Котята

Котята.

 Посвящается человеку, который сделал
 моё детство именно таким.

От последнего удара тополь вздрогнул, весь, до самых тонких веточек и, устало потрескивая, повалился, глубоко охнув от холода мокрой земли. Голые ветви встретились с оброненной не так давно листвой, уже успевшей побуреть. Листвой, что так приветливо шелестела, встречая новых хозяев участка. Тополь ещё не знал, что окажется ненужным.
«Коряга старая, весь свет загораживает!» - жаловалась новая хозяйка мужу, а тот, почёсывая затылок, равнодушно прикидывал в какую сторону удобнее валить огромный, в два обхвата, ствол.
Деревья умирают медленно. А старые и большие умирают вечность. Без боли, без страданий тихо угасают. Замедляют движение сока в жилках, прекращают рост и деление клеток. Грубые и упругие волокна высыхают, рассыпаются в труху, а серебристо-зелёная, глянцевая кора тускнеет, трескается и обрастает жёлтым кружевом лишайника. Деревья словно укладываются на вечную зиму, но лелеют в сердцевине надежду на бойкий отросток от корня или пучок резвых прутиков прямиком из ствола, вгрызаются в землю тонкими веточками, будто новыми корнями.
Старый, замызганный грязью трактор, тяжело тарахтя по осенней слякоти, оттащил могучий ствол подальше от участка и бросил на некошеном лугу за дорогой. Выкорчёванный пень свалили рядом в канаву. Как есть, огромной глиняной глыбой с торчащими корнями. А трактор пыхнул на прощанье тёмным облачком и скрылся за околицей.
В мягкой постели пожухлой травы тополю снилось лето. Он вспоминал неугомонных трещоток-сорок, что по утрам устраивали перебранки - а его серебристую кору поливал мелкий, холодный дождик. Он вспоминал ласковый ветер в ветвях и розовые закатные лучи - а дождь превращался в снег. Пушистыми одеялами укутывала тополь заботливая матушка. Тополю снились грозы и бури, когда он бесстрашно расправлял могучие ветви, храбро встречая порывы ветра, укрывая собой избушку у подножья от разыгравшегося не на шутку урагана - а солнечные лучи уже топили хрустальную корку снега, синело небо и поднималось выше. Далеко-далеко разносилось над полями трогательное курлыканье вернувшихся на родину птиц.
И стоило только сбежать по косогорам последним ручейкам, распуститься золотым пушистикам на ветках тальника и зажурчать из чистой глубины неба первым жаворонкам, как пришли они.
Два котёнка. Мальчик Буся, светленький, голубоглазый. И девочка Пуся, с длинным, шелковистым, тёмным хвостиком и серо-зелёными, немного грустными глазами.
Буся был постарше и побойчее. Он сразу запрыгнул на покрытое золотым лишайником, лежащее в траве дерево. Девочка была поскромнее, она смущенно потопталась рядом, разглядывая тонкие ветви, что упругими змейками расползлись в траве, протянулись к ней, и в стороны, и в небо, словно мачты диковинного корабля.
- Мяу! – громко сказал Буся и кивнул подружке. И это означало: «Добро пожаловать на борт!»
- Мяу, - тихо ответила она. И это означало: «Я согласна».
Пуся осторожно вскарабкалась следом, погладила толстую ветку, что выгнулась дугой, словно тополь хотел приподняться, но силёнок не хватило, и он так и застыл с оттопыренным назад «локтем».
Старый тополь заворочался, разминая затёкшее за зиму тело, глубоко вздохнул и сошёл с доков в изумрудные воды травяного океана.
У этого корабля была замечательная корма. Огромная, широкая и надёжная. С её высокого края было так весело нырять в зелёную воду, а потом кое-как карабкаться обратно, цепляясь за посеребренную дождями древесину. На ней можно было сидеть и смотреть, как совсем недалеко из волн поднимаются крутые спины китов и кашалотов. Маскируются, хитрюги, под кусты ивы и тальника.
Этот корабль имел самый замечательный на свете нос. И хоть он совсем не походил на нос, зато позволял кораблю прокладывать себе путь в густом супе Саргассова моря. На носу корабля была натянута сеть из тонких прутиков. Она ловила и отводила в стороны коварные водоросли, что погубили уже десятки кораблей и оставили их тут навсегда. Например, вот тот маленький, светло-голубой, с тремя окошками, красной крышей и чёрной трубой. Совсем старенький кораблик, на нём ещё дедушка Буси плавал. И даже совсем новый, бело-кирпичный океанский лайнер новых жильцов - и тот застрял в Саргассовом море.
А ещё у корабля была лодка. Толстая ветка, что прошлый год приветливо махала каждому встречному, нависая над дорогой, а теперь почему-то отрубленная валялась рядом. На лодке было здорово рыбачить. Сидеть, опустив хвосты в воду, и то и дело вытаскивать разноцветных крабов, маленьких, но уже зубастых акулок, и осьминогов, и улиток, и даже чудесную рыбу - голубой марлин. А потом, нарыбачившись, можно было удобно устроиться на корме и подкрепиться добычей, бросая в воду панцирные фантики карамельных крабов.
Где-то ближе к носу, в теле корабля Буся нашёл тайник. Давным-давно одна из веток тополя раскапризничалась и расти передумала. Загнила и осталась уродливой культёй, а сердцевину выгрызли жуки-древоточцы.
Пока Пуся самозабвенно стряпала на обед гречневую кашу из прошлогоднего конёвника и жарила лопуховые котлеты, Буся присел перед тайником, прошептал главный свой секрет и сразу прикрыл лапкой маленькое дупло. Секрет поворочался, поворочался и удобно устроился в самой сердцевине дерева. Спрятался от злых взглядов на веки вечные, тополиные. И только через много лет и зим, когда ветра и снега обломали мачты, когда утонула в траве лодка, когда одряхлела и раскрошилась корма, когда мёртвые прошлогодние травы перехватили тело корабля узкими лентами и увлекли в зелёную пучину, треснула серебристая кора и секрет лёгким, невесомым вздохом вырвался на свободу. Но услышали его только травы, ветер да кусты тальника.
Но пока он был надёжно спрятан в сердце тополя.
 А на верхней палубе, на той самой изогнутой коромыслом ветке, было весело сидеть, свесив лапки вниз. Рассматривать в подзорную трубу из борщевика туманно-дымный горизонт. А там клубилась и ворочалась зловещая, сиреневая мгла.
- Мяу, - тревожно сказала Пуся, глядя, как солнце застилает мутная пелена и темнеют малахитовые волны. А вдалеке ветер уже вздыбил белые барашки борщевика и таволги.
- Мяу!!! - крикнул Буся и бросился к румпелю, больше смахивающему на торчащую из ствола обломанную ветку. 
- Мяу, мяу, мяу, - шептала Пуся. Свесившись с борта, она изо всех сил гребла, помогая Бусе сменить курс. Тёмные воды вздымались все выше, небо мрачнело, а буря, грозя издалека громовыми раскатами, стремительно приближалась. Ветер гудел в высоких мачтах, рвал в клочья паруса. Буся повис на руле, с усилием наклоняясь вправо: - Мяу! Мяу! - кричал он сквозь рёв ветра и стоны травяных волн, что уже захлёстывались через край. А справа из пучины тальниковых зарослей поднимался гигантский спрут. Его щупальца словно вывороченные из земли корни грозились потопить корабль. Его глиняное тело то скрывалось за зелёным валом тальника, то показывалось из волн.
- Мяу, мяу! – крикнул Буся подружке. А она мигом все поняла, подбежала, перехватила непослушный, тяжелый руль и ободряюще улыбнулась Бусе. А он с геройским криком прыгнул в бушующее море, в два взмаха добрался до опасного монстра и со всей силы метнул подвернувшуюся под руку рыбу-меч. Меткий бросок лишил чудовище глаза. Осьминог спрятался в тальниковых волнах.
- Мяу! – крикнула Пуся, едва удерживая срывающийся румпель.
Но Буся отважно бросился следом за чудовищем, рубя и кромсая щупальца. С тихим шипением монстр пошел ко дну, но напоследок крепко ухватил отважного котенка за лапу.
Пуся бросила руль и без раздумий прыгнула в воду, на помощь тонущему герою. Успела схватить протянутую лапку. Но монстр был слишком силён, он тащил обоих котят вниз, в сумрачную глубину Марианской канавы.
 - Мяу! – в отчаянии попросила Пуся несущуюся мимо рыбу-пилу. Та вильнула хвостом, развернулась и скользнула своим острым носом по уродливому щупальцу. Котята разом вынырнули и увидели вдалеке уплывающий прочь корабль. Рядом, на зелёных волнах покачивался отпиленный сучок осьминожьего щупальца.
А грозовая туча унеслась прочь, лишь краем задев тот участок океана, где барахтались из последних сил два отважных котёнка. Они обречённо смотрели на недосягаемый теперь корабль, что плавно качал мачтами далеко в изумрудных волнах.
А с противоположной стороны под лёгким парусом надежды на помощь котятам шла маленькая яхта.
- Дима! Света! - донёсся с яхты голос бабушки, - пора обедать!
- Ну как всегда! На самом интересном месте, - вздохнул Буся, поднимаясь с коленок и превращаясь в мальчика.
- Ну вот, опять обедать, - сердито фыркнула Пуся, стряхнула с юбки травинки. Протянула руку Диме.
Поднимаясь, Света небрежно откинула через плечо длинный хвост каштановых волос и улыбнулась:
- А давай после обеда опять сюда играть придем?
- А давай! - обрадовался Димка, - только будем тогда щенятами, они плавают лучше!