65 Разбор новобранцев 26-27 декабря 1971

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

65. Разбор новобранцев. 9-й Флотский экипаж - БПК "Бодрый". 26-27 декабря 1971 года.

Рассказ о моих приключениях нужно начинать сначала, с самого первого момента соприкосновения с настоящей реальной, фактической и действительной срочной военно-морской службой на боевых кораблях Дважды Краснознамённого Балтийского флота, то есть с момента развода - распределения нашего полка молодого пополнения флота, новобранцев осеннего призыва 1971 года, по военным частям и боевым кораблям ДКБФ.

Хотя, что такое «сначала», если моя мечта и служба в мечтах и на деле началась задолго до моего призыва 14 ноября 1971 года, а в раннем детстве, при чтении книг о Робинзоне Крузо, о Гулливере, о Капитане Немо, о детях капитана Гранта, о Таинственном острове и Тайне двух океанов, если я начинал постигать «азы» морской службы в Севастопольской Морской школе ДОСААФ летом 1971 года и в 9-м Флотском экипаже ДКБФ в городе Пионерский Калининградской области?

Сначала – это то, что является первым, в первое время, первоначально, прежде, вначале, раньше чего-либо или ещё раз, опять и снова. Вот и я, ещё раз возвращаюсь к первоначалу, к тому моменту моей жизни и флотской службы, моих воспоминаний и мемуаров, которые являются первоначальными для события начала моей корабельной военно-морской службы. Так что же было сначала, то есть прежде, вначале, раньше, первоначально, поначалу, сперва, на первых порах, спервоначала, попервоначалу, прежде всего, первым делом, первым долгом, в первую очередь, в первую голову, поначалу, вперёд всего, перво-наперво? Как говорится: "Что начиналось сначала, где голова торчала?". (Словарь русского языка, В. Даль).

26 декабря 1971 года, примерно к 12:00, завершился последний этап программы "курса молодого бойца", мы, молодое пополнение ДКБФ, приняли Военную Присягу и стали полноправными военнослужащими ВС СССР, но не моряками. В этот день меня и несколько человек из нашего 2-го отделения 3-го взвода 2-й роты назначили в наряд в полковую столовую с наказом приготовить праздничный обед и ужин. Одновременно в этот день начали прибывать "покупатели" - офицеры, представители военных частей, гарнизонов и боевых кораблей ДКБФ, которые подавали заявки на новобранцев определённых специальностей. Как всегда в таких случаях в казармах 9-го Флотского экипажа началась суматоха, сборы, комплектование команд, выяснение отношений, оформление документов, прощание, братание, обмен адресами, фотографиями, амулетами "на память" и разными и сувенирами "не глядя".

Я и мои друзья из моего 2-го отделения дежурили вахтенными на камбузе (в столовой), рьяно работали на кухне, на складе, нас даже допустили в хлеборезку, где Сергей Говрук тщательно отвешивал порции сливочного масла, Сергей из Тбилиси разносил масло и сахар по столам, а могучий и старательный Ваня Пецко резал буханки хлеба точно на определённое количество долей. Воскресный обед прошёл суматошно, но празднично, обильно, быстро, впопыхах, но дружно, после чего мы также дружно убрали со столов, вымыли посуду и поварские котлы и чумички, и приняли самое активное участие в приготовлении праздничного ужина для всего личного состава 9-го Флотского экипажа ДКБФ. Мы накрыли столы, приготовились выдавать бачковым бачки с прекрасным горячим и жирным флотским борщом, бачки с макаронами и тушёнкой по-флотски и большие алюминиевые чайники с прекрасным ароматным холодным компотом из сушёных абрикосов, но наши старания были напрасными, потому что на ужин почти никто не явился...

Многочисленные ряды столов с красиво расставленными кружками, бачками, тарелками с хлебом и мисками, даже с разложенными возле мисок ложками, ножами и вилками, стояли одинокие и только за отдельный "годковский" стол пришли ужинать старослужащие сержанты-старшины, которые тоже в это время должны были "играть ДМБ", а также некоторые мичманы, прапорщики и офицеры 5-го батальона полка. Мы ждали до последнего, а потом явился дежурный офицер по полку и объявил, что практически все "молодые воины" разъехались по частям, в полку почти никого, кроме нашего кухонного наряда, не осталось.

