40 Отбытие на службу 14-16 ноября 1971

Александр Сергеевич Суворов

Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

40. Отбытие на службу. Призыв на флот. 14-16 ноября 1971 года.

Рано утром в 05:30 воскресенья 14 ноября 1971 года я проснулся от смутной тревоги, от предчувствия, что что-то должно было случиться. Я открыл глаза и увидел над собой Олежку - он стоял ножками на своей подушке прислонившись животиком к деревянным прутьям кроватки и выставил свой "пипистон" прямо на над моей головой. Я ещё успел увидеть его внимательный, серьёзный, озабоченный "взрослый" взгляд, потом, как набухает его "пипистон" и успел резко вскинуть голову. За мной по моей подушке, как это было уже не раз, ударила тугая мощная струя "утреннего желания" моего племянника...

Дело в том, что Олежка не любил "прудить" себе в постельку, поэтому он всякий раз высовывался между прутьями решетки кроватки и окроплял своей "святой младенческой росой" меня или мою подушку, если я успевал вовремя поднять голову. Я уже к этому привык и просто переворачивал подушку, а довольный и счастливый "племяш" опять ложился-валился калачиком в свою сухую постель. Юрка пытался как-то отучить Олежку от такого занятия, но ничего не получалось, поэтому мне предлагали поменять расположение на моём кресле-кровати, которое стояло вдоль кроватки Олежки и каждый раз раскладывалось на ночь. Я пытался спать головой "в ногах" кресла-кровати, но Олежка всякий раз приходил ночью именно туда, где была моя голова...

Утром 14 ноября 1971 года в Севастополе был очень густой и плотный туман. Мы с Юрой тихо, чтобы не разбудить Олежку и Галю, позавтракали горячим крепким чаем с сахаром и бутербродами с колбасой и маслом, тихо собрались, взяли заранее упакованный мой рюкзак, я напялил на себя необъятный тяжёлый и пахучий клифт-телогрейку, обулся в тяжёлые матросские флотские ботинки-прогары, сверху залихватски нахлобучил на стриженую голову старую шапку-ушанку и сразу же превратился не то в "зека", не то в "бомжа", не то в мигранта-разнорабочего, а скорее всего, в "многоопытного" призывника, готового к призыву в советскую армию. Галя-Галчонок, не вставая с постели, сонно чмокнула меня в сухие губы, пожелала счастливой службы и опять заснула тяжёлым беспокойным сном.

Мы с братом осторожно спустились не замусоренным ступеням с пятого этажа нашего дома гостиничного типа на улице Героев Подводников, вышли во двор, перешли тротуары и аллеи дворового бульвара, подошли к остановке троллейбуса, но в мутной и плотной тишине сплошного туманного утра не услышали никаких звуков.

Говорить не хотелось. Юра, видимо, чувствовал себя как-то неуютно и немного виновато оттого, что отправляет меня куда-то вдаль моей судьбы одного и вот так, без помощи своего служебного милицейского мотоцикла с коляской (мотоцикл был в ремонте после ДТП - автор) или такси (у Юры не было денег, а я отдал ему почти всё, что у меня было и все деньги, что дала мне мама - автор). Я не сетовал ни на Юру, ни на Гали, а тем более ни на Олежку и обстоятельства, потому что на удивление был свободен, чист, ясен и смел, как никогда. Я уже был готов к любым испытаниям и жаждал их, как глоток свежего не туманного воздуха. С утра температура воздуха в Севастополе была всего 7.5°С тепла, днём 8.8°С (максимальная температура в полдень будет 14.6°С - автор) и 13.3 мм осадков в виде очень плотного мокрого тумана и мороси.

Не сговариваясь, мы немного постояли на троллейбусной остановке, а потом дружно пошли-зашагали прямо по проезжей части улицы-дороги проспекта Юрия Гагарина в исторический центр города. Мы шли по асфальту сначала вразброд, а потом "в ногу", поэтому сначала мы мыслили каждый о своём, а потом наши мысли, ощущения и чувства, видимо, вошли в резонанс, потому что наше отчуждение проводов стало вдруг пропадать и мы почувствовали братское влечение друг к другу.

Впереди где-то в густом тумане послышались новые звуки и к размеренному шарканью наших ботинок прибавился звук-цоканье чьих-то женских туфелек на высоком каблуке. Этот звук так не гармонировал с нашими шагами и обликом, что воображение сразу же нарисовало образ девушки или молодой женщины, которая либо спешила на работу, либо возвращалась к себе домой. Цоканье женских каблучков впереди слышалось отчётливо и мы невольно ускорили шаг, чтобы приблизиться к хозяйке этих каблучков, но одновременно с нами "каблучки" тоже ускорились.

