58 Мокрое дело 07-08 декабря 1971

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

58. Мокрое дело. 9-й Флотский экипаж. 07-08 декабря 1971 года.

Занятия по уставам ВС СССР проходили в 9-м Флотском экипаже в двух формах - лекции в классах и практические занятия-тренировки. На лекциях нам скучно читали вслух положения из уставов, некоторые нормы мы обязаны были записывать в свои рабочие тетради, некоторые запоминать наизусть, а во время практических занятий мы должны были выполнять строевые команды и упражнения, вести себя, докладывать и рапортовать так, как требовали нормы уставов. Занятия по специальности "рулевой-сигнальщик" также проходили в классах, где нам просто зачитывали вслух тексты из учебников по морскому делу. Никакого оборудования, макетов, моделей кораблей или ещё чего-то такого в классах, кроме плакатов наглядной агитации, не было, поэтому занятия для меня были скучные, пустые, никчёмные. Мне очень хотелось поскорее прекратить прохождение программы курса молодого бойца и уехать на боевые корабли Балтийского флота.

К началу декабря 1971 года, после интенсивных строевых занятий и обучения навыкам военной службы, у нас стало больше свободного времени, чтобы заняться личными делами, привести в порядок обмундирование, форму, внешний вид, одежду и обувь, навести лоск. В субботу 11 декабря командование распорядилось допустить фотографов из фотоателье города Пионерский, чтобы мы могли сфотографироваться и отправить свои первые фотографии с военной службы домой своим родителям, друзьям и подругам.

С момента приезда крымского эшелона призывников в город Пионерский и начала военной службы в 9-м Флотском экипаже я до сих пор не получил из дома, от брата или от друзей ни одного письма. Во вторник 7 декабря 1971 года в 10:00 принесли почту, но мне писем не было, как будто я никому и не писал. Я решил в этом казусе разобраться, потому что, кроме меня, ещё несколько человек в нашем взводе подозрительно долго не получали писем. Я обратился сначала к старшине роты, потом с его разрешения дошёл до командира роты, а когда тот досадливо отмахнулся от меня, то подал рапорт-просьбу на обращение к заместителю командира 9-го Флотского экипажа по работе с молодым пополнением...

Такая моя настойчивость, подогреваемая заинтересованным вниманием и молчаливой поддержкой страждущих новобранцев, не осталась незамеченной и мне всё же разрешили сходить в расположение 1-й и 3-й рот, чтобы покопаться там в невостребованных открытках и конвертах с письмами. Для этого мне пришлось составить список ребят, которые давно не получали писем. Наших писем нигде не оказалось, но при этом случилось другое - обнаружилось сразу шесть писем одному парню! Вот ведь повезло человеку!

Удовлетворённые поисками, но неудовлетворённые результатом, мы, молодые новобранцы, занялись обычным и уже привычным делом военной службы по курсу молодого бойцы - подъёмом, физзарядкой, туалетом, завтраком, приборкой, лекциями, строевыми занятиями, приборкой, обедом, отдыхом, занятиями по специальности, хозяйственными работами, приборкой, ужином, вечерним отдыхом-работой в личное время, отбоем, нарядами вне очереди и отходом ко сну. На следующий день всё повторялось...

Со вторника 7 декабря 1971 года погода начала портиться, подул сильный ветер с Балтийского моря, нагнало тучи, а из туч посыпался снег, причём на ветру снежинки были острыми и бьющими, как пули. При этом снег нёсся вместе с ветром, но тут же быстро таял, на земле были огромные лужи или месиво холодной грязи. Избыток воды всем надоел, в том числе и потому, что по трещинам в казармах протекали крыши и мы подставляли под капли обрезы (тазы и вёдра). Все хотели небольшого мороза и ослабления ветра с дождём.

