фатальная судьба

                И упасть, опалённым лучами
                Звезды по имени Солнце
                Виктор Цой

Жил-был мальчик, обычный, деревенский, ничем особо не выделяющийся среди пацанвы, если бы не его отец – страж порядка, а в народе попросту и презрительно именуемый «ментом». Не один раз Лёшка, а мальчишку назвали Лёшкой, Алексеем в честь деда, геройски погибшего при обороне Сталинграда, набивал синяки в драках, когда пацаны называли его «ментом».

   Нет, Лёшка не плакал, а отвечал таким же ударом. Как говорится кровь за кровь. Как0-то сынишка одного зарвавшегося нувориша, года на три-0четыре старше его, при всех назвал Лёшку желторотиком за маленький рост и добавил оскорбительное про его отца, чего никак не желал стерпеть он и после ещё сплюнул ему в лицо, но промахнулся и плевок пролетел мимо, не задев.

   Лёшкины пальцы привычно, сами собой сжались в кулачки, лицо не по детски напряглось:

     - А ну, повтори!

   Мальчишка, уверенный, что его поддержат, повторил.
    Выброшенный молниеносно кулак врезался чуть выше подбородка, рассекая губу и отколов ползуба. Окружившие мальчишки тревожно и с немалым интересом во все глаза стали ждать развязки. Ни один не стал встревать в драку, видя, что всё по честному. Пацан же, прикрыв рот ладонью и, развернувшись, побежал домой, оглашая улицу диким рёвом. И это был последний раз, когда при нём упоминали про красные погоны его отца.

     Странно устроен человек, странно и непонятно, пока всё хорошо, человек в милицейской форме для него мент, а случись чего, так не куда-нибудь, а к нему же бежит, укоряя в разгуле преступности, и ведь не откажешь, даже если вчера, этот потерпевший нагло кричал в их адрес « козлы». И вот так, набивая синяки, и закаливая характер, Лёшка вырос и пошёл в первый класс.

     Радоваться бы мальчугану жизни, да видно  судьба не очень благоволит к благородным сердцам, подстраивая козни на каждом шагу. Когда он, будучи во втором классе, вечером сидел, выполняя домашнее задание, с работы вернулся отец. С порога ещё он скинул куртку-ветровку и, повесив её на крючок, подошёл к сыну  и поприветствовал его, взъерошив непослушные волосы на макушке. Лёшка прижался к репкой отцовской руке. Отец, обращаясь к супруге, матери Лёшки, легко и обыденно, как люди, привычные делом доказывать свою любовь, произнёс:

   - Катюша, сготовь-ка на стол, - и столько ласки и нежности было в его словах. Как если бы он сказал; «Катюша, я люблю тебя и буду всегда любить тебя одну, только тебя». Затем неспешно прошёл к столу возле окна, уже накрытому, присел и принялся за ужин.

     И видимо неутомимой пряхе-судьбе было угодно, что в этот вечер за три дома от них, бурно отмечали счастливое возвращение сына из рядов вооружённых сил. А где веселье, там уж чисто по-русски: водка и самогон, впоследствии же бывает и сами не помнят: кто был, кого звали и порою даже, что отмечали. В тот вечер началось всё тихо, по0-семейному. Когда набился полный дом разношёрстных гостей, никто внятно сказать не решился бы. Все кто приходил, несли в качестве презента бутылку.

    Гулять бы компании до утра, не завяжись ссора, переросшая в драку. С чего началась потасовка, кто выступил зачинщиком, тоже не разберёшь. Стрелки часов, отмеряя время, показывали около десяти часов вечера, когда, в дом вбежала запыхавшаяся, но тоже в изрядном подпитии соседка и, второпях объясняя причину, из чего мало было понятно, позвала Лёшкиного отца разнимать драчунов: «Разнять невозможно, как насмерть сцепились», - подытожила соседка.

    Лёшкин отец, не один раз вынужденный усмирять , утихомирить разбушевавшихся буянов, благо силой и умом Бог не обделил, встал из-за стола и, пообещав вскоре вернуться, направился к соседям. Если бы Лёшка знал, что это будет последний вечер, когда его отец ещё живой…

     Минут, может быть, пятнадцать-двадцать прошло, как в сенях раздался заполошный крик той же соседки: «Володю убили! Володю!» 

     До пацана не сразу дошёл истинный смысл всего сказанного, - и до увлечённого решением задачи,  постепенно, как оно происходит в замедленном кино, - пришло осознание этих трёх страшных слов. Мать подошла к нему, обняла и прижала к себе.

      - Скорую вызывали? – только и спросила, в мгновение ока осунувшаяся и сошедшая с лица, женщина у соседки, хотя по  виду последней и без этого не трудно было догадаться, что никакие врачи, даже самые лучшие бессильны в данном случае и не способны вырвать человека из лап смерти.

      - Да, - ответила та, утирая слёзы уголочком платка. И только тогда, понимая, что произошло нечто непоправимое, он зарыдал во весь голос, ничуть не стыдясь своих слёз. Мать, плача утешала его, вытирала слёзы. Он вырвался из её разом ослабевших рук и, пробежав в переднюю, упал на кровать и зарылся лицом в подушку. Лёшка не помнил сколько длилось это состояние, приходил к ним кто-нибудь, тоже не видел, он забылся сном.

    На следующий день дома нельзя было протиснуться от пришедших отдать дань уважения погибшему.  Никто, даже шёпотом, не посмел произнести «убитому». И так до самых похорон. После похорон жизнь, словно надвое разделилась, на до и после. Лёшка остался за хозяина. Да и как иначе, в доме он остался единственным мужчиной, а помимо него ещё две младшие сестрёнки. Мать целый день на работе, и вот Лёшка и воды натаскает и дров наколет, и сестрёнок накормит.