У нас с братом не было никаких "дурных намерений", но учуяв такую реакцию "каблучков", мы намеренно и дружно опять ускорились... "Каблучки" почти побежали... Мы замедлили свой шаг и "каблучки" тоже перешли на нервный, но ритмичный неторопливый шаг. Вероятно, хозяйка "каблучков" нуждалась в звуке наших шагов, чтобы не чувствовать себя в тумане одиноко.

Юра косо взглянул на меня, я ответил ему взглядом согласия, и мы внезапно одновременно перешли на угрожающе торопливый и громкий шаг-бег. "Каблучки" запоздало отреагировали и припустились в настоящий панический стук-бег. Впереди в тумане завиднелась ладная женская фигурка в светлом плаще, девушка часто оглядывалась назад и почти бежала по асфальту дороги. Она наверняка видела наши фигуры... Наша "беготня" продолжалась несколько минут, пока кто-то в тумане не чихнул.

Чих неизвестного хулигана был настолько естественным и громким, что мы все невольно вздрогнули и очнулись от этого озорного бега, но самое главное, каким был этот "чих", - он был матерным: "Ап-чбуй!" чихнул кто-то на ближайшей троллейбусной остановке...

Девушка и мы одновременно остановились и разразились таким гомерическим хохотом, что не было сил ни идти, ни стоять. Мы хохотали одновременно, свободно и расслабленно, улыбаясь и смеясь своим страхам, образам и мыслям. После этого мы с братом уже свободно шли, разговаривали как два нашкодивших друга, болтали обо всём, что видели, вспоминали детство, отрочество и юность, вспоминали, как мы с мамой приезжали к Юре в Джанкой на принесением им военной клятвы. Так мы скорым походным шагом без приключений дошли до улицы Льва Толстого, д. 3А, где располагался Ленинский районный военный комиссариат.

Здесь перед воротами военкомата уже толпились призывники и их провожающие, играла гармошка и украдкой всех "страждущих" угощали водкой, пирогами и всякой иной снедью. Мы с братом от угощения отказались, сославшись на то, что "после вчерашнего уже опохмелились и плотно позавтракали". Юра помог мне доложиться начальству, я сдал повестку и документы, получил приказ "ждать как все, когда за нами приедет военкоматовский автобус "пазик". Кстати, военком, когда вышел нас приветствовать и строить в неровную шеренгу, отметил мой "прикид" и похвалил моего брата Юру за хорошо подготовленного к призыву брата-призывника. Юре и мне было очень приятно...

Ровно в 08:00 14 ноября 1971 года, с учётом всех опоздавших и не готовых к переезду в Симферополь, собралась наша небольшая команда из 30 человек, среди которых не было ни одного знакомого мне парня. Под звуки марша "Прощание славянки" из динамиков военкомата, напутственные крики и пожелания провожающих, плач и завывание женщин и девушек, мы, призывники, расселись по местам в одном из двух автобусов, он густо фыркнул сизым дымом из выхлопной трубы и мы поехали-покатили по улицам Севастополя на выезд с Корабельной стороны на трассу "Севастополь-Симферополь". Юра уже торопился обратно домой, поэтому мы с ним простились заранее и он ушёл, не дожидаясь, когда отправится наш автобус. Я сидел на месте рядом с входной дверью и двигателем автобуса, чтобы видеть водителя, иногда говорить с ним и смотреть на дорогу. Я всегда очень любил смотреть на дорогу...
 
Нас сопровождал лейтенант из военкомата, который "по секрету" нам сообщил, что весь сегодняшний набор призывников "наряжен служить на Север", но водитель автобуса усмехнулся и я немного успокоился от этого холодного известия. Ровно в 11:00 мы въехали в Симферополь и нас завезли на территорию Крымского областного военкомата на ул. Киевская, д. 152. Территория была огорожена железобетонным забором, внутри находились разные строительные блоки и материалы, стояли колонны и кирпичные стены нового строительства. На этих блоках, плитах, досках и ящиках разместились сотни призывников в самых разных "прикидах" (одеждах и обликах).

Три часа мы сидели, ходили, гуляли, "кучковались" и бездельничали на этой стройплощадке, потом покушали тем, что захватили с собой из дома, а потом нас построили, распределили по командам и погнали почти бегом на медкомиссию. Тех, кто ещё не постригся "под ноль", отправили к парикмахеру, который ручной машинкой начал быстро сдирать с голов призывников шевелюры, чубы и кудри. Ребята морщились от боли, ойкали, ругались, шутили и смеялись, а потом бегом бежали в помещения военкомата на встречу с врачами и медсёстрами.