В среду 8 декабря 1971 года, наконец-то, пришёл Дед Мороз и ночью уже было минус 1.8°С, утром только 1.9°С тепла, днём - 5.1°С тепла и целых 13.7 мм осадков. Нам казалось, что снега навалило "по колено", так оно и было, но только в лесу. В лес возле расположения 9-го Флотского экипажа мы попали не случайно, а по делу - нашему образцовому 2-му отделению 3-го взвода 2-й роты доверили выход за пределы территории Экипажа, чтобы мы нарубили в лесу пушистых веток берёз для изготовления мётел.

Как приятно было работать топорами и заострёнными штыковыми лопатами в лесу! Этот немного странный прибалтийский лес напомнил мне среднерусский лес около нашего города Суворова, в котором мы играли в индейцев, оборудовали на поляне стойбище, поставили шалаши-вигвамы, стрельбище для стрельбы стрелами из луков и метания самодельных боевых топоров-томагавков. Я и мои уличные друзья оборудовали на той поляне в лесу всё так, как было описано в книге "Маленькие дикари или повесть о том, как два мальчика вели в лесу жизнь индейцев и чему научились" канадского писателя Эрнеста Эвана Томпсона (Под ред. Н. Чуковского; пер. с англ. Л. Б. Хавкиной; 2-е изд. // Собр. соч. в 3 томах. — М. — Петроград: Государственное издательство (Госиздат), 1923. — Т. III. — 483 с. — Библиотека для детей и юношества. Иностранные писатели - автор). Этой книгой с карандашными иллюстрациями я зачитывался до утра...

Теперь мы, восемнадцатилетние новобранцы осеннего призыва 1971 года, тоже бегали, как дети, по лесу, играли "в снежки", прятались за деревьями, аукались, трясли заснеженные ветки деревьев над добродушным и неповоротливым Ваней Пецко и удирали от него, прыгая через склонившиеся под тяжестью снега ветки кустарников. Нам было хорошо и весело в лесу, мы представили, как придём сюда весной, чтобы собрать целительный берёзовый и кленовый древесный сок...

Мы шли, нагруженные охапками, связками и снопами берёзовых веток, по лесу так, словно не было никакой военной службы, армии, флота, командиров, начальников, подъёмов, строевых занятий и нарядов. Перед тем, как войти в расположение 9-го Флотского экипажа мы, по просьбе Вани Пецко, нагрузили на него, как на вола, почти все наши связки берёзовых веток, и он, согбенный под тяжестью большого снопа, так и подошёл к воротам хозблока, свалил свою ношу под ноги завхоза и сказал во всеуслышание: "Принимайте то, что я заготовил, а эти мне только помогали"...

Наш старый и опытный завхоз Экипажа с пониманием отнёсся к стараниям Вани Пецко и одарил его нераспечатанной пачкой импортных болгарских сигарет. Ваня Пецко с гордостью и превосходством теперь мог одаривать тех, кто ему нравился, ароматными сигаретами (сам Ваня не курил - автор). Мы ещё долго с радостью и смехом вспоминали этот утренний поход за берёзовыми метёлками в заснеженный лес.

Сегодня 8 декабря 1971 года была среда, а как говорится: "Среда пришла - неделя ушла", глядишь, скоро суббота, в баньку, в кино, а там незаметно и срок подойдёт, и разъедемся мы кто куда по кораблям, воинским частям, по городам и весям. В это заснеженное утро мы остро почувствовали наше дружеское расположение друг к другу, наше единство отделения, нашу дружбу друг с другом и после обеда мы убедились, что дружба в армии или на флоте - это не пустые слова-понятия...

