Т. Глобус. Книга 2. Часть 2. Глава 4. Капли воды

Глава 4. Капли воды

Брызги упали ему на лицо, и он открыл глаза.

Прямо над ним вместо неба висел какой-то лик. Хмурая, небритая Луна. Совсем не Луна… и незнакомец прояснился: он держал в руке накренённый стакан и оттуда в ладонь, а с ладони на Крата стряхивал капли воды.

- Вставай, чуть не проморгали тебя тут. 
- Где я? - спросил для верности, хотя понял, что находится в комнате Лидочки и в открытую дверь видит кольцевой коридор.

Только свет уже не прежний - настало яркое, пустое освещение. Раздавался шум работы, кто-то прошагал со стремянкой. 
- Где ты? - саркастически переспросил человек. - В зоне ремонта.

И тогда отдельные впечатления сложились в понятную картину: подвалы театра, чужие люди, ремонт… прошлое кончилось, прошлое сдали в ремонт.   
- Крепко ты вчера выпил.

Крат не стал попусту возражать, потёр лицо и спросил, что творится в "Глобусе".
- Память пропил?

Незнакомец глаза напрягал с прищуром. В них были жалость и презрение, удивление и насмешка, и сострадание. Запой был этому человеку известен - старый вкрадчивый друг.
- Да не пил я, не пил! - раздражился Крат. - Скажи хоть пару слов по-человечески.
- Каюк твоему театру. Хозяина посадили, компаньон всё забрал, Фениксом его звать.

Звать, звать… - протявкало эхо в голове Крата. Он приподнялся и увидел, что накрыт рабочим халатом, седым от старости и работы.
- И Феникса посадили, - поправил Крат.

- Посадили да выпустили, - заново поправил незнакомец. - Свои торговые порядки наводит. А внизу, там… - рассказчик поставил стакан на пол, чтобы дирижировать по ходу рассказа, - море барахла, прикинь! Былинное поле всякого старья, и порой попадается кое-что ценное. Туда автомобильный пандус провели, везде освещение впендюрили и прямо на месте продают с молотка всё подряд. Аукцион. …Ау-у! Малый, очнись! Ты в норме? У тебя опять глазёнки закатываются. На, хлебни водицы.

Он поднял стакан и поднёс к его губам, точно поил раненого. Крат отхлебнул мёртвой воды (в родном ручье не такая), потряс головой.
 
- Актёры, знамо дело, пьют, но не догола же. Понимаю, нагрузка: это ж надо в чужую душу залезть и оттуда на всю публику доклад вести с изображением!

Да, нагрузка, вспомнил Крат. И доктор Валсер говорил, что чрезмерная впечатлительность и длительная нагрузка ведут к умственному расстройству и могут привести к помешательству.

- Я-то хотел от бригадира спрятаться, перекурить… а тут голый мужик валяется и ни в зуб ногой. Халатик тебе вот принёс и штанцы. Не обессудь, насчёт трусов не сумел спроворить.
- Разноцветные трусы маляра - праздник ниже пояса, - пробормотал Крат, надевая штаны.

- Ага, ты с юмором, я знаю. Я тебя признал: господин Оползень и Поползень, как вчера помню. Тогда на свадьбе у друга включили твою передачу и давай хохотать, невеста обмочилась. Народ не забудет такое.

Гудело в голове, как будто левое полушарие подключилось к одному прошлому, а правое - к другому, и между ними возникла вольтова дуга. 

"Из мира в мир переползая, будь голым", - так советовал Змей. Переползая, перелетая… нет, переключаясь. И одежда здесь не при чём. Каким ты себя представляешь, таким и очутишься в ином месте. Он был в саду обнажённым. А тут нужны ботинки, которые он оставил в шалаше. Значит, надо раздобыть снова ботинки.

Вдохновение пришло к нему враз. То есть бодрое понимание своего положения, вооружённое решимостью. Здесь он никому не должен. А там, в Эдеме, он должен лекарство. Он должен утешить жену. Чтобы найти лекарство, нужны ботинки (по правилам этого мира). Значит, вперёд! Гул в уме прекратился. Воцарилась ясность. Он ощутил физическую силу, храбрость и самоуверенность.

- Спасибо, друг! - потряс рабочему руку.
- Так ты, правда, что ли не пил? - отзывчивый незнакомец был готов разочароваться.
- Не пил. 
- И куда ты собрался?
- Вниз.
- Туда нельзя, там служебный блокпост, вахтёр сидит!
- А я по службе. Спасибо, товарищ! - крикнул через плечо Крат, застёгивая разлетающийся на ходу халат.

Кольцевой коридор штукатурили, шпаклевали. Электрик на большой стремянке сдирал с потолка магический провод. Яркие светильники висели тут и там на штативах вдоль стены в рабочем варианте. По полу между ними змеился чёрный кабель. Крат косил глазом вправо, ища спуск - не было.

- Эй, хлопец, подскажи, будь ласков, тут винтовая лестница должна быть вниз…
- Эй, дядя, разуй глаза! Ты на лифт пялишься, а вместо лифта была тут кручёная лестница. Это правда, была, - ответил парень, и снова принялся в досаде тискать мобильный телефон. - Падла, не ловит. 
- Ты на улицу выйди, - посоветовал Крат, застыв перед пластиковыми дверями лифта.