Честно признаться, я и мои товарищи не придали этому факту-сообщению никакого значения, потому что были при деле, занимались делом и чувствовали только досаду от того, что приходилось прекрасный борщ, макароны и компот выливать в огромные котлы для отходов. Сами мы в этот день наелись, как говорится, "до отвала". Ваня Пецко был счастлив, впервые за всё время нахождения в 9-м Флотском экипаже ДКБФ отказался от "добавки" и заснул прямо на деревянных лотках для хлеба в хлеборезке. Будить его никто не решился до самого развода.   

После вечернего развода наряда по камбузу (в 19:00 - автор), выяснилось, что днём в Экипаж "понаехали со всех воинских частей и кораблей ДКБФ так называемые «покупатели» и увезли всех молодых моряков, прошедших «курс молодого бойца» и принявших Военную присягу СССР, к себе, на свои корабли и в воинские части". Я смутно подозревал, что здесь что-то «нечистое», потому что офицеры и мичманы «с камбуза» 9-го Флотского экипажа и командиры нашей роты и взвода очень хотели, чтобы я и мои друзья-товарищи нашего отделения остались служить у них, в 9-м Флотском экипаже ДКБФ. Этого хотели они, но я-то хотел служить на флоте, на боевом корабле!

Когда мы сдали своё дежурство-вахту "на камбузе" и пришли с развода к себе в казарму 2-ой роты, то в наших тумбочках и рундуках мы не обнаружили наши флотские аттестаты, то есть шинели, робы, флотскую одежду и обувь, личные вещи. Пропала моя механическая бритва, фирменный севастопольский почтовый набор и все шариковые ручки; унесли даже зубную пасту и щётку. Мои «боевые друзья и товарищи» по 9-му Флотскому экипажу ДКБФ в городе Пионерское "великодушно" оставили мне только мои личные и семейные фотографии, мой дневник-ежедневник, письма и открытки родителей и друзей, и одну конфетку-ириску из последней маминой предновогодней посылки; всё остальное исчезло…

Конечно, мне и моим друзьям было не просто обидно, а горько обидно, потому что мы работали в столовой полка, "на камбузе", в жаркой хлеборезке и в холодном подвале в обыкновенных синих хлопчатобумажных матросских робах. Без наших флотских шинелей и бушлатов нам было бы трудно служить на территории Экипажа в декабре 1971 года, хотя вокруг не было мороза, но была зимняя слякоть, сырость и холодный пронизывающий штормовой ветер с моря. Честно признаюсь, тем, кто остался в 9-м Флотском экипаже, у кого отняли все личные вещи и аттестаты, в том числе и мне лично, трудно было пережить эту "предновогоднюю ночь". После торжественного принятия Военной Присяги, где мы клялись быть честными, верными и дружными воинами, мы чувствовали себя обречёнными на «каторгу».

В понедельник 27 декабря 1971 года в первой половине дня к воротам 9-го Флотского экипажа ДКБФ на необычном и удивительном с виду современном микроавтобусе РАФ-22032 «Латвия» подъехал ещё один «покупатель» - какой-то красивый стройный молодой флотский офицер. Он сходу, очень торопясь, прошёл в здание, где располагался командир 9-го Флотского экипажа ДКБФ и со скандалом вышел оттуда в сопровождении офицеров – командиров рот и взводов. Офицеры между собой ругались, кричали, сердились: наши полковые командиры предлагали «покупателю» брать оставшихся матросов такими, какие мы есть, то есть дрожащими на морозе в своих синих матросских робах и без шапок и шинелей, но «покупатель» стращал всех своим знакомством с командующим ДКБФ, своими связями в штабе, и на все уговоры и аргументы отвечал просто и обоснованно…

- Вам было приказано подготовить для службы на корабле и обеспечить всем необходимым по штату и уставу определённых матросов определённых специальностей, - уже спокойно и даже несколько участливо говорил «покупатель». – Мне приказано забрать и увезти с собой на корабль шесть подготовленных матросов.
- У вас ещё есть время выполнить ваши обязанности по вашему приказу, а у меня истекает время выполнения моего приказа, после чего я вынужден буду доложить по команде о срыве вами исполнения обоих приказов.
- Кроме этого, я являюсь офицером боевого корабля, который в данный момент готовится немедленно выйти на ходовые испытания в море, моё участие в этих испытаниях обязательное, поэтому вы срываете боевое мероприятие флота и сопутствующих наладочных организаций.
- Смотрите, вам виднее, что делать – выдать матросам взамен украденного полный флотский аттестат или объяснять командованию флота свою нерадивость и неумение совладать с воровством в вашей воинской части.

