36 Происшествия

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

36. Происшествия. Призыв на флот. Сентябрь 1971 года.

В воскресенье 5 сентября 1971 года в Севастополе было солнечно, жарко и сухо, утром 14.7°С тепла, днём в тени 22°С тепла, а на солнце плюс 29°С и больше. Южное солнце уже с утра начало припекать и в комнате-квартире семьи моего старшего брата Юры было уже душно, жарко и парко от запахов и испарений с общей кухни. Там на общей коммунальной кухне в клубах пара возятся все наши соседки и жар утра разгорается с новой силой из-за спора-ругани женщин между собой. Среди всего этого гвалта весело крутится Галя-Галчонок, жена моего брата. Она только что вернулась из вояжа по маршруту Севастополь - Новороссийск - Москва - Суворов - Севастополь. Юрча (так с некоторых пор с подачи Гали-Галчонка начали называть моего старшего брата все домашние - автор) уехал на свою милицейскую службу дежурного и инспектора ГАИ.

У нас новый гость из города Суворова, друг нашего с Юрой детства, отрочества и юности Миша Изосин, спокойный, высокий, большой человек, моряк срочной службы с Тихоокеанского флота. Сидит и с интересом читает мои книги-учебники, которые я получил в библиотеке Севастопольского судостроительного техникума. 2 сентября 1971 года начались занятия в техникуме, куда меня приняли автоматически по итогам сдачи экзаменов в Севастопольский приборостроительный институт и в ЧВВМУ.
 
С самого начала занятий начались серьёзные предметы: черчение, теоретическая механика, технология металлов, математика. Требования в техникуме всё больше ужесточаются и учиться стало интереснее и труднее. Наша группа М-311св "разношёрстная", много девушек и женщин, много взрослых, все работники либо Севморзавода, либо заводских конструкторских бюро. Только я один в группе молодой и даже юный в сравнении с ними.

Мне заниматься и учиться интересно. Занятия в техникуме начинаются в 18:30 и заканчиваются в 21:45, дни занятий: понедельник, вторник, четверг и пятница, среда, суббота и воскресенье - выходные дни. Начальство на моей работе на механическом участке трубомедницкого цеха №4 Севморзавода очень довольно, что я учусь в судостроительном техникуме, что не болтаюсь по улицам и не пускаюсь во все тяжкие перед призывом на военную службу, как это делают многие призывники.

Кончился срок моей временной прописки по рабочему общежитию на улице Дзержинского, д. 53 и наш строгий, но справедливо добрый комендант Капитолина Мелентьевна приказала мне собрать и оформить документы на постоянную прописку, что я и сделал. Прописаться постоянно в Севастополе очень трудно, так как это не просто южный портовый город, а закрытая военно-морская база Черноморского флота, поэтому нужно много всяческих ходатайств, объяснений, заявлений, рекомендаций и справок, чтобы тебя просветили-проверили как надо и допустили в состав "коренных" севастопольцев. Регулярно в городе проводятся чистки и всех случайных, вышедших из доверия, заблудших приезжих, а также всех "гулящих" (проституток, хулиганов, тунеядцев, спекулянтов и других подозрительных лиц без работы, постоянного места проживания и без прописки) выдворяют из города за 101 км, в пригородные поселения - колхозы и совхозы.

Миша Изосин приехал в Севастополь с прицелом здесь поселиться. Он много фотографировал своим новейшим отечественным зеркальным фотоаппаратом Зенит-ЕМ (1972-1985, КМЗ) с объективом «Гелиос-44М» с «прыгающей» диафрагмой. Фотоаппарат действительно на зависть хорош и повсюду привлекал внимание людей, в том числе и сотрудников севастопольского КГБ, которые часто останавливали Мишу, когда он азартно фотографировал военные корабли, и однажды даже на месте без лишних разговоров засветили у него всю плёнку, но фотоаппарат не изъяли.