Кнопка вызова отозвалась красненьким, в шахте лифта мягко зашумело и вскоре щёлкнуло. Дверцы разъехались. В кабине было всего две кнопки. Он тронул нижнюю. Над кнопками зеркало - зыркало - вертикальное озерцо.

Свой облик показался ему чуждым - малознакомый дядька с пронзительным взором; непроницаемое лицо, заряжённое нездешними мыслями, начинённое сложными картинами памяти. Если снимать фильм про космического сироту, тогда Крат подойдёт, самое то.

Он погружался в подземелье театра, ещё не обдумав, как будет возвращаться к жене, к дереву и костру, к ручью и звёздам. По примеру Иванушки-дурачка он был уверен, что русский Авось не подведёт его. 

Лифт остановился. Крат оказался перед металлическим транспортным контейнером, приспособленным под служебную комнату.

Блокпост и в нём прохвост, подумал Крат, увидев за столом не кого-нибудь, а Валентина Сергеевича Соснова. Доктор испугался от неожиданности и, привстав, протянул для пожатия руку.
 
- Крат! Юра! Дементьев! Тебя уже тут списали… за пределы мироздания.
- Так и было.
- Слушай, слушай, ты вовремя, - доктор оглянулся на металлическую стену. - Ты кому продал те лекарства?
- Я их не брал. Ты так и не понял?
- Да понял-понял. Знаю, но всё равно обнадёжился, увидев тебя: ты везучий, ты бы решил мою задачу.
- О чём речь?

- У меня много медикаментов, - перешёл на шёпот Валсер, хотя рядом не было третьих лиц (ради символизма, должно быть). - Много неучтёнки. Я как увидел тебя, сразу полыхнула мысль: вот кто продаст!
- Я ничего и никого не продаю.

Доктор выразил мимикой кислоту этой фразы.
- Нерентабельный ты человек, Юрий Викторович.
- Знамо дело, - Крат повторил словечко маляра. - Мне тоже нужны лекарства: от сердечного спазма, от желудочных колик, от змеиного яда.
- Сказанул! - разочарованно воскликнул Валсер. - У меня другие лекарства. У меня лекарства для тех больных, что стремятся к расстройству ума. Таблетки, ампулы… на миллион!

- Осанку ты потерял, Валентин Сергеич. Главный врач, а на месте вахтёра сидишь, аптечной дурью торгуешь. Батыя посадил бы.
- Сажал, - доктор опять оглянулся на синюю стену, украшенную Наставлением Дежурному и голой девушкой. - Дак он, жадная тыква, даже с людей Феникса норовил по полтиннику содрать! Ох, была неприятность! Тогда я решил сам подработать, - доктор наклонился, дабы уменьшить объём общения и голос ущемил ради секретного или постыдного слова. - Деньги нужны: заново покупаю сердце супруги.

- Ты уверен, что сердце? - уточняя, спросил Крат.
- Дружка завела.
- Гадёныш, поди?
- Именно, именно! Верно ты указал!
- Ну и плюнь.
- Как это плюнь, как это плюнь! - закудахтал Валсер. - Я в ней ведь… немножко жил. 
- Брось, у тебя целый гарем. Ты же не однолюб: ты развратник. Выше голову!
- Не будет у меня гарема, - признался Валсер и потупился в стол.

Там, в доске стола, доктор увидел узкую глубину своего будущего. Умственным щупальцем, архидогадливым тараканьим усиком Валсер погрузился в созерцание неприятности, которая уже творит кисту в мясе будущего времени, уже разъедает светло-розовую ветчину надежды.

- Почему не будет? - не понял Крат.
- Феникс кормил меня, Феникс! И клинику, и научные проекты… разве ты не догадался ещё?
- Нет, я как-то о другом думал. И что с того?
 
- Закрывает он клинику, бесов сын. Разуверился в медицине, видишь ли. Заявил, что наука есть великое разочарование Человека, то есть Феникса. Денег, дескать, шибко много требует, а счастьем не отоваривает. Ишь чего захотел, мерза…
- Мне, доктор, некогда. У тебя какой размер ноги? - Крат заглянул под стол, очень похожий на стол Батыя.
- У меня? Сорок второй.
- Снимай.
- Не могу: форменные. На вот мои цивильные.

Понятливый доктор вытащил из-под стола красивые туфли и проследил, как они подойдут Кратовым босым ступням. Подошли. Конечно, резало глаза несходство пролетарского облачения с блеском изящной обуви, но Крат не смутился.

- А Мрачба живой?
- Да вроде бы. Что живой, что мёртвый - одинаково.
- Вот и заботься о нём. Он - целый человек, а не твои "половинки".
- Тебе легко говорить. Если клинику закроют, меня и жена бросит, и пациенток не будет, - жестом заправского дневального он открыл ящик стола, достал бутылку минералки, стакан, плеснул в стакан изумительной мелкопузырчатой воды, глотнул, остановив глазные яблоки на манер лягушки. - А самое печальное, мне будет не хватать профреализации.

Кашлянул. Ещё глотнул, затем вернул минералку в стол, посмотрел на Крата влажными глазами. Жалость к себе - глубокое чувство. С Лилей такое бывает: сидит у костра, призадумается, и вдруг жалость к себе обожмёт ей сердце и сдавит, и слёзы наполняют её глаза, как будто сердце - это клизма души.