Примерно в середине времени послеобеденного "адмиральского часа" 8-го декабря 1971 года наш полк, то есть весь состав 9-го Флотского экипажа ДКБФ, был поднят и выстроен на плацу по тревоге. К этому времени из заготовленных нами веток были уже сделаны примитивные мётла с занозистыми и корявыми деревянными ручками, нам выдали все лопаты, какие были в Экипаже, приказали взять с собой все старые щиты и стенды наглядной агитации, все плоские предметы - доски, фанеру, столешницы, части разбитых столов и шкафов, то есть всё, чем можно было хоть как-то грести и сгребать снег с ровной поверхности, а затем нас скорым походным шагом, чуть ли не бегом, погнали по дорогам города Пионерский в сторону взлётно-посадочных полос аэродрома Нойкурен. Там нас встретило начальство, приехавшее на "газиках".

Командиры и начальники о чём то быстро посовещались и нас также быстро поставили в походные порядки и приказали немедленно приступить к очистке ВПП (взлётно-посадочной полосы) от снега. Мы приступили к этой работе сначала весело, с шутками и прибаутками, задорно, энергично, изобретательно...

Когда одновременно работает больше 1000 человек, то труд превращается в радость, в соревнование, в единый трудовой порыв. Мы мощно и активно гребли снег с неровного асфальта и бетона ВПП, покрытого трещинами, относили, сгребали этот грязный мокрый снег за границы полосы, за стеклянные армированные колпаки аэродромной сигнализации. Правда делать это было трудно, потому что поверхность ВПП была неровной, с ямками, с выступами, с трещинами, в которых снег и грязь застревали, а начальники с аэродрома требовали, чтобы асфальт и бетон ВПП были сухими. При этом они нас всё время торопили, не давали ни секунды на передышку...

Мы не знали и не догадывались, чем вызвана такая торопливость, нам ничего не объясняли, только понукали и торопили уже с применением матерных слов и ругательств. Роты, выполнив свою "норму", то есть очистив свой выделенный участок, останавливались на перекур, но к ним тут же подбегали начальники аэродрома и ставили их на новые участки. Сначала мы думали, что очищаем ВПП для того, чтобы торжественным маршем пройтись мимо кого-то из крупных ревизоров, потом мы поняли, что тут дело посерьёзнее, потому что мы должны были очистить ВПП по всей её длине, от начала до конца.

Начало смеркаться. Тучи над городом Пионерский опустились ещё ниже и нам послышалось, что высоко в небе гудит большой самолёт. ВПП аэродрома Нойкурен в принципе была очищена нами от снега, но на ней было большое количество луж, снежной грязи, остатков снега. Наши командиры и начальники посовещались, затем все младшие командиры разбежались по своим местам и нас построили, как для прохождения торжественным маршем.

Первый раз мы прошлись по ВПП строевым шагом, приноравливаясь к неровностям взлётно-посадочной полосы, невольно обходя канавы и трещины, лужи и снежные ухабы. Второй раз мы проходили уже торжественным маршем, высоко поднимая ноги и твёрдо ставя их, не разбирая, что под нашими подошвами. После такого торжественного прохождения мимо командира полка, наши штанины брюк и полы шинелей намокли, стали холодными и тяжёлыми.

Мы думали, что двух-трёх раз вполне достаточно, чтобы потешить чванливый каприз нашего сурового командира 9-го Флотского экипажа, но нас опять и опять разворачивали, чтобы вновь и вновь пройти строем мимо группы начальников и командиров в середине ВПП. На четвёртый или пятый раз прохождения к группе начальников подкатила грузовая машина и наш оркестр из Экипажа начал играть торжественные марши.

На шестой раз непрерывного прохождения по ВПП, мы уже упрямо, не выполняя приказа: "Смирно! Равнение налево!", шли плотно сомкнутыми рядами обычным походным шагом, только в ногу. Дело в том, что только так, сомкнув ряды, мы могли согреться друг от друга, потому что уже по пояс мы были не просто мокрыми, а насквозь мокрыми от тех брызг и той снежной воды, которую мы подняли своими ботинками и строевым шагом. Тогда командир полка, гвардии капитан 1 ранга, остановил нас перед тем местом, где они стояли и обратился к нам с краткой речью:

- Там! - указал рукой вверх на облака наш командир 9-го Флотского экипажа, - летает и сжигает последнее топливо аварийный самолёт-бомбардировщик Балтийского флота. Он должен сесть на эту взлётно-посадочную полосу. Сесть, спасти аварийную машину и себя. Мы должны обеспечить им сухую ВПП. Приказываю всем офицерам и музыкантам стать в строй и прошу вас, моряки-балтийцы, пройтись торжественным маршем по этой треклятой ВПП так, чтобы она была полностью сухой, чтобы наши лётчики могли безопасно посадить самолёт.

Все офицеры, в том числе начальники аэродрома и музыканты с грузовика, поспешно встали в наш строй, мы сомкнули ряды и повинуясь командам наших командиров, стремительно и мощно, как бы почувствовав "второе дыхание", слаженно и чётко печатая шаг, взмывая тучи брызг и не уклоняясь от луж, начали торжественное самостоятельное прохождение по взлётно-посадочной полосе. Нас теперь подгонял всё усиливающийся гул самолёта, который пробовал пронзить толщу облаков над городом Пионерский.

Темп нашего строевого шага всё увеличивался и увеличивался, а потом, вслед за командиром полка, гвардии капитаном 1 ранга, мы побежали бегом, причём мы уже, ни о чём не думая, кроме как о том, чтобы не упасть и не споткнуться, бежали нарочно топая ногами по бетону и асфальту. Лично я чувствовал, что у меня уже мокрый воротник-слюнявчик на шее, причём мокрый не от пота, а от той холодной жидкости, которая пропитала всю мою робу, тельняшку, трусы, шинель, носки и ботинки.

В тот момент, когда я равнодушно понял, что сейчас упаду и не встану, наш маршрут движения изменился, под ногами я почувствовал комковатую и травянистую поверхность дикого лётного поля, - это наш полк свернул с ВПП и побежал по направлению к дороге, ведущей в расположение 9-го Флотского экипажа. Позади нас уже совсем низко над нами загремели-засвистели двигатели самолёта-бомбардировщика.

Невольно весь полк умерил свой бег, перешёл на шаг, но командиры приказали нам не оглядываться и не останавливаться. Мы и сами понимали и чувствовали, что нам нужно поскорее домой, в казармы, в баню, в сушилки, переодеться и повалиться куда-нибудь полежать. Об ужине, который по времени давным-давно прошёл, никто не вспоминал, кроме наших утомлённых рук и ног, и животов, которые урчали и визжали, как те голодные поросята в подсобном хозяйстве ДКБФ.

Мы брели по дороге, а позади нас на ВПП аэродрома Нойкурен садился самолёт, двухмоторный бомбардировщик Ил-28. Не знаю сколько кругов он сделал, прежде чем приземлиться, но садился он вполне спокойно и уверенно. Коснулся полосы, подпрыгнул, опять коснулся, опять подпрыгнул, потом как-то неуклюже плюхнулся на ВПП и покатился в её дальний конец. Нам запретили оборачиваться и смотреть, как приземляется якобы аварийный бомбардировщик, но мы видели, что всё прошло благополучно и у нас тут же распространился слух, что "нас обманули", что "самолёт нормальный, - это мы ненормальные, что так вымокли"...

В этот момент я почему-то обернулся, потому что глубокие сумерки вокруг нас вдруг озарились ярким бело-фосфорным светом. Позади я увидел в средней части бомбардировщика яркую вспышку как от электросварки и услышал негромкий хлопок взрыва. После этого самолёт вспыхнул и загорелся, как горит свечка новогоднего "бенгальского огня", ярко, с россыпью огненных искр, шипя и брызгая огнём.

