Т. Глобус. Книга 2. Часть 2. Глава 7. Поход

Глава 7. Поход

Крат вырвался из горящих кустов. В Эдеме зачастили грозы, и молния бьёт во что-то сухое, порождая пожар. И тогда нарочно поднимается ветер, он раздувает огонь и гонит по земле до реки.

Горящие кусты взяли Крата в кольцо, он вдохнул воздух ада и решил, что погиб, но нестерпимая боль в груди толкнула его на последний рывок. Он вырвался из огня на поляну, где дует прохладный ветер. Поляна знакомая, отсюда рукой подать до шалаша. Только больно идти: колени и локти болят, и на темени болячка.

Ладно, без паники. Он проверил наличие лекарства в трусах, для самоуверенности взвесил на руке лопату - всё на месте, и устремился к жене, с каждым шагом тревожась о ней всё более. При этом его сердце прыгало и шалило в груди, предчувствуя радость и наслаждение встречи с ней. Лишь бы всё было с ней хорошо!

Необходимость закапывать Змея омрачала радость близкого праздника, но с такой замечательной лопатой авось работа не затянется надолго. Кровь его стала густеть, и все жилки в нём затосковали, затомились по её телу. Внутри которого он вскоре окажется.

Вон она! Он видит её! Костёр горит исправно. Лиля напевает, сидя на колоде, на её лице играют отсветы пламени, у ног её греется шестилапое существо - мордочка человека, жёлтая шёрстка, худые лапы с чёрными подушечками.

Змей свисает с ветвей, снизу прогнувшись для подношения: он держит в пасти медовую грушу с листиком (похоже на сценку в супермаркете, где мёрчендайзеры проводят рекламное библейское шоу). Она привычно протянула руку за гостинцем, не глядя взяла и сочно надкусила.

В древесной кроне среди листвы выглядывают разнообразные плоды: виноградные гроздья, гранаты, персики. И что-то ещё ароматное, вкусное прячется там, в чешуе дерева. Наверно, любовь сподвигла дерево на такое сказочное плодоношение - любовь Лили и Змея.

Ведь не совесть и благодарность, не верность и чистота стимулируют цветение природы - только излучение удовольствия и пульсация страсти.

Под сенью такого дерева жить - земное счастье. Ни голода, ни печали, - с горькой ревностью подумал Крат.

Лиля не выказывала плохого самочувствия. Тёплая тень нежности и приятная забота умягчили её лицо, сделали его очертания сладкими. Да и Змей не походил на покойника.

Крат вышел из темноты в свет костра и швырнул в костёр таблетки. Шестилапый ребёнок опрометью бросился в лес и там скрылся - тьма сошлась за его хвостиком, точно проглотила. Лиля застыла с грушей в руке - в её взоре изумление, будто она увидела призрак.

- Хоронить меня пришёл, упорный ты, непотопляемый человек, - Змей повернул голову навстречу пришельцу. 

В небе блещут созвездия, в стороне от них крутым седым берегом вздымается облако, и под этим несбыточным берегом, по тёмной небесной воде плывёт рогатый месяц, как остроносая лодка.

Видом неба остудив душу, Крат с трудом заставил свои глаза посмотреть в глаза жены. Там не выражалось ничего, кроме самооправдания, дескать не было тебя тут, а Змей был, а я - живая женщина, и сердце моё не терпит пустоты, а, впрочем, думай, как знаешь.

Такой смысл прочитал он в её глазах, но это не породило в нём волнений. Или волнения были слишком большими и в нём не уместились. Он тупо стоял, ненароком показывая, как живые организмы превращаются в застывшие предметы.

Наконец, слова Змея дошли до его сознания и пробудили его. Руки стали тяжёлыми, пальцы стиснули черенок, сердце устремилось в бой. Морда Змея маячила под ветками, но, когда Крат сделал шаг вперёд, Змей растворился во тьме, ненадолго оставив по себе две колкие звёздочки глаз. Крат постарался удержать их перед собой, но костёр плеснул светом, внимание Крата дрогнуло, и две эти звёздочки смешались со звёздами.

- Он говорил, что ты не вернёшься, - она бросила грушу в костёр.