После этого выступления "покупателя" нас, шесть матросов, бегом погнали в огромный самолётный ангар, в котором были навалены смёрзшиеся кучи флотских шинелей, бушлатов, матросских роб, форменок, брюк, кожаных ботинок, бескозырок, меховых шапок и т.д. Нам предложили выдирать из этих курганов флотской одежды и обуви нужные нам любые вещи…

Наш «покупатель», очень молодой и красивый лейтенант по фамилии Палкин, скрипнул зубами, молча круто развернулся и стремительно ушёл в здание командования 9-го Флотского экипажа ДКБФ. После, уже в микроавтобусе, он рассказывал всем присутствующим, как молча прошёл в кабинет командира полка, молча набрал номер телефона дежурного Главного штаба ДКБФ, как, не слушая криков и просьб, доложил о ситуации дежурному штаба, но не о том, как нам, матросам, давали мёрзлые шинели, а о срыве исполнения полученных приказов. Мгновенно прибежал-явился сам командир 9-го Флотского экипажа ДКБФ, гвардии капитан 1 ранга, который также мгновенно заставил всех своих подчинённых, командиров рот и взводов, мичманов, прапорщиков, сержантов и вольнонаёмных служащих «лично отвести матросов и их командира в каптёрку и одеть по полному флотскому аттестату».

Для усиления нашей группы нам придали Ваню Пецко, которого оставляли в Экипаже, он был очень (до слёз - автор) расстроен разлукой с нами, но в то же время решительно настроен добиться выполнения приказа командира полка. Ваня Пецко не стал стучать в ворота ангара, где находился склад обмундирования, а просто приподнял немного "воротину", снял её с упора и распахнул настежь.

В выгородке, в огромном самолётном ангаре, где обычно сидел и жаловался на свою судьбу завскладом, стояли стойки-вешалки и стеллажи с уже высушенными и выглаженными шинелями, бушлатами и аттестатами всех размеров. Завскладом под пристальным взором нашего «покупателя» лейтенанта Палкина и под постоянно стоящим за его спиной Ваней Пецко, заботливо одел нас во всё новое: трусы, носки, тельняшки, робы, выдал нам всё, что положено по ведомости из флотского аттестата и даже специальные вещевые мешки с широкими лямками.

Лейтенант Палкин ещё несколько часов потратил на правильное оформление проездных и выписных документов на нас, заставил завхоза и кока с камбуза (начальника столовой - автор) выдать нам положенный сухой паёк вместо ужина, и приказал нам плотно покушать, чтобы выдержать долгую дорогу и прибытие на корабль.

Лейтенант Палкин, который оказался штурманом большого противолодочного корабля БПК "Бодрый", сказал нам, что "мы, возможно, приедем впритык ко времени выхода корабля в море и это будет уже поздно". Мы выполнили приказ нашего командира лейтенанта Палкина полностью и в точности, но при этом нас никто из офицеров и сержантов 9-го Флотского экипажа ДКБФ проводить не вышел; обиделись...

Наш «рафик» РАФ-22032 «Латвия» взял «с места в карьер» и мы резво помчались по заледенелым и заснеженным улицам города Пионерское куда-то вдаль. Нас было всего 8 человек вместе с водителем, четверо из нас были матросы из нашего 3-го взвода, но не из моего отделения, поэтому я чувствовал себя очень одиноко и потерянно. Всех моих друзей из моего отделения отправили в другие военные части. Особо печалился и страдал Ваня Пецко, хотя ему жаловаться было нечего, он оставался в 9-м Флотском экипаже и, по всей вероятности, должен был быть главной достопримечательностью Экипажа.

Мы так сумбурно собирались, одевались и оформляли наше убытие из 9-го Флотского экипажа ДКБФ, что не смогли в этих скандальных событиях толком проститься с работниками «камбуза» и столовой, со знакомыми сержантами-старшинами, с командиром роты и взвода, с оставшимися ребятами из нашей роты. Мне было горько, обидно и очень грустно, я чувствовал себя щепкой в метельном буйстве окружающей меня стихии. Единственно, что помогло мне как-то собраться с мыслями, это был тревожный, но жгучий от волнения интерес к микроавтобусу, в котором мы ехали, к дороге, к погоде, которая начала резко портиться, к тому месту и к тому кораблю, к которому мы стремительно ехали по знаменитым "немецким дорогам", окаймлённым частыми деревьями.