Самолёт горел быстро, практически мгновенно, в течение трёх-четырёх секунд всё было кончено. На наших глазах обвалились концы крыльев и хвост самолёта, носовая часть самолёта тоже упала на землю и обломки бомбардировщика задымились сизо-чёрным дымом. Со стороны аэродромных служб по полю запрыгали и стремительно понеслись к самолёту многочисленные машины, которые тревожно и лихорадочно трепетали светом фар на ухабах. В той стороне в абсолютной тишине вдруг послышались звуки сирен и какой-то жуткий шум, в котором угадывались человеческие, как мне показалось, женские крики и вопли.

Не доходя до границ территории лётного поля аэродрома Нойкурен, нам приказали распространиться по полю и встать в шеренгу, взявшись за руки. Офицеры и старшины, проходя по всей длине шеренги, говорили нам, чтобы мы были готовы не пропустить на поле никого из гражданских, которые могли бы прорываться к горящему самолёту. Мы дрожали от мокрого холода и были настолько зло ошеломлены, что не могли ничего говорить, слушать и слышать. Позади нас самолёт уже не горел и даже не дымился. Вокруг него был десяток разных машин и небольшая толпа людей, но никто из нас не видел, как из кабины севшего Ил-28 кто-то спускался или вылезал...

Через полчаса мы молча и заторможено грелись под струями душа, переодевались в сухие бэушные матросские робы, кое как развешивали по спинкам кроватей наши мокрые шинели и робы, а потом бегом бежали в столовую, где нас ждал холодный, но такой долгожданный ужин. В этот поздний час мы выпили, наверно, бочки горячего чая и съели весь дневной запас хлеба. Аварию и гибель самолёта мы не обсуждали...

Фотоиллюстрация: 1971. Ил-28 на взлётно-посадочной полосе аэродрома. Ил-28 (по кодификации НАТО: Beagle - "Гончая") - первый советский реактивный фронтовой бомбардировщик, носитель тактического ядерного оружия. За создание Ил-28 главному конструктору самолёта С.В. Ильюшину и группе конструкторов ОКБ была присуждена Сталинская премия. Ил-28, - цельнометаллический свободнонесущий моноплан с трапециевидным крылом и стреловидным оперением. Основной конструкционный материал планера - дюраль Д-16Т. Стыковые узлы фюзеляжа с центропланом изготовлены горячей штамповкой из АК6, каркасы фонарей и люков кабин - из МЛ5-ТЧ; узлы стыка фюзеляжа с оперением - сталь ЗОХГСА. Фюзеляж - цельнометаллический полумонокок круглого сечения с максимальным диаметром 1800 мм. Крыло - свободнонесущее, моноблочной конструкции, состоит из центроплана и двух отъемных консолей. Оперение - свободнонесущее однокилевое. Силовая установка - два реактивных двигателя ВК-1А тягой по 2700 кгс, установленных в гондолах под крылом. Общий объем фюзеляжных топливных баков 7908 л. Электрооборудование запитывается от двух генераторов ГСР-9000, установленных на двигателях, и двух аккумуляторов 12-А-ЗО, установленных в фюзеляже. Вооружение. Стрелковое состоит из двух передних неподвижных пушек НР-23 и кормовой оборонительной установки Ил-К6 с такими же пушками. Боезапас: по 100 патронов на каждую переднюю пушку и 450 патронов в Ил-К6. Бомбардировочное предусматривает внутреннюю подвеску бомб различных калибров. Нормальная бомбовая нагрузка - 1000 кг, максимальная - 3000 кг. Бронирование включает стальные бронеспинки (толщина 10 мм) и бронечашки (толщиной 6 мм) сидений штурмана и пилота; стальные экраны, прикрывающие стрелка и патронные ящики кормовой стрелковой установки; прозрачную броню (толщина 68-106 мм) кабины стрелка и алюминиевую броню (толщина 10-30 мм) кабины штурмана. Лобовое стекло фонаря кабины пилота и нижнее стекло фонаря кабины штурмана - триплекс толщиной 13-15 мм. Общий вес брони до 454 кг.