Водить Мишку Изосина по городу поручили мне, так как Юра почти круглосуточно был занят по службе в ГАИ, поэтому я уже по "энному" разу посмотрел все значимые достопримечательности Севастополя, показал Мишке: диораму "Штурм Сапун-горы" и панораму "Оборона Севастополя"; памятник матросу Кошке и Малахов Курган; Приморский бульвар и Памятник погибшим кораблям; Графскую пристань и площадь Нахимова; танцплощадку "Ивушка" у Центрального рынка; Дворец пионеров и Драмтеатр; Военно-исторический музей Черноморского флота и Севастопольский морской Аквариум-музей при Институте биологии южных морей. Особенное впечатление на Мишку произвёл археологический памятник-заповедник Херсонес Таврический, который мы с ним исследовали вдоль и поперёк.

Херсонес Таврический привлекал Мишку Изосина как магнит и он стремился сюда в любую погоду, чтобы сфотографировать красоты этого действительно интересного и красивого места. Мы с ним только что вернулись из Херсонеса Таврического и тихо переживали опасное происшествие, случившееся с нами и счастливое избавление от страшной смертельной опасности, в которой вольно или невольно оказались. Вот как это было...

С утра погода в городе Севастополе была по-настоящему южной, жаркой и солнечной, поэтому мы с Мишкой быстренько собрались на пляж, запаслись пивом и тараньками, сели в троллейбус и быстро домчались до остановки и тропинок, ведущих к укромным "диким" местам археологического заповедника. Мишке очень понравились наши миниатюрные бухточки среди нагромождений диких скал, в которых купались настоящие аборигены-севастопольцы. Однако к полудню со стороны Турции из открытого моря начали рядами приходить высокие и мощные волны - отголоски далёких штормов.

Мы с Мишкой уже много раз купались в узком проходе между скалами, ныряли в набегавшие гребни волн, баловались и плескались в воде, как шаловливые дети, со вкусом ели жирные солёные тараньки и запивали их пивом (Мишка был мужчина со средствами - автор) и разморено загорали, овеваемые свежим ветерком, который гнал и гнал к нам стаи и стада белопенных барашковых волн. Вскоре ветер обрёл силу и волны уже стали с гребнями, закручивающимися в тугие пенные водовороты. Купаться в такую погоду нельзя, но Мишка Изосин - моряк Тихоокеанского флота и он видал и не такие океанские волны, ему наше Чёрное море будет "по колено"...

В том месте, в котором мы купались,  глубоко в воде "торчал" огромный "лысый" (то есть без тины, водорослей и ракушек - автор) камень - "Бараний лоб". Купальщики с высокого скалистого берега ныряли в воду так, чтобы ни в коем случае не воткнуться головой или не удариться грудью об этот "Бараний лоб". Для этого надо было нырнуть "ласточкой", то есть вскользь к поверхности воды и лучше всего, в гребень волны, поднимавшейся во время прибоя в узком пространстве между скал бухточки. Теперь, когда с моря шла высокая волна "Бараний лоб" даже обнажался в водовороте пены и нырять в воду можно было только в надвигающийся гребень волны.

Об этом месте в Херсонесе Таврическом знали любители купания в штормовом море и вскоре рядом с нами расположились молодые парни и девчонки, спортсмены-пловцы из какой-то спортивной школы Олимпийского резерва. Они профессионально начали нырять и прыгать в кипящие и бурные волны бухточки, с азартом карабкаться на крутые склоны ноздреватых скал, тренироваться в плавании в бурном штормовом море.

Мишка Изосин с завистью смотрел как крепкотелые стройные парни и девушки шалят и балуются, он тоже решил нырнуть в гребень над печально знаменитым подводным камнем "Бараний лоб". Я и наши друзья-спортсмены отговаривали его, но он заупрямился, покраснел и неожиданно для нас, без подготовки и примерки к волнам, прыгнул в воду.

