Т. Глобус. Книга 1. Часть 1. Глава 6. Санёк

Глава 6. Санёк-Огонёк

- Вставайте скорей, вставайте! Я пришёл! - повторял кто-то беспокойный, по другую сторону сна.

Сначала по комнате метался его голос, потом затопали ноги, потом он стал весь плотный и вовсю шумный, задвигал стулом. Они подняли веки.

Гость поставил на стол крупную бутылку, блестящую, как мокрая ягода. Дол смело посмотрел на бутыль и потрогал её. Крат не так был весел, хотя и рад, что сон оборвался.

Жуть ему снилась: длинного-длинного Дола он распиливал на розовые круги, на стейки. Во сне было темно, там висели в гардеробе плащи, и промеж одежды шныряли фигуры с шахтёрскими фонарями на лбу… хорошо, что ничего этого нет. И всё же ему было стыдно смотреть на друга, хотя Дол, вполне целый, живо блестел глазами.

- Чем занимаешься, Сань? - спросил Дол, ставя три стакана на несвежую газету, при этом точно закрывая донышками стаканов лица трёх депутатов.
 - Трезвый хожу, с ума схожу, - ответил гость.

-  А нам Дупа предложил спектарь на двоих! - похвастался Дол.
-  Погоди, я сыму, а то в плаще ничего не соображаю, - гость стащил с себя плащ и оказался в нижней майке с узкими лямками.

- Ты чего, опять из дома сбежал? - спросил Крат.
- От страху чуть не окочурился. 

Саша Посольский по кличке Санёк-Огонёк был тут своим человеком. Когда поругается с женой, просит политического убежища в котельной. Он тоже театральный работник - монтировщик и механик сцены, недавно отправленный в неурочный отпуск. 

- Это какой спектарь? Там декорации надо ставить? - с надеждой спросил гость.
- Ты сначала просвети нас, какой у тебя напиток, - опередил гостя Дол.
- Спирт кондитерский.
- О! Кондитерский, значит, нежный. Для женщин и детей.
 
- Что у тебя дома-то стряслось? - спросил Крат, вставая. - И когда ты разведёшься по-людски?

- То не жена испугала меня, братцы. Сейчас расскажу. - Саша Посольский сел за стол. - Короче, прихожу домой полчаса назад. Утром выходил к одному типу денег занять, ну и вернулся ни с чем. Решил побриться, снял рубашку, включил воду… слышу мужские голоса. Бывает, что трубы издают подобные звуки. Я прислушался, а там смеются. Так, думаю, Катька дружков навела. Выхожу в коридор - Катькиных ботинок нет. Где ж она, и что там за мужики? Вхожу резко в комнату - вижу, братцы, стоит посреди комнаты телевизор, стоит на тонких ножках напротив зеркала и сам себе показывает передачу на полную громкость. Я подкрадываюсь, а он как рявкнет: "Уйди отсюда!" Вот тут я остолбенел! Хватаю пульт, а какой-то герой оттуда, с экрана, кричит: "Убери руку, паскуда! Никто не вправе отключать чужое сознание!"

- Надо было из розетки шнур выдернуть! - подосадовал Крат.
- Да я так испугался, что схватил плащ и к вам не чуя ног.

- Санёк, успокойся, это вирус, - вмешался Дол. -  Они во всех микрочипах, везде, даже в чайниках.
- Даже в людях, - добавил Крат.
- В людях-то само собой! - со знанием дела поддержал Дол.

- Катька наш телек избаловала, - пожаловался гость. - Целыми сутками смотрит всякую муру. Сколько раз уже ссорились. Мне спать пора, а она смотрит свой бесконечный "Дом флирта" и поскуливает, как собачка.

- Женщинам флирт самое главное, - вспомнил нечто своё Крат. - Флирт это вид отношений, где женщины виртуозы. А что любовь? Семейная любовь это обыкновенное родство. Женщине приедается. Она мечтает о флирте, чтобы её домогались и чтобы она властью над мужчинами наслаждалась. Тогда все струнки в ней звенят, она счастливо волнуется и гордится собой. Замужняя женщина тоже требует, чтобы в семейные отношения муж привносил как можно больше ухаживания, чтобы дарил цветы и подарки, водил на вечеринки, развлекал и старался угодить. Это она величает "романтикой", - заключил Крат, освободившийся от обязанности быть позитивным.

- Как мне домой-то вернуться, я же боюсь! - опомнился гость.
- Выпьешь - вернёшься, - махнул рукой Дол. - Лучше поведай, Санёк, где ты раздобыл такой славный пузырь?

- У Катьки стащил. За обувным ящиком прятала. Вчера хвасталась, будто некая подружка получила выход на кондитерский спирт. …Так это, правда, вирусы в телевизоре и ничего больше?
- Правда, успокойся.

- А я-то думал… даже не знаю, что думал, - Саня облегчённо вздохнул и с одобрением проследил, как Дол разливает напиток, - тогда выпьем за Бог с нами и чип с ними!

Санёк-Огонёк любил трафаретные фразы: "я к вам пришёл навеки поселиться", "люди такие вредные, что даже повеситься не дадут", "чего сидишь, лучше ляг". А также периодически заболевал каким-нибудь словом, без которого не мог обойтись. Очень долго в нём жило слово "необузданный". "У меня в детстве были необузданные бородавки". Или выражение "как из пушки" - "спать хочу как из пушки". Свою самобытность и особое место под солнцем он доказывал маленьким творчеством и вместо выражения "более-менее" применял "менее-более". Впрочем, это не мешало ему быть милым человеком.

Выпили, задумались. Задумались сразу обо всём, задумались не мыслью, а душевным вслушиванием в состояние жизни, только прибавили к ней резкий вкус напитка. Гость улыбнулся.
-  Мне жена говорит, что "стопка" от слова стоп. А я говорю: от слова "сто" и ещё "опка"!

- Молодец! - преувеличенно развеселился Дол и процитировал кого-то: - Слово "алкоголь" происходит от двух славянских корней: алкать и голь, то есть пища бедных.

Выпили по третьей, после чего к Саньку вернулся цвет лица.
- Так что же предложил вам Дупа? Колитесь. Ведь у него и труппы не осталось, только труппный запах. Но мне главное, чтобы декорации ставить. В "Рассвете над Парижем" я за час Эйфелеву башню собирал. Было время богатырей сцены! Не то что нынче, убогий минимализм: сортир и мешковина.

- Что ты, Санёк, чем хуже театр, тем мощней декорации, - заметил Дол.
- Короче, - перебил его Саня, - все пьют за искусство, а мы выпьем за декорации!
- За алкоголизм во всём мире! - подытожил Дол.

Друзья провели за столом два часа, вспоминая театральное былое с чувством пережитой опасности, как вспоминают войну фронтовики. Солнце покраснело и стало прятаться. В соседнем дворе завыла собака. Напиток иссяк. Они только разогрелись пить, а бутыль опустела.

Дол вскочил, хлопнул себя по лбу.
- Чуть не забыл: меня ж Генриетта просила зайти к ней вечером.
- Чем больше женщин, тем жизнь дырявей, - Санёк усмехнулся, он порядком окосел, и, видимо, не ощущал своего лица, поскольку оно выражало нечто без его ведома.