Т. Глобус. Книга 3. Глава 2. Любовь и камень

Глава 2. Любовь и камень

Мальчик зашёл в троллейбус, выдул радужный пузырь изо рта. Пузырь лопнул, мальчик пожевал и принялся выдувать новый.

За стеклом плыли знакомые здания, и скоро надо будет сойти, чтобы навестить Дола.

Мальчик производил радужные шары, которые нежно схлопывались и прилипали бесцветными лепестками к его губам. Он вообще никуда не смотрел и ничего не видел. Он жевал ароматный латекс "рейнбоу-слюнь".   

Крат задумался о пузырях гордыни. Вот у тела своя гордыня - это похоть. А у духа своя похоть - это гордыня. На социальном уровне обе сливаются воедино, в социальное Эго.

Догадка о союзе эроса и гордыни посетила Крата впервые и наполнила радостью понимания.

В троллейбусе между тем пахло электричеством и металлом. Крат посмотрел в сухой профиль старика, и вспомнился Дол в день белой горячки. Старик заботливо обёртывал чем-то остаток хлеба и долго укладывал на дне сумки, точно дитя в колыбели. Поднялся на выход. И Крат вспомнил, что ему тоже пора сходить. От старика пахло теплотрассой, мочой, крысами. Зато над остановкой, где они сошли, на рекламном щите красовалась оголённая девица на гавайском пляже: "Не терпи свои желания! Быстрокредит". 

Змей без нашей помощи эту реальность не переделал бы по своему образу и подобию. Кишка у него тонка, ибо не Создатель он, а вор и чародей. Значит, мы ему помогли. Искусились и помогаем от самого дна истории, от первых дней и ночей в раю. Так помогли, что приехали вот сюда, в двадцать первый век. Но как бы ни было, нельзя впадать в отчаяние.

Он устремился  к Долу, чтобы оказать ему помощь: простить, если, конечно, ему требуется прощение. …Сердце предтечным мячиком прибежало к двери Дола, опередив Крата, и долго не могло утихомириться перед порогом. Оно билось нетерпеливо и грустно (сочетание редкое).

Крат постоял, чтобы успокоиться. На него из старой двери смотрел глазок - дуло для контрольного взора. Глядит ли Дол с той стороны?

Получается, что Дол смотрел, потому что быстро и легко дверь отворилась, и Дол показался в проёме. Это был смазанный миг: Дол спешно выбирал, как ему выглядеть. Он успел побыть испуганным, злым, обиженным, требовательным и наглым. Варианты были исчерпаны, и Дол освободил проход.
 
Крат вошёл, он тоже был растерян, ведь не каждый день встречаешься с предателями. Он поначалу избегал смотреть бывшему другу в глаза, в их жидкую глубину. Был слышен телевизор в комнате Зинаиды Ивановны.
- Кто пришёл? - крикнула она.
- Это ко мне.

Крестьянским жестом Крат стащил с головы кепку и, сбросив обувь, отправился в комнату. 
- Что у тебя с головой? - спросил Дол.
- Мысли наружу лезут. Я их придавил, чтобы невинных людей не смущать.
- Гуманно, - сказал Дол, чтобы что-то сказать.

- Я пришёл тебя спросить: как ты оцениваешь своё поведение, начиная с того момента, когда мы получили у Дупы рубль и черновик пьесы.
- А, помню, кажется, это было шестнадцатого мая, - проговорил Дол.

Этими словами он показал свою историческую осведомлённость. Цифры - приём лукавых грамотеев, не желающих знать или сказать правду. Они предъявляют некие даты и уточняют количества.

- Ну да, шестнадцатого, - кивнул Крат. - Или пятнадцатого, - добавил ради юмора. 
- А что было в моём поведении странного? - спросил Дол с целью разведки и формализации разговора (жалкий приём).

- Странности начались с того, что ты за моей спиной договорился с Дупой. О чём?
- Ну о том, чтобы на сцене ссора двух персонажей происходила с максимальной натуральностью. Чтобы мы стреляли друг в друга… холостыми, разумеется. И вообще, чтобы забыли, что мы - друзья… на время спектаря, понятное дело.
- А насчёт дурдома кто придумал?
- Он же.

Бывший друг в этот миг поменял цвет лица на более серый, в стиле унылого хамелеона.
- Зачем? - спросил Крат.
- Чтобы ты не помогал расследованию. Да уже не важно! - досадливо перебил себя Дол. - Я понял так, что он запутался. Задумал убийство, потом отменил, однако приказ был выполнен и Феникса кто-то угрохал, а Дупа чуть с ума не сошёл.

Дол произносил слова, а Крат смотрел на его малознакомое лицо, постаревшее за этот месяц. Заметил усталость его глаз и неопрятную седую щетину на подбородке. Заметил ненужную, пустую мимику. "Путь на тот свет начался", - отметил Крат и огорчился за Дола, потому что на тот свет надо чистым являться, ясным. Дол, бедолага, не обошёл стороной ни одной ловушки, ни одной наживки не пропустил. Всё заглотил. А больших наживок бесы и не тратили на него: Дол попадался на малые.

- Зачем ты меня привёл в дурдом? - Крат повторно задал этот вопрос, будто очнувшись.    
- Я же говорю, Дупа меня попросил, очень-очень. Ну, знаешь, он был в беде, а я тебе объяснить ничего не мог: я ему слово дал!
- Мог не давать, - пожал плечами Крат и снова посмотрел собеседнику в растерянные и сопротивляющиеся глаза.

- Отчаяние и голод, сам пойми... мне надо было выбраться из полосы неудач, - прозвучал вздох законного сострадания к себе.
- Мы находились в одних и тех же обстоятельствах. И были друзьями, - напомнил Крат.

- А ты тогда пить бросил! - обвинительно возмутился Дол.
- Не бросал я, просто не до того было.
- А это не мелочь, извини! - Дол исполнился артистического негодования. - Ты бросил меня и нашу дружбу! А потом ударился в преступную деятельность!
- Вот до чего трезвость доводит! - подвёл черту Крат.

И заскучал. Не для изложения правды он пришёл, поскольку обоим она известна, а чтобы дать бывшему другу шанс покаяться. Но, кажется, Дол не хочет воспользоваться моментом.

У каждого человека бывают в жизни временные расстройства ума, когда он совершает неподходящие поступки, о которых потом удивляется, из-за которых стыдится и страдает.

Каждого человека осаждают внутренние и внешние демоны (разносчики соблазнов и страхов). Они так захватывают иного человека, что он действует по их указке. Тогда, чтобы выбраться из плена, ему необходимо осознать свой печальное положение. Честное сознание действует на внутренних демонов, точно кварцевая лампа на бактерии. 

Включи свет! - Нет, не включает. Он уже не владеет собой. Точно автомобиль без водителя, он едет незнамо куда - по людям, жилищам, палисадникам.   

Дол уклонялся от правды, внутри своего сознания он извивался, а вслух говорил о ситуации, которая сложилась в судьбе и в театре. 
- Чем ты сейчас на хлеб зарабатываешь? - спросил Крат для перебивки.
- Недавно я на торгах подрабатывал аукционщиком, - ответил Дол и потупился, вспомнив появление Крата на этих самых торгах. - А нынче торги закрылись… Феникс там рулил, но попал под следствие… в общем, аукцион закрылся.

- И что сейчас?
- На свадьбах тамадой подвизаюсь. 
- Сытная работа, - брякнул Крат. - Ты бы хоть здоровьем увлёкся!

Крат сам оторопел от своих слов. Наверно, эта фраза висела тут в комнате, кем-то подвешенная, и чуткий Крат её высказал.
 
- Как это "увлечься здоровьем"! Прямо сейчас, в полночь?! - удивился Дол.

Крат перехватил его взгляд. В комнате Дола поселилось новшество: артистические плакаты и афиши - любоглазие актёров, тщеславная косметика жилища. (Чем провальнее жизнь, тем больше внешних самоутверждений.) Дол смотрел на чёрный плакат, что висел напротив окна. Это был постер нашумевшей постановки "Чёрный пупок мумии" в исполнении труппы "Ночь". На плакате изображён город под огромной луной; к луне приделаны стрелки и цифры. Стрелки указывают на полночь без одной минуты.   

А на обычных часах и во всём городе было десять утра. 

- Окстись, Дол! Твой Дупа сидит за убийство, - гневно заговорил Крат, которого переполнило возмущение. - Ты окинь поле битвы орлиным оком! Коля Душейкин убит, отравлен метиловой водкой. Из-за чего это произошло? Из-за то, что Дупа слишком волновался о сохранении своей сытости и самодовольства. Далее: Рубенс организовал убийство, сын исполнил, и на сцене погиб невинный человек. Из-за чего это произошло? Из-за того, что они хотели сохранить и преумножить свою сытость и самодовольство. Далее: ты предал меня, своего друга - почему? Потому что захотел приблизиться к сытости и самодовольству. Ты не заметил, что привязанность к сытости и самодовольству