Т. Глобус. Книга 1. Часть 1. Глава 4. Душейкин

Глава 4. Коля Душейкин

-  Гуляем, празднуем ангажемент? - раздался над ухом резкий голос.
Крат вздрогнул, над ними возвышался пьяный собрат по цеху, актёр Коля Душейкин. Нервный, голодный, он способен напасть на чужую пищу. По счастью Дол уже стирал с тарелки следы котлет хлебной корочкой.

- Вкуснотища! Не какая-то поддельная еда, а натуральная химия! - провозгласил Дол на публику.

- Гуляем, значит?! Котлетки кушаем, а долги не возвращаем? - Душейкин от несправедливости задрожал, как от студёного ветра.
- Что ещё за долги? Ты сам всем должен, а тебе должны психиатры... помочь, Дуся! Я это имею в виду.

- Эх ты! - Душейкин сощурился, прицеливаясь разглядеть микроскопическую душу Дола. - Все вы, подпольные алкоголики, рассчитываете на то, что открытый, честный алкоголик Николай Душейкин сильно забывчивый, да? Нет, господа нехорошие!

Он сокрушённо покачал головой и принялся обличать и Дола, и местное человечество большими треснутыми губами. Говорить ему было больно, и тем весомее звучали его слова.
- Порядочный алкоголик Душейкин пьёт не потому, что ему пить хочется, а потому что он обиды растворяет. И один из моих обидчиков - ты, Дол! - так он завершил свою горячую речь.

- Да за что я угодил в этот чёрный список?! Опомнись, Коля!
- А вот за что. Слушай внимательно. Вчера я разбирал домашний архив и нашёл под диваном записную книжку, в которой записано: такого-то числа такого месяца, такого года, ровно одиннадцать лет назад, прошу заметить, некто Дол взял у меня сто рублей. С учётом грянувшей затем деноминации, получается рубль, всего один рупь! Но с учётом длительной последующей инфляции, ты задолжал мне три рубля, Дол! Слышишь ли ты меня?! - Коля постучал по столу костяшками синеватых пальцев.

- Уймись, путаный человек! - с вынужденным добродушием ответил Дол. - Через пару недель в том же самом ветхом году я вернул тебе деньги, но ты почему-то не занёс это в свою книжку!

"Деньги" - это "день гибели", - расшифровал Крат.

- Потому что ты не вернул! - закричал Душейкин диким голосом.
- Потише там, - издали скомандовала повариха.

Эхо трижды прокатило её голос. Быть может, она застала прежнюю, заводскую пору: густой пар из котлов, стук на разделочных столах, бодрые голоса в зале: "Петя, я занял очередь, а ты займи столик!" На что Петя с привычной радостью житейской правоты ответно кричал в человеческом лесу: "Занял уже! Возьми мне двойную порцию: я сегодня остаюсь на сверхъурочку". "Ага, значит, Нинка-технолог тоже в ночь пойдёт?" - с трудовым зубоскальством откликался товарищ. Ничего этого больше нет, исчезли те голоса, тот общественно-трудовой люд.

Трое сутулых, что давеча питались, покинули зал; зрители исчезли, но Душейкин эмоций и жестов не угасил. Тогда Дол вложил в его ладонь четыре копейки. С шипящим презрением Дуся рассеял монетки между столов - стоп, нет, и тут же бросился их подбирать и бормотать, что ему, де,  пригодятся всякие средства и нечего гордиться, надо смиренно собрать монетки. Двое друзей тем временем вышли на улицу.

- Мы все оказались на краю, - сказал Крат, который после позитивного эксперимента остро нуждался в правдивых интонациях. -  Коля опередил нас на шаг и оказался ближе к предпоследней черте.

Вышел Коля Душейкин. Точно балерун после пробежки, он застыл на пустыре, вслушиваясь разом во все стороны, потому как пьяница - это чуткий приёмник питьевого шанса.

- В алкоголизме что привлекает, - оценил стойку Душейкина Крат, - ясная и доступная цель в жизни. Трезвость пустынна и длинна, словно казённый коридор, а для пьяницы смысл жизни разливают в посуду. Какая милая, утешительная конкретность!

- Аппетитно высказываешься, прямо хоть сейчас принял бы маленько, - облизнулся Дол.
- Здесь одно плохо, - перебил его Крат.
- Что?
- Обман. Когда истина слишком проста, когда её можно пить или цитировать, она, скорее всего, обман.

- Ну вот, начал хорошо, а завершил, как всегда. Во времена Кризиса надо смешно жить. Больше нам ничего не осталось. Ты в последние дни отчего-то не ворчал. Опять начал?