Микроавтобус РАФ-22032 "Латвия" был двенадцатиместным микроавтобусом вагонной компоновки с низкой посадкой и очень симпатичными обводами кузова. Единственно, нам показалось, что сиденья были жестковаты и очень тесные для пассажиров, потому что нам не хватало места с нашей поклажей (флотскими аттестатами полной комплектации) и «сухим пайком».

Вскоре быстрая езда в "рафике", наш молодой задор и здоровый голод полностью изменили наше подавленное настроение. Мы были живы, здоровы, ехали в тёплом стремительном микроавтобусе, у нас с собой было всё, что положено иметь матросам, с нами был наш офицер-командир лейтенант Палкин, который подбадривал нас своими рассказами и шутками. Мы были «при деле» и в "надёжных руках"...

Время было уже далеко за «ужин», за окошками микроавтобуса «метелилась» настоящая снежная позёмка и мелькали частые стволы побелённых лип вдоль шоссе, по которому мы мчались, а в животах у нас бурлило и журчало так, что эти звуки перекрывали ровное гудение мотора микроавтобуса (кстати, мотор от «Волги» ГАЗ-24 - автор). Вскоре все участники нашего путешествия из города Пионерское в Балтийск с аппетитом кушали ещё тёплые вкусные котлеты с чёрным хлебом, большими варёными картофелинами и половинками больших солёных огурцов. Нам всем казалось, что более вкусной еды мы ещё не едали…

Ближе к ночи 27 декабря 1971 года погода изменилась: дул сильный встречный ветер с моря, по асфальту неслись сполохи снежной позёмки, лобовое стекло микроавтобуса то залеплял снег, то обмывало дождём, как потом оказалось, температура воздуха понизилась до 1.2°С тепла (по данным сводки погоды за 27 декабря 1971 года в Калининградской области осадков было 4.2 мм - автор).

Лейтенант Палкин торопил водителя, но тот, старательно вписываясь в кромешной тьме в резкие повороты узкой лесной дороги, только огрызался и твердил, что будем, как приказано, вовремя. В этот момент в свете фар впереди прямо посередине дороги вдруг возникла фигура бегущего матроса. Матрос бежал как-то странно, шатаясь, кривясь и прыгая из стороны в сторону. Водитель резко, со свистом, затормозил и остановил микроавтобус. Матрос обернулся, сощурился от яркого света фар и вдруг кинулся к нам...

- Выручайте, братцы! - глухо крикнул этот странный матрос в лобовое стекло "рафика" и упал на дорогу.

Лейтенант Палкин и мы по его приказу вышли из машины, подняли этого парня, от которого густо пахло алкоголем, табаком и потом, втащили его в микроавтобус и положили на пол. Это оказался старшина 1 статьи, в бушлате, с мятой бескозыркой, зажатой намертво в его кулаке. Парень был рослый, грузный и грязный. Видно было, что он несколько раз падал в снежную грязь, испачкался и сильно замёрз.

Когда старшина 1 статьи очнулся, он тускло и невнятно доложил лейтенанту Палкину, что был в увольнении, провожал девушку, но оказалось, что она жила далеко за городом в какой-то воинской части, куда он проводил эту девушку на рейсовом автобусе, но задержался на последний рейс и теперь был вынужден бежать бегом обратно, чтобы успеть до "ноля часов" вернуться на свой корабль. При этом парень мучительно морщился от боли и хватался руками за свои ботинки.

Водитель, не отрываясь от вида за лобовым стеклом, посоветовал нам разуть парня, что мы и сделали. Оказалось, что хромовые кожаные ботинки натёрли парню ноги до крови, что у него мокрые и порванные носки и что ступни ног этого военного моряка совершенно белые от холода. Тогда водитель открыл сбоку кожух двигатели и сказал, чтобы парень сел на переднее боковое сиденье и расположился так, чтобы его ноги оказались почти в моторном отсеке. Мы помогли стонущему парню сесть, как советовал водитель. Так мы доехали до ворот КПП Военной гавани в военно-морской базе "Балтийск". Судьбу этого несчастного, но гордого старшины 1 статьи, я не знаю, он всё время упрямо и пьяно твердил только одно: "Моряк всё пропьёт, но флот не опозорит"...