Встала, умылась на ручье, подкинула в костёр дров, а он всё стоял и смотрел на неё. 
- Я сначала не поверила ему. Я верила, что ты вернёшься, я надеялась, что у нас с тобой будет ребёнок, но видишь - пока не получилось.
 
- А того ребёночка, что сейчас убежал в лес, недостаточно?
- Это не твой, сам знаешь. Хотя с возрастом у него две лишние лапы отпадут, и хвост отсохнет, и шерсть вылезет, и уши встанут на место, Змей так сказал. Ну, в общем, я тебя ждала, ждала… и уверилась в том, что ты не вернёшься. Я, правда, рада, что ты пришёл. Правда. Я понимаю твои чувства. Прости. Но и ты должен меня понять.

- Что надо сделать, чтобы он исчез из нашей жизни? - через силу спросил Крат.
Слова не хотели его слушаться, язык не хотел их произносить.

- Убить, - ответила она.
Поправила палкой огонь и вновь уселась на колоду; колени прикрыв руками и долгими волосами. (С этого момента женщины умело подталкивают своих мужчин к исполнению желанных преступлений.)

- Бестолку, - вздохнул Крат. - Он опять оживёт. Ты должна изгнать все помыслы о нём.
- Легко сказать… я одна. Одна на всех! Вот будет нас больше, и у каждой, и у каждого будет своя половинка. Тогда воцарится верность.   
- Заладила про своё размножение! Я не хочу плодиться и размножаться. Сначала я хочу понять, что мы здесь делаем.

- Да никогда мы не сможем это понять! Никогда! И ты не сможешь… - она переменилась, иное чувство притекло к её лицу, и глаза Лили томно (тёмно) блеснули; она встала и взяла его за руку тёплой крепкой рукой. - Пойдём в шалаш, не противься. Ты устал, я тебе помогу отдохнуть, пойдём.

Она потянула его настойчиво, и он, бросив лопату, шагнул за ней. Желание оказалось сильней его. Она довела его до половой ярости мечтательно-жадным блеском очей, зовущим голосом, нежным и беззащитным мельканием грудей под занавесом волос... а ещё ревностью, которая пожаром вспыхнула в нём и потребовала вернуть Лилю себе.

Утром она произнесла странные слова. 
- Нам этот мир не понять. И вот смотри: если меня нет - вообще ничего нет. А когда я появляюсь - появляется всё вокруг.

Он дремотно глядел на дремучий узор листвы внутри шалаша.
- Когда меня вовсе не было и ничего не было, это всё где-то хранилось. И я тоже где-то хранилась - для будущего. Из пустого мешка живая кошка не выбежит. Это живое хранилище, живое и огромное. Оно похоже на память. Это память о будущем. Это сознание, из которого существа выходят наружу; оно постоянно растёт, расширяется. Знаешь, я чувствую так, что это Бог - существо, о которым ты говорил. Оно всех наделяет жизнью, оно одно полностью живое, а мы - лишь наполовину.

Лиля повернулась к нему.
- Давай найдём Его!
- Где? - он удивился её мечтательным словам, которые влетали в его сознание сквозь золотистую дрёму.

Он и прежде замечал, что она после близости умнеет, а он после близости глупеет.

- Искать пойдём. Вдруг найдём источник жизни, - обвела взором лохматый потолок шалаша. 
- А ты помнишь, как ты появилась? - спросил он, начиная ощущать её умное переживание. 
- Нет, я словно бы сразу была.
- А до того?

Лиля не смогла ответить. Он слышал, как работают её мысли: их пытливые нити ощупывают некий облак, тёмный холм, в котором что-то хранится, но туда ни ей, ни ему не проникнуть.
Крат о своей предъистории тоже не смог ничего вспомнить.

- Давай пойдём искать, - согласился он, едва протискивая звучащие слова сквозь негу, сквозь лень и любовь.

Этим же росистым утром они вышли в поход навстречу солнцу, но не достигли полудня, как Лиля запнулась. Её колени обнимал шестилапый. Ребёнок плакал. Он поднял вверх человековидное личико и прошептал: "Мама!" У него опухли глаза. Он щурился от любви и печали. Крат резко взял вправо и набрал высокую походную скорость. Ему было жаль странного малыша. Ночью, когда Крат вставал поддержать костёр, он видел малыша: тот прятался, и Крату показалось, что малыш прятался не только от страха. Возможно, ему было стыдно за себя. Такое чувство знакомо Крату.