Естественно, прыжок оказался недалёким, то есть Мишка не пролетел над камнем "Бараний лоб", не проскользнул в потоке гребня волны за него и не вынырнул во впадине между волнами за опасным местом, наоборот, он оказался в каменной западне между подводным камнем "Бараний лоб" и тесным пространством береговых скал. Здесь прибойные и отбойные волны встречались друг с другом и образовывался сплошной пенно-водяной бурлящий водоворот. Выбраться из этого "буруна" можно было только поднырнув под очередной вал штормовой волны, проскользнув животом и грудью по плоской вершине подводного камня "Бараний лоб".

Спортсмены и я начали кричать Мишке, чтобы он быстренько нырнул и выбрался из этого "бурунного мешка" в открытую часть бухты, чтобы оттуда подплыть к невысоким скалам и выбраться на берег, но Мишка почему-то при очередном откате воды ринулся назад, к впадине в высоком скалистом береге. Здесь волны давно выбили нишу, похожую на грот, а глубокая вертикальная трещина даже позволяла некоторым ловким смельчакам выбираться наверх, на свободу и волю. Однако сейчас эта ниша-грот каждый раз полностью наполнялась пенистой бурлящей водой, которая фонтаном била из этой трещины наверх и Мишка оказался в этом гроте...

Девушки-спортсменки заверещали, заплакали и начали просить ребят-спортсменов спасти Мишку и начали звать на помощь. Не знаю, как это получилось, но в тот же миг я и ещё двое крепких парней один за другим оказались в гребнях крутых штормовых волн, которые не на шутку, а ровными грозными рядами валили и валили с моря в нашу только что мирную и красивую бухточку. Вынырнув за шершаво-гладкой поверхностью камня "Бараний лоб", я увидел головы моих товарищей по несчастью и Мишку, который в обнимку стоял перед огромным камнем внутри грота и мужественно принимал удары штормовых волн. Вода и пена покрывали его с головой, он вцепился широко расставленными руками в камень и старался не отцепляться от него.

Мы, трое пловцов, балансировали на волнах, один из нас обернулся в сторону моря и предупреждал о приближающемся гребне, а сверху нам кричали, что приближается особо крупный вал. Я хотел было вместе с волной приблизится к Мишке, но мой старший товарищ запретил мне это делать и крикнул мне, что мы должны вытащить Мишку на чистую воду. Мишка никак не реагировал на наши призывы и советы, он "мёртвой хваткой" вцепился в качающийся от ударов волн камень. Тогда мы, не сговариваясь, вдвоём с попутным гребнем скользнули к нему, тоже вцепились в его судорожно сжатые пальцы и руки, оторвали его от камня и с отбойной волной заставили его нырнуть вместе с нами обратно в море.

На этот раз наш нырок был не совсем удачным, потому что мы попали на мощный поток встречной прибойной волны, мы оказались точно на "бараньем лбу". Однако это нас и спасло от кувырка назад бурлящим гребнем, потому что почувствовав под ногами твёрдую опору, мы также одновременно и слаженно оттолкнулись от этого "лба" и поднырнули в основание нового крутого вала. Вынырнули мы уже за волной и оказались рядом с нашим третьим товарищем. Теперь надо было как-то выбраться на крутой скалистый берег.

Силы были на исходе, поэтому мы несколько метров отплыли в сторону от узкого входа в бухточку и начали примериваться к качке на волнах, чтобы вместе с гребнем волны подняться как можно выше и как можно ближе к вертикальной береговой скальной стенке. С пятого-седьмого раза у нас получилось, но наши неудачные попытки оцарапали наши груди и украсили наши колени кровоподтёками. Наконец, очередная волна высоко подбросила нас, мы вцепились как можно выше в острые выступы скал и вдруг, невероятно потяжелевшие, оказались вне воды. Не дожидаясь, когда очередная волна припечатает нас к скалам, мы с помощью многих дружественных рук выбрались наверх и обессилено упали на блаженно тёплые и сказочно мягкие камни плоского берега.

