Т. Глобус. Книга 1. Часть 3. Глава 7. Приём пищи

Глава 7. Приём пищи

Вышли вереницей в Батыев холл. В углу холла их ждала открытая дверь, откуда текли кухонные запахи и раздавались дробные звуки. Перед входом в столовую расположился аптечный блок-пост, а именно два стола - один с лекарствами, другой с гигантским чайником и стаканами.

Между столами сидела сестра и вели запись приёма таблеток. Даже для Крата нашлись уже две таблетки: зелёная и сиреневая. Он положил их в рот и встал в очередь за глотком воды.

- Красивые таблетки, - ловко подкинул три своих Разумник. - Разноцветные, в животе будет красиво. Интересно, что завтра дадут?
- А что завтра?
- День рождения Валсера, нашего доктора. Будет сюрприз. Год назад нам разрешили принимать любые таблетки, и наутро все окрасились: кто в синий цвет, кто в красный… хоть мозаику выкладывай.

- А если бы кто умер? - спросил Крат.
- Умер - списали бы.

Возле чайника замешкался бело-розовый, как помытый младенец, пациент. Он разглядывал таблетку через лупу.

- Это Заяц, Аркаша Бездонцев, - громко пояснил Разумник. -  У него технофобия: натуропат. Начал с того, что на ночь клал в ноги осиновые поленья, потом стал кушать сыроежки. Забрали его в городском парке, где он учился ходить на четвереньках. С Брыськиным они враги, потому что Брыся черпает ум из космоса, а Зая - от Земли.
Недоверчивый пациент вернул таблетку сестре: поверхность ему не понравилась.

- Заяц, мы глотаем, и живы пока, - задорно обратился к нему Разумник.
- Это вам только кажется.

Угрюмо сказав это, непреклонный Заяц вошёл в столовую и на миг создал сказочную картину - поглощение тёмной фигуры лучистой прорубью.
 
Столовая занимала небольшой зал на восемь столов. В одной стене работало окошко, где каждому выдавали его порцию. Крат и Разумник последними получили еду и сели за пустой стол.

Заяц ел свежие овощи - капусту и морковь, отчего в столовой стоял конский хруст. Остальные принялись за гречку с котлетой.
- А женщины поели? - спросил Крат, заметив повариху, задумчиво застрявшую в раздаточном окошке.

Поставив локти надолго, подперев голову, она смотрела на новенького, и некие предположения и прикидки мелко шевелились в её внимательных глазах, как инфузории.
- Женщины после нас. Они долго едят, потому что обыкновенно ссорятся.

За соседним столиком болтали. Здесь очень много болтают, отметил Крат и затосковал.
Предательство друга не отпускало его. В дурдоме было бы интересно слушать и смотреть, но обида и возмущение звучали в нём так болезненно, что уши и глаза были словно чужие.

Всё стало посторонним и скучным. Скуку надо было кушать: она лежала в тарелке. Скуку приходилось слушать: она громко звучала и навязывалась. Она отвлекала от внутренней боли, от которой Крат не хотел отвлекаться. Единственным не скучным был вопрос о побеге.
 
- Вчера вокруг меня летала живая пылинка, - поведал сотрапезникам Липуня, продавец газет. - Минут несколько она летала, не приземляясь. Я-то подумал, что это мошка, но у неё не было ни крыльев, ни головы.

- Это "поведенческий повтор", - с хрустом сказал Заяц. - Неживые объекты ведут себя, как живые.

- У меня вот было кое-что с настоящей мухой, - подхватил разговор пациент с пятном зелёнки на носу. - Чёрная такая, мощная, с прозрачными крыльями, глазищи - во! Повадилась ко мне на подушку приземляться. Я днём прилягу отдохнуть - и она ко мне. Лапки потрёт, фонари свои умоет и замрёт возле головы. Я встаю, и она на крыло.
   
- Влюбилась она в тебя, - предложил кто-то.
Все засмеялись. На шум явился Батый. Оглядел пирующих и пришёл в ярость от чужого незаслуженного благополучия.
- Мрачба, ты опять кушаешь, а руки не мыл, да?

Тот встал, бросил на стол свою ложку и вышел. Батый засмеялся, оставшись в барыше от своей шутки. Крат решил перед побегом избить его.

Побег… если завтра день рождения главврача, значит будет суматоха и появится шанс. Усилием воли он стал расставлять фигуры и предметы в светлой полости завтрашнего дня.

- Муха! Глядите, братцы! - подскочил зелёный нос и корявым пальцем указал на что-то.
- Не шевелитесь! - воззвал ещё один заполошный. - Это муха цэ-цэ, живородящая, кровососущая! Я читал. Гляньте, у неё вся морда в крови!
- Больные вы, это обыкновенная муха!
- Домашнее животное, - брякнул Разумник.

После посещения столовой стало ещё скучней. Для Крата наступил первый забранный в решётки вечер. Потемнели окна, включились под потолком лампионы, курильщики сгрудились в туалете и задымили так, что из окна больницы повалил дым, как из трубы теплохода.
 
Где-то постукивали костяшки домино; беззвучно трудилась шахматная мысль; по словесным тропкам (похожим на те параллельные тонкие тропки, что овцы выбивают на горном склоне) пробегало внимание прозрачных читающих глаз.

Перед окном сутуло сидел Мрачба. Брыськин трогал свой тюрбан и шевелил губами. Разумник листал журнал. Тихон в одиночку сидел над шахматами. Клаус читал голую безначальную книгу. А Крат смотрел на них, как на группу привидений, потому что обида и негодование в нём перевесили реальность.

- Свет выключаю. Свет экономить, мозги экономить! Зрение выключайте, - раздался давленый голос Батыя.

- Как же, почитаешь тут, - проворчал Клаус, кладя книгу в тумбочку.
Вскоре погас белый шар. Теперь окна засветились полосой неба над чёрными соснами.
- Когда гаснет свет, приходит в Дом грёз, в палату номер один Беседова Болезнь, - объявил Разумник и швырнул журнал в тумбочку.

- А чья очередь?
- Товарищи полоумные! Напоминаю, согласно графику, сейчас мы будем слушать Клауса. 
- Что за график? - спросил Крат.
- Очередь рассказов про самое важное, - ответил Тихон, положив шахматы под койку.

- Начали с пустяков: кто сколько раз женился, какое получил образование, но вечеров у нас много, и так мы добрались до главного, - добавил Тихон.
- И какое оно? - осторожно спросил Крат.

- Клаус расскажет, и всем станет ясно, какое оно, - иронически заметил Разумник.
- Только шоу из меня не делайте, мы ведь бесплатно рассказываем, - уныло произнёс Клаус и заворочался. - Эх, были бы у меня кошачьи глаза, я бы мог читать!

Крат вспомнил про глаза Шмыгуна и перечислил, что в его жизни было главным. Главным оказалось чудо: чердак детства, подвалы "Глобуса" и мотылёк. Всё остальное, стало быть, не главное.
 
Живая тишина повисла в палате.