Т. Глобус. Книга 2. Часть 1. Глава 5. Гибель Зои

Он взял максимку за станок и покатил прочь от казённого голоса… 66 килограммов, примерно вес Грушиной. Она пыхтела за ним следом, притихнув умом перед близким боем. На двух партизан со всех сторон, изо всех куч глядели яркие капли росы… нет, росы, пожалуй, не было: то не роса и не смола, а множество наблюдателей.

Перешагнули вечный ручеёк, Зоя споткнулась при этом, Крат нервно оглянулся - она потупилась. Справа остался пищевой погреб - тоже вариант в смысле долговременной огневой точки (ДОТ), но оттуда отхода нет, да и белокаменная грязноватая крепость возвышалась уже недалече.

Крат понадеялся, что своей тыльной стороной крепость примыкает к тыльной стене планетарного зала, это было бы стратегически выгодно для тех, кто держит оборону, но оказалось, что за крепостью пространство далее опять кудрявится грудами и россыпями, натюрмортами и мордами. Издали были видны динозавр и гигант-неандерталец с огромным ртом, чернеющим посреди кустарного психиатрического лица.

Крат не обратил внимания на то, что пулемёт оставляет в пыли тонкий парный след: он выбирал проходы, спеша к огневому укрытию.

Крепость оказалась обманом: только передняя, фасадная стена с башней и воротами была заявлена в пространстве, остального просто не было. Ворота стояли приоткрытые - как раз, чтобы отстреливаться. Заботливые, - ухмыльнулся Крат и протиснул максимку в щель, но качество постройки озадачило его. Объявился второй обман: крепость была сделана из войлока, натянутого на деревянный каркас. "То-то она вся мятая", - пояснил он для Зои, трогая войлок, побелённый известковым молоком.

Зою трясло; испуганное сознание готово было взорваться в ней, губы непроизвольно шевелились, глаза зияли чёрными дырами, показывая пустую глубину головы, откуда правительство сбежало, оставив Зою на произвол судьбы.

Он развернул пулемёт в сторону чужаков и принялся возиться с лентой, которая никак не устанавливалась …никак, потому что он не умел.

"Зоя Грушина и мужчина с пулемётом! - раздался настойчивый голос. - Оставьте оружие, выходите с поднятыми руками!"

Крат увидел голову в каске над кучей мебели, рядом вторую - напряжённые глаза над чёрными масками.

Наконец удалось: ленту защёлкнул замок пулемёта. Держитесь, гады!

В кучах реквизита всё беспричинно зашевелилось. Бочки, кресла, картины, знамёна, сапоги - всё заёрзало, словно кто-то невидимый принялся по всем предметам бегать. Шкафы приоткрылись. Книги распахнулись, качая страницами. И в некий новый миг тишина повисла несусветная, а потом раздался выстрел. Между Кратом и Зойкой-пулемётчицей пуля чиркнула по земле, обдав их мелкой сухой землицей.

И вдруг Зоя очнулась, она вскочила и выбежала из ворот, раскинув руки - душа нараспашку. Она грянула в сторону врагов, как будто для объятия. Зоя выкрикивала слитный звук, отсутствующий в русской речи, животный звук отчаяния, вопль отказа от человеческого образа и отречения от себя.

"Не выдержала", - эти слова Крат сдавил челюстями и нажал на гашетку. Он дал очередь поверх Зоиной головы - по макушкам куч, в щепки разнося реквизит былых постановок.

Зоя закрыла уши от грохота, сжалась в плечах, развернулась и пошла обратно, как пьяная. Через несколько шагов опустилась на колени. Крат подбежал к ней, поднял на руки. Она застонала, тёплое, липкое потекло по его локтю. Зою ранили в спину… он даже не услышал, как ранили. Пистолет с глушителем... падлы.   

Он донёс драгоценный вес её тела до пулемёта. Куда дальше? Положил возле себя.

У неё прострелено лёгкое со спины. Зоя дышала неровно, кровь булькала у неё в бронхах. Он склонился к её лицу, чтобы оказаться как можно ближе - она обняла его одной рукой за шею и слабыми губами поцеловала. Был этот поцелуй актом передачи себя - актом дарения и завещания себя, своей души - другому человеку. 

Он целовал её глаза. Она попыталась приподняться и сникла. Судорога пробежала по ней. Зоя покинула своё тело.

Возмущение, гневное несогласие переполнило Крата. Двух снежинок одинаковых нет на свете, двух песчинок… а тут Зоя! Единственная во вселенной - и умерла! Такого не может быть! 