Поэтому он пошёл энергичней, чтобы Лиля не смогла догнать его: чтобы вернулась домой с дитём.

На ходу оглянулся и помахал им рукой. Он вмиг соскучился и затосковал, но решил двигаться дальше. Слёзы сделали солнце огромным. Солнце теперь занимало всё небо, и свечение получилось густое: в нём плавился мир.

Крату показалось, что из этого похода ему не суждено вернуться. Не пора ли отменить поход и остаться дома? Спросил себя и отбросил малодушие. Оставаться возле Змея нет больше человеческой возможности. Лучше засохнуть в пустыне, лучше полезть в петлю одиночества.

В гостях у мудрого зла, у ползучей лжи… нет, он мотнул головой и стряхнул влагу с ресниц. Перед ним распахнулась прекрасная равнина: вдали волновались холмы, а вблизи дремали луга. За лугами блеснула зеркальным извивом река. В вышине засияла облачная пушинка посреди голубого простора.

Перед ним высь и даль будущего - всевозможная даль! Просто надо шагать.

Он продолжил путь, но его сердце имело такое же выражение, какое было у Лили, когда она стояла и смотрела ему вслед, когда он помахал ей рукой. Она тогда страдальчески сморщилась, едва сдержав рыдание.

В задаче "пешком дошагать до Творца " есть кое-что неверное, задача неправильно поставлена. И пусть. Он включил упрямство на полную громкость.

Много лугов и перелесков он отшагал, окрашивая ноги цветочной пыльцой. Много раз поднимался на встречные холмы, выбирая путь на восток, и, устав, остановился отдохнуть возле ручья. Попил воды, омылся, прилёг в тени ветлы.

Только прилёг - и проснулся, будто кто-то его окликнул. Поднял голову и засмотрелся на вершину холма. Там была голая поляна - умная плешь в обрамлении лещины и березовых деревец. Нагретый воздух стеклянно струился над ней.
 
Подняв лопату, он перешёл ручей, поднялся по склону и захрустел камешками на вершине холма. Это место казалось укатанным или истоптанным. Только он остановился, чтобы осмотреться, как нечто странное начало здесь происходить.

Из каменистой земли ровно и бестрепетно вырастал купол. По всем признакам это было техническое творение, сделанное из полупрозрачного металла. Крат в уме своём онемел, и всё вокруг онемело. Самым невероятным было то, что оно ничего не разрушало: оно выпучивалось легко, точно мыльный пузырь.

Да-да, в мире городов и машин такая штука называется НЛО.

Объект выпучился весь и повис над каменистой твердью. Он напоминал две встречно сложенных миски. Левым глазом Крат вглядывался в него с удивлением. Правым глазом глядел на него с отвращением, ибо то был представитель ещё одного мира.

Излишнее количество миров обесценивает наличную реальность. Никогда прежде разные миры не встречались в его уме и перед его очами так наглядно и тесно, взаимопрозрачно. Если Москва, Окаменелая старушка, мать, подвалы театра, Дол находятся в будущем, то НЛО прилетел из вовсе отдалённого будущего.

Впрочем, прикладывать сюда временную очерёдность - напрасное дело: у каждого спектаря своё время. Раньше, позже - рутинная разметка, привычка представлять время через единицы пространства или смену чисел на цифровой прямой. Или отрывным календарём. Но где в Эдеме та прямая? И где календарь?

Время - это смена мигов, кадров бытия. Но, кроме того, время есть ещё история, сюжет. Стало быть, их два, времени: энергийное (процесс бытия) и событийное (сюжет бытия).

Об этом он думал, глазами провожая рождение полупрозрачного объекта. НЛО оказался высотою с большую яблоню. Появление предмета из мира другой логики произвело на холме смуту. Близкие и дальние предметы буквально смутились и стали зыбкими; всё засомневалось в своей реальности. Если бы Крату пришлось, например, снять объект на фотокамеру, снимок получился бы в расфокусе.
 
По экватору тарелки мерцали круглые оконца; кое-где поверхность аппарата разнообразили детали непонятного назначения. Также виднелся шов по контуру люка.

Чтобы успокоить нервного наблюдателя, НЛО излучил под себя четыре столба света, показывая, что он тоже нуждается в опорах и умеет напоминать табуретку.
Потом люк ощерился тёмной прорезью и отъехал в сторону. В проёме показался гуманоид.

Если бы это явилось на мониторе, Крат засмеялся бы, поскольку уж слишком трафаретным был этот пилот - гладкий, тонкий, стеклоглазый. Телом - прямостоячий лягушон, глазами - стрекоза.

"Авторское воображение у них бедное, скудное", - подумал Крат, заметив ещё одного гостя, который стоял в глубине судна. Этот второй скрестил на груди лапки и зеркально-черными очами впитывал образ Крата.

Ближний начал диалог, при этом физическим голосом вроде бы не пользовался; тем не менее, слова произносил с дефектом речи. Да и по смыслу диалог не показался Крату содержательным. 
   
- Я пригласаю тебя в путесествие, - сказал он.
- Я уже путешествую, - ответил Крат.
- Мозно покататься.
- Мне надо на край света. Если подвезёте, будет хорошо.
- У нас не быть такси и это не обсезытие. 
- Куда вам торопиться?
- Неправильное замецяние. У нас дело: мы население опрасываем.

Крат хотел было освежить свой ум видами природы, но чёрные глаза не отпускали его.
- Кого опрашивать собираетесь: меня и Лилю? - он старался превозмочь гул в голове и раздражительность в сердце.
- Не только. Ева детей нарозала. Они в посёлке обитают. Многие выросли, и дазе повзрослели, и дазе состарились. И дазе умерли. Им смена узе растёт…

От этого сообщения Крат не сразу очухался.
- Вы кто? 
- Генетики, - ответили оба.
- Что-то с вами не так. Что вы здесь делаете?
- Мы сделали целовека и теперь изусяем. Редактируем.
- Для чего? 
- Для выработки писси.
- Для пищи?
- Да. Чтобы кормить мировое сознание.

- И что вы делаете с нашим генетическим кодом?
- Мы не мозем ответить, потому сто это секрет.
- Откуда вы родом?
- Из нуль-пространства, - ответили пилоты с некоторой заминкой. 
- Научной фантастикой увлекаетесь? - хмыкнул Крат.
- Да, в этих книзках многое угадано.

"Почему я всем верю?" - одёрнул себя Крат. - Ложь есть мировое явление".
Эту мысль уловили пришельцы и зашелестели камышом на ветру.
 
- Никакие вы не генетики, вы демоны, - вдруг высказал Крат с убеждённостью. - Вы избрали себе облик по литературной подсказке и свои квази-технические аппараты нашли в сочинениях будущих фантазёров. Какие вы творцы, если разыгрываете сценки медицинского изучения землян?! Вы - скучающие черти из театра космических пародий.
 
Крат проговаривал эти слова, закрыв глаза, поскольку боялся летунцов.

- Напрасно ты так формулируесс! Заходи к нам, заходи, тебе любопытно станет.

Крат поднял веки и увидел трап. Пришелец отодвинулся, освобождая проход. И Крат зашёл внутрь, словно кролик в пасть удава. Оценку своих действий он откладывал на потом: тяжёлая лень сковала его разум.

- Лозысь, лозысь. Интересно будет. 

Он лёг на пластиковый стол, и к его глазам приблизились чёрные блестящие глаза. Крат отразился в них, как в кривом зеркале. Затем отразился шприц с тонкой длинной иглой. Игла истекала прозрачной медицинской жидкостью, словно какой-то научной страстью.

Куда будут делать укол? Ага, в плечо. Крат зажмурился. Свои критические слова о чертях показались ему вдруг слишком решительными и верхоглядными. А вдруг они впрямь генетики и создатели человека! Крат искал небесного Творца и оказался не готов увидеть маленьких инженеров. Потому и не признал их. И даже обругал. Обидел специалистов - нехорошо.