     А следом пришла ещё одна беда. Ему к тому времени исполнилось двенадцать лет, он, уже уверенно освоивший отцовский мотоцикл, выезжал на главную дорогу, когда пьяный горе-водитель на полной скорости сбил его и, нисколько не интересуясь состоянием подростка, пронёсся дальше.

     Лёшка же только и запомнил, что сильный удар по мотоциклу, а дальше…  будто провалился в глубокую бездонную яму. Лишь благодаря тому, что вовремя заметили односельчане, его увезли на скорой и четыре дня он провалялся без признаков какого-либо сознания. Целых два года врачи усердно, день за днём, боролись за его здоровье, ног и тогда его выписали с небольшой хромотой, так и оставшейся на память о злополучном летнем дне. Лёшка стараясь вернуть былую форму, изрядно утерянную за время лечения и восстановления, начал заниматься тяжёлой атлетикой и кое в чём преуспел...Медицинская комиссия в райвоенкомате, куда его вызвали повесткой в числе других призывников, тщательно осматривала каждого. Когда подошёл черёд травматолога, тот, долго думал, прочитав его медицинскую карту, где о его травме ноги её последствиях было начертано немало. А затем, обращаясь к Лёшке по отечески произнёс:

    - Молодой человек…

   - Алексей.

  - Так вот, Алексей, у Вас была травма, коснувшаяся многих жизненно важных органов, - издалека начал он.

   - Но я хочу служить в армии, - уверенно прервал его Лёшка.

   - А как же быть с хромотой?

   - Выдержу.

   - А можно поинтересоваться: в каких войсках Вы хотели бы нести службу?

   - В бронетанковых, - уже с улыбкой ответил Лёшка, как если бы вопрос о годности уже был решён, вспомнив рассказы отца о танках, о БТРах, которые он слушал, в далёком детстве разинув рот, и лишь глаза, наполнившиеся печалью от воспоминаний о гибели отца, несколько затмили улыбку.

   - Что с Вами делать, ума не приложу. Хорошо, я тут напишу, что годен к строевой службе, но вот как решат в областном, тут уже я не в силах что-либо изменить или посодействовать, - участливо говоря, врач что-то торопливо записал в бумаги.

   Одному Лёшке ведомым образом удалось пройти и в областной комиссии, возможно решили количеством взять или ещё какая хитрость, это осталось за закрытыми дверями, как в любом другом ведомстве. Но вот, он, нахлобучив на голову вожделенный танковый шлем, начал осваивать мастерство водителя-механика. Сельский парнишка, с детства привычный к разного рода железякам, вскоре уже лихо выполнял задания и ко времени распределения в основную часть, уже твёрдо знал, что попросится на Северный Кавказ.

   Не знал Лёшка истинных причин этой бесконечной и бескрайней резни, кавказской мясорубки. И лишь благодаря Божьей милости ему дважды удалось избежать неминуемой смерти, уже заглядывавшей в глаза, примеряясь, первый раз, когда шальная пуля задела самый край уха, а во второй раз, когда сумел-таки выпрыгнуть из горящего танка. Видно судьба вела его одной ей ведомой дорогой.

    Вернулся Лёшка совсем другим, нежели уходил, хотя внешне это ничем особенным не проявлялось. После недельного отпуска поехал в районный центр и устроился работать в частную охранную структуру, где его приняли с радостью. Вскоре в разговоре с матерью, он уже упоминал о женитьбе на любимой девушке, о строительстве собственного дома.

    Время близилось к пяти часам вечера, когда друзья пришли к нему со своей просьбой отвезти в соседнее село.

     - Пацаны, у меня вообще ни капли бензина в баке.

    - Да ничего, Лёшка, - и обернувшись к подросткам, один из парней крикнул:

    - Эй, пацанва, тащи канистру.

    Подростки, для которых оказать услугу старшим – словно что-то важное сделать, быстро сбегали за канистрой: одна нога здесь, вторая там, как говорят, в подобных ситуациях…

     - Вот, двадцать литров, - протянул Серёга канистру Лёшке.

     Лёшка без лишних слов залил всё в бензобак и попросил быть пошустрее:

      - Ребята, мне ещё на автобус надо успеть…

      - Да какой разговор. Отвезёшь, оставишь там и тут же обратно. Двадцать минут с хвостиком.

      Мотор привычно заурчал, и вот они поехали в деревню, расположенную в шести километрах от их села. Без каких-либо происшествий доехали и, остановившись на въезде, Лёшка притормозил:

      - Ребята, всё…

     - Ну, лады, Лёшка.

     Они вышли из салона и, сгруппировавшись в сторонке, распечатали бутылку водки. Серёга позвал его взмахом руки. Лёша с какой-то необъяснимой тоской посмотрел на них, как если бы предчувствие, какое было, а затем, развернув машину, двинулся в обратный путь. Машина шла со скоростью сто двадцать километров в час, как он заметил, быстрым взглядом окинув спидометр. Вокруг простирались поля, лес зеленел вдали, соприкасаясь с небом на горизонте. То ли увлечение видами родных просторов, то ли галька случайная сыграла с ним роковую шутку. Не доезжая до родного села, на крутом повороте, машина потеряла управление.

     Горизонт закачался перед его глазами. А через секунду машину на полной скорости выбросило в овраг, прежде сильно ударив её о бетонный отбойник. Груда металла сжала в своих объятиях бездыханное тело Лёшки…