Слышит она или нет, он ей сказал, что любит её.

"Кто живой в крепости? Выходи с поднятыми руками, - раздался голос. - Крепость окружена".

Крат едва успел подумать, что крепости не существует, и тут ему в бок ткнулся ботинок и голос над головой пошутил: "Эй ты, некрофил, подымайся!"

Ещё берёг он соль слёз и сладость невинных губ, но гадкий, мерзкий сын Земли уже вызвал его на арену в гладиаторский театр. Крат лёжа повернулся. Противник улыбался глазами над маской, в мелкие лучики собрал подлую кожу. Знакомые лучики: так врачиха улыбалась над марлевой маской, ударив стальной палочкой ему в голый зубной нерв… не то чтобы проверить, а чтобы насладиться своей властью и кратким стоном юного пациента. Так наслаждался хорёк, перекусывая позвоночник цыплёнку: впитывал агонию податливой жертвы. В том документальном фильме было много цыплят, и каждый из них был шариком, пузырьком с волшебным флюидом; хорёк их прокусывал ради эффекта, ради излёта нежного облачка жизни. Об этом, конечно, не вспоминал оглушённый яростью Крат, зато его ненависть к адову злу давным-давно была наготове.

Человек-хорёк стоял над ним, смакуя лучиками глаз начавшийся парад своей власти, Крат-цыплёнок пришёл в ярость и проявил негаданную прыть. Он сумел вскочить из положения лёжа и вывернуть хорьку правую лапу. Пистолет упал. Боднув насильника головой в лицо, Крат выиграл секунду и завладел оружием.

- Это ты убил её? - пистолет глядел ответчику в лоб, делая вопрос приговором.
- Нет-нет, в неё стрелял командир, он и послал меня сюда, в обход...

- Почему ты в маске? Почему негодяи всегда в масках?! - закричал Крат и, не выдержав собственного крика, пнул палача в живот.

Опускаясь на колени, тот стащил с себя маску - открылось плотное лицо, слепленное из пельменного теста.
- Не стреляй, у меня дети!
 
- Ну да, тебе позволено быть подонком, потому что ты женатый человек! "Жена и дети, друг, - большое зло. От них всё скверное у нас произошло". Ты, поди и Пушкина не читал.
- Мы скоро уйдём наверх. Я скажу, что ты скрылся и что она мертва. Командир выстрелил в неё от испуга. Ему было приказано взять её живой. Отпусти, я ничего против тебя не имею. Зачем тебе моя смерть?

- Ага, я должен задаваться вопросами "зачем" и "за что", а для тебя таких вопросов нет! Тебя освободили от вопросов, потому что у тебя приказ, мразь!
- Я ведь на службе...
- Ты сам пришёл на такую службу, и теперь ты выставляешь своих детей и свою службу оправданием своему негодяйству. Так ты по своей воле негодяй? Или по чьей?

"Зачем я разговариваю?! Надо стрелять", - подумал и положил палец на курок, прижал,  а нажать не смог: эта тварь - тоже на свете в единственном экземпляре, и даже гадину убивать грех. Всё неисправимое - грех, и убийца в себе самом убивает что-то человеческое, что-то главное - то, что человеку доверено и поручено. Отвращение перед грехом сковало его. Он кивнул пистолетом в боковую сторону, и палач быстро-быстро скрылся в лабиринтах реквизита.   

Крат наклонился к Зое, опустил ей веки. Её лицо разгладилось и приобрело выражение покойного достоинства.

Где-то пальнула ракетница. Красный магний горел в здешнем воздухе тёмно-оранжевым светом. И тогда Крат умом ощутил, что здесь каждое явление отслеживается неким сознанием - хозяином этого зала, неким одним, главным наблюдателем. 

(Удивительное дело - мышление. Человек думает поначалу не мыслями, а прикосновениями к смыслу. От этого прикосновения ум приходит в новое состояние, и вот это приобретённое состояние, заряженное смыслом, человек должен расшифровать и развернуть в понятийную конструкцию, в слова.)
 
Он стоял над остывающим телом Зои, но какие-то сторонние смыслы освещали его сознание, не успевая превратиться в устойчивые понятийные формы - не успевая, потому что Зоя перевешивала все окружающие предметы, и мысли, и события. У неё была жуткая гравитация. Она околдовала этот вселенский зал, ничего не делая: отказом от участия, полным бойкотом и равнодушием, непробудным весом смерти.
 