Нас, голых и лысых (в одних трусах - автор), почему-то быстро осматривали молоденькие медички-сестрички, крутили и вертели нами, как куклами. При этом они были нахально беспардонные, задиристые и строгие, а вот доктора и врачи - скучные, молчаливые и равнодушные. Все вместе они больше уделяли внимание документам, нежели нам, призывникам. От этой медкомиссии у меня осталось нехорошее впечатление и предчувствие.

Только на итоговом собеседовании пожилые доктора в белых халатах поверх военной формы спросили меня: "Где бы вы хотели служить?". Я хотел было ответить, что "хочу служить в Севастополе на ЧФ" и уже было набрал воздух в лёгкие, чтобы ответить, но вдруг услышал свой голос, который выпалил: "Я хочу служить на флоте там, куда пошлёте!". Мой ответ позабавил комиссию, все заулыбались, кто-то спросил: "Не пишу ли я стихи?". Я не ответил, потому что в этот момент мысленно ругал себя последними словами. Те же самые слова мне сказали и мои товарищи-призывники, когда я вышел из комнаты, где заседала призывная комиссия Крымского областного военкомата.

Мы ещё 3 часа просидели на стройплощадке военкомата в полном неведении. Время уже близилось к вечеру, когда нас опять построили и объявили, что желающим даётся увольнение домой до 09:00 16 ноября 1971 года, остальным, кто остаётся, будет выдан "сухой паёк" и предоставлены нары в казарме военкомата.

Парни зароптали, вслух потребовали выдать "сухпаёк" всем призывникам без исключения и ринулись к грузовой машине, с которой сержанты начали выдавать всем желающим по три банки консервов и буханку ржаного хлеба "в одни руки". Я тоже взял эти сальные банки консервов без этикеток и буханку чёрного хлеба, спрятал всё это в свой вещмешок-рюкзак и забрал в канцелярии военкомата увольнительную записку. От всего увиденного и пережитого я уже очень хотел обратно домой, в Севастополь, так как сидеть или лежать на голых нарах вечер, ночь, целый день и ещё одну ночь с 15 на 16 ноября мне совсем "не улыбалось". Хорошо, что я спрятал в потайной кармашек на трусах немного денег...

Перед выходом за ворота облвоенкомата я узнал, что отход эшелона с призывниками осеннего набора 1971 года назначен на 16 ноября, но срок нашей военной службы начинает исчисляться уже с сегодняшнего дня - с 14 ноября 1971 года. С группой весёлых от неожиданного увольнения севастопольцев, я быстро домчался до железнодорожного вокзала Симферополя, купил в воинской кассе билет на пригородный поезд и через полтора часа вновь гордо и независимо шёл по перрону и привокзальной площади Севастополя к остановке троллейбуса. Я думал, что мой брат Юра, его жена Галя-Галчонок и мой племянник Олежка будут рады вновь меня увидеть и провести со мной неожиданно выпавшие дни счастья пребывания "на гражданке"...

Когда я вечером появился в доме моего брата Юры, я понял значением и смысл выражения: "Уходя - уходи". Положение и настроение спасли мои банки с консервами и ещё тёплая буханка свежего чёрного хлеба. Бутылка водки нашлась быстро и мы "хорошо посидели" вечером, поглощая подогретый пахучий рис с морковкой, перловку и вкуснейшую ароматную говяжью тушёнку с жареной картошечкой и солёными огурчиками. На следующий день Юра и Галя ушли на работу, а я вновь принялся за привычные домашние дела, входившие в мои обязанности - уборку на кухне, мытьё посуды, хождение в продуктовый магазин, приготовление "чего-нибудь"  на ужин, кормление и игры с Олежкой.

Вечером 15 ноября 1971 года я написал родителям своё первое письмо на специальной почтовой бумаге из набора призывника, а наутро 16 ноября 1971 года я вышел из дома моего брата засветло, чтобы вовремя добраться до ж/д вокзала Севастополя, сесть в первый пригородный поезд и вовремя приехать в Симферополь. Теперь я это сделал самостоятельно, строго и просто, "по-взрослому".

Фотоиллюстрация: Увы, никаких фотографий отбытия на военную службу 14 ноября 1971 года нет, потому что никому не пришло в голову фотографироваться, а жаль. Поэтому это фото-настроение "Утро. Девушка. Туман" автора Mr.Pitkin. 27 октября 2011 года. Возможно, это была моя Фея красоты и страсти, а чихающий шутник-хулиган - мой друг дед "Календарь" из деревни Дальнее Русаново?..