Через несколько минут отдыха мишкина сетка, наполненная бутылками любимого им пива "Жигулёвское", вмиг опустела, потому что все присутствующие с удовольствием отметили пивом наше чудесное спасение. Потом эти спортсмены-пловцы побежали в другой конец "дикого пляжа" в район каменных "акульих зубов", среди которых в пенных бурунах штормового прибоя решили искупаться трое молодых курсантов из военно-морского училища. Мы с Мишкой собрали свои пожитки, кое-как залепили кусочками газеток, смоченными в морской воде, свои раны на груди, животе и коленях, и поехали домой. Это было последнее приключение Мишки Изосина в Севастополе, в понедельник 6 сентября 1971 года он уехал домой, в Суворов.

Я прибежал с работы на Севастопольский железнодорожный вокзал, когда уже поезд с Мишкой тронулся и из динамиков громко звучал марш "Прощание славянки". Надеюсь, что Мишка видел, как я махал руками ему, а заодно и всем симпатичным лицам в вагонных окнах. Люди мне отвечали взаимностью, некоторые даже посылали воздушные поцелуи, но лик Мишки я так и не увидел. С вокзала я поехал в общежитие хлопотать о прописке, а затем вечером - в техникум. Домой к Юре и Гале я вернулся только в 22:00. Галчонок в трансе лежала на диване и плакала, потому что Юра в этот день в 11:45 попал в ДТП (дорожно-транспортное происшествие), он на своём милицейском мотоцикле с коляской наехал на самосвал "ЗИЛ-130", который резво спускался по крутой улице и неожиданно выскочил на перекрёсток.

Юра сильно ударился головой и руками о кабину самосвала и сейчас лежал в городской больнице. Галя выплеснула на меня с упрёками весь свой страх, раздражение и беспомощность, а я немедленно сорвался с места, на такси доехал до больницы и попытался по пожарной лестнице добраться до палаты №9, где лежал мой старший брат. С лестницы снял меня больничный сторож и с насмешками сообщил мне, что я заглядывал не в ту палату, а в родильное отделение...

7 сентября 1971 года я приехал к Юре в больницу и он встретил меня весело и радостно, потому что все снимки и анализы показали, что у него переломов и сотрясения мозга нет, что всё окончилось сильными ушибами и синяками. Мотоцикл тоже почти не пострадал, так что всё обошлось почти благополучно. Теперь Юра рассказывал о своём ДТП как о героическом происшествии, потому что он сумел выставить вперёд руки и тем самым смягчить удар о кабину самосвала. Опухоль гематомы на спине в районе лопатки быстро спала и Юра начал свободно двигать руками и пальцами по всем направлениям. Болела только коленка, которую он поцарапал и сильно ушиб. До 20 сентября 1971 года Юра был "на больничном" и вовсю пользовался своим положением раненого, воспринимая заботливое ухаживание Гали, моё братское внимание и поглощая по утрам ложками сахарный песок с молоком и чёрным хлебом, чтобы поскорее выздороветь.

Мне для постоянной прописки по адресу заводского общежития нужно было отношение (ходатайство) от "треугольника цеха" - начальника, парторга и предцехкома, чем я усиленно и занимался, вечером бежал в техникум, поздно вечером рассказывал о дневных событиях Юре и слушал его героические истории. Всё в нашей дружной братской семье было нормально, только постоянно спать очень хотелось. Галя-Галчонок тоже очень уставала работать и вести домашнее хозяйство, очень переживала за Юру и скучала по Олежке. Такой я её и нарисовал в письме моим родителям с описанием всех этих происшествий.

Фотоиллюстрация: 5 сентября 1971 года. Бухточка на диком пляже Херсонеса Таврического в Севастополе, где мы с Мишкой Изосиным и друзьями-спортсменами купались в штормовую погоду. Рисунок автора: Галина (Галчонок) переживает известие о ДТП с участием её мужа, моего старшего брата Юры.