Крат не ожидал, что так сильно может переживать смерть постороннего человека. Потомок военных, человек ни в чём себя не щадящий, он без особого трепета относился и к жизни, и к смерти. Смерть - программное событие в ряду событий. Кто считает смерть проклятием, тот не должен рождать детей. И тем не менее, гибель всячески чужеродной ему Зои пронзила его. Потому что Зоя слишком доверчива, глупа, беззащитна. 

Издали донеслась команда "строиться".
"Надо срочно похоронить её", - продиктовала мысль, желающая освободить его от страшной гравитации, освободить ради действия и, прежде всего, для мщения.

"Аскольдова могила", - произнесла мысль. Он вспомнил старинную оперу, постановочный материал для которой здесь где-то хранится, включая даже могилу Аскольда. И попадался на глаза этюд Билибина к декорациям оперы.

С тоской, будто совершая предательство, Крат засунул за брючный ремень трофейный пистолет и покинул её тело. Пошёл искать Аскольдову землю… и верно, оперная могила оказалась неподалёку за погребом.

Пологий муравчатый бугор с некогда прорезанными ступенями венчала каменная стела: "Дир и Аскольд почили здесь". Креста нет - ну да, братья не были христианами. Крат, забыв о том, что всё тут понарошку, поклонился могиле и огляделся.

Ладья с проломленным боком лежала на искусственном берегу, рядом с ладьёй лежали, точно игральные карты, разрисованные щиты, обитые кожей с медными позеленелыми бляхами. Тут же выглядывали из песка берестяная кружка и тряпочная лошадка.
 
Не было здесь могучего Днепра, но не просто не было, а специально не было, поскольку река - символ времени, а время тут постарались отменить.

Здесь хранятся предметы без времени, как на том свете - с той разницей, что на том свете предметы обходятся без времени легко, ибо сами они лёгкие, ибо сотканы из энергии творческого ума. А предметы здешнего хранилища кто-то постарался втиснуть в бессмертие вместе с их предметным мясом, со смертными костями и шерстями. Оттого получилось жалкое и страшное место - не жизнь без старения, а вечное кладбище. (Неизбежная подмена, если берёшься за вечность голыми руками.)

Ради безупречного реализма под каменным небосводом появился  ворон - выедатель глаз. Крат поспешил вернуться к телу, бегом побежал - нет, слава Богу, возле тела никого не оказалось. Тело - это чья-то добыча; его надо сторожить, не то хищник или падальщик набросится.

"Тут сугубый реализм в почёте. Но чьим колдовским сознанием освещается это пространство? У кого в гостях я нахожусь?" - спросил себя Крат, или в нём кто-то задал этот вопрос. Мысли шумели и толпились в его сознании, как волны на Днепре. Он резко оглянулся - рядом стоял Фокусник с букетом чёрных гвоздик и готовой улыбкой.
 
Крат испугался от неожиданности. Фокусник покачал головой и сообщил о скором приходе неких соболезнователей.
- Зачем?
- Зою хоронить.

Крат поднял тело. На его руках оно полулежало, как послушный ребёнок. Фокусник шёл впереди, показывая кратчайший путь.
- Нужна лопата, - заметил Крат.
- Возьмём из могилы Йорика, - предложил демон. - Во дни Шекспира лопаты делали коваными, из оружейной стали, их даже закаливали, не скупясь на льняное масло.

На малой полянке увидели отверстую могилу: на дне валялся череп с костями, к земляной стенке привалилась лопата прямоугольной формы (по некоторым понятиям "заступ").

- Йорик, - произнёс Фокусник тоном экскурсовода и с красивой печалью ступил на край могилы. - Только Зою твою сюда нельзя.
- Разлагаться будет? - спросил Крат, поудобней перехватив тело.

- Вряд ли. Гармония замедляет ход времени. Тело подсохнет, мумифицируется. Нет, не в том суть. Могила должна оставаться открытой ради правдивости. ...Череп Йорика! Гамлет столько раз целовал эти губы, - Фокусник сокрушённо покачал головой. - Передохни, Юра. Да охолонись ты, положь бабу. В жизни их таскаем, после смерти таскаем. Перекури маленько. Здесь хорошо!

Демон огляделся и сладко вздохнул, как британский турист, гуляющий посреди зелёного благоуханного кладбища. Однако вокруг высились рифы обломков и деталей - деталей от колесницы истории, тут развалившейся. Крат уселся осторожно со своей тяжёлой ношей, ноги в могилу свесил.