе с божественными сущностями.  «Стихи о Прекрасной Даме» - рабочий дневник Александра Блока о ходе подобной практики.
     Спустя десять лет он напишет Андрею Белому: “Отныне я не посмею возгордиться, как некогда, когда, неопытным юношей, задумал тревожить тёмные силы - и уронил их на себя.”
     «Стихи о Прекрасной Даме» как раз об этом - о тёмных силах и о гордыни попытки справится с ними.
     Справиться не получилось. Спустя ещё десять лет, уже после смерти Блока, Андрей Белый резюмирует:
     «Первый том - потрясенье: стремительный выход из лона искусства; и - встреча с Видением Лучезарной подруги; и - далее: неумение воплотить эту встречу, обрыв всех путей»

     Для Блока было важно подчеркнуть рабочий, реалистический характер книги («к моим же словам прошу отнестись как к словам, играющим служебную роль, как к Бедекеру [путеводитель], которым по необходимости пользуется путешественник»), поэтому вместо трёх разделов с мистическими названиями "Неподвижность", "Перекрёстки", "Ущерб" первого издания  в канонической редакции их стало шесть, у которых вместо всякой философии теперь только указания на  место и время действия.

     Вот их краткая сводка:

     I. С.-Петербург. Весна 1901 года. Юный теург обретает свет, но появляется и «гадалка» из Тёмного храма .
     II. С. Шахматово. Лето 1901 года. Поэт учится работать с обретёнными силами, но постоянно путается меж Ясной и гадалкой, меж Солнцем и любимой. Меж Тобою и тобой.
     III. С.-Петербург. Осень и зима 1901 года. Грань богопознания: попытка – успешная! – увидеть  в любимой богиню, то есть раскрыть в «тебе» – Тебя! Но тут же появляются «двойники», которые искушают теурга россыпью миров.
     IV. С.-Петербург. Зима и весна 1902 года. Видение Моисея, готовность к Акту, видение, как «мы странствовали с Ним по городам» – но что это все? – послания от Тебя или обманки «двойников»? И – снова видение Моисея, видение Неопалимой Купины, осознание, что Ты – Купина, то есть Ты –  прямой призыв Господен к действию, как  некогда к простому пастуху Моисею: «Иди! И соверши небывалое». Но опять вмешиваются акторы лиловых миров – гадалка, двуликий, двойник. И поэт срывается в открытые ему «двойниками» другие миры.
   
                V. С. Шахматово. Лето 1902 года.   Лето зимних кошмаров, лето расплаты… Но в ответ на прямой призыв:  «Приходи, Я тебя успокою», поэт  настаивает на своём праве на «каменные дороги».

     VI. С.-Петербург. Осень — 7 ноября 1902 года. Он выходит на Тропу миров – лиловых миров. Бродит по ней, отчаивается. Он, ставя на кон свою жизнь, прорывается к Храму, но, судя по всему, это – тёмный храм.

     Данное стихотворение относится к ТРЕТЬЕЙ  сцене ПЯТОГО раздела. Всего сцен в нем – пять:

         Сцена первая.    Разномирье.
         Сцена вторая.    Иное новоселье
         Сцена третья.    Чужая свадьба
                Сцена четвертая. Без лица и названья.
         Сцена пятая.     Двух голосов перекличка
       
*

 
Без лица и названья:

11. «Ужасен холод вечеров…»                ( http://www.proza.ru/2018/01/01/788 )
Прорыв зимы.

                12. «За темной далью городской…»                ( http://www.proza.ru/2018/01/02/921 )   
                Мир где нет ни верха, ни низа, где спутано время. Где Тебе, у которой  Луна – это «Ее необычайный глаз» противостоит безликий, у которого «один горящий глаз» глядит прямо из проруби.
13.«Свет в окошке шатался…»                ( http://www.proza.ru/2018/01/02/924 )
Мир «Балаганчика».
14.«Пытался сердцем отдохнуть я…»                ( http://www.proza.ru/2018/01/02/926 )
Кошмар у зеркала.
15.«Золотистою долиной…»                ( http://www.proza.ru/2018/01/02/931 )
Безликий уходит.
*