Лейтенант Палкин по телефону с КПП Военной гавани доложил на свой корабль, что он прибыл с пополнением, получил "нагоняй" и приказ немедленно "бегом дуть на корабль, который "стоит под парами и через пять минут отходит от стенки с ним или без него". Палкин приказал нам взять наши вещмешки на спину и в кромешной метельной тьме вьюги мы понеслись сначала по скользким брусчатым дорожкам вдоль гавани, потом свернули направо на средний выступ причалов. Спотыкаясь на бордюрах, мы помчались к трапу на пышущий дымом, жаром, светом и звуками команд какой-то большой корабль, готовый вот-вот отчалить.

Как только мы, мокрые от пота, на ослабевших после тесноты "рафика" ногах, взобрались по скользким ребристым сходням на борт корабля и выскочили на ют, за нами с грохотом убрали трап, швартовные команды на берегу сняли кольца швартовов с кнехтов и бросили их нам под ноги. Мы, молодые матросы-новобранцы, шарахнулись от этих толстых канатов, тем самым вызвав смех и ругань всех, кто находился в этот момент на юте. Лейтенант Палкин и дежурный на трапе оформили записи в журнале о нашем прибытии, мы сообщили наши фамилии, а затем, вслед за лейтенантом Палкиным, пошли через правый боковой тамбур по коридору личного состава внутрь корабля.

В лицо, в глаза и в мои ноздри резко пахнуло густым запахом машинного масла, сгоревшей солярки, пластика, каустика, мокрой ветоши, человеческого пота, застоявшегося табачного дыма, сытных запахов свежеиспечённого хлеба и флотского борща с мясом, жареной рыбы, электрических искр и нагретой электропроводки, работающих электроприборов и машин, а глубже по коридору - терпкий запах гальюнов и "смычки между городом и деревней" (отторгнутой из желудков пищей - автор).

Ошалевшие, ничего не видящие и не понимающие, мы торопливо шли за нашим командиром лейтенантом Палкиным. В центре корабля, в столовой личного состава, в тусклом свете светильников нас представили какому-то старшему офицеру, это был старший помощник командира корабля.

Старпом очень сердито отчитал лейтенанта Палкина, приказал ему немедленно доложить командиру корабля о прибытии и тут же приступить к выполнению своих прямых служебных обязанностей штурмана корабля. Лейтенант Палкин молча схватил меня за рукав шинели и повлёк с собой дальше по коридору к трапам тамбуров и переходов. Я тащил за ним свой тяжёлый и объёмный вещмешок, уже вовсю парился в своей новенькой ладной шинели (кстати, пока без погон - автор) и чёрной новенькой шапке-ушанке. Вскоре мы очутились в тесной и узкой штурманской рубке, где мне было приказано срочно раздеться и быть готовым стать на вахту к штурвалу...

Вокруг творилось что-то невообразимое: в темноте на ГКП светились только экраны приборов (локаторов) и лампочки пультов управления, в их свете мелькали какие-то сумрачные напряжённые лица матросов, старшин и офицеров. Почему-то среди моряков было много гражданских людей в самой разной одежде: от рабочих роб и комбинезонов, до цивильных костюмов. Все люди и военные на ГКП чего-то делали, говорили, командовали, докладывали, сообщали, переговаривались, смеялись, ругались, а некоторые громко зевали и смачно чихали...

Через несколько минут меня опять грубо схватили за рукав робы и затащили в ходовую рубку. Здесь среди навигационных приборов и экранов локаторов находилось много народу. За штурвалом в ограждении из стоек с поручнями стоял матрос в белой робе, рядом с ним высокий и худой офицер (вахтенный помощник командира корабля - автор), а справа от рулевого в кресле важно сидел какой-то старший офицер в окружении таких же относительно пожилых и важных мужчин - военных и гражданских.

С этого момента закончились мои приключения новобранца 9-го Флотского экипажа ДКБФ и началась моя корабельная военно-морская служба матроса-рулевого на БПК "Бодрый".

Фотоиллюстрация: Штурман, командир БЧ-1 БПК "Бодрый" лейтенант Палкин (имя и отчество Палкина, к сожалению, забылось - автор) и рулевой БПК "Бодрый" матрос Александр Суворов. Снимок начала 1972 года в калининградском зоопарке, но он очень хорошо передаёт "размеры", характеры, облик и поведение автора и его командира в моменты отъезда из 9-го Флотского экипажа ДКБФ в городе Пионерский и нашего прибытия на БПК "Бодрый" 27 декабря 1971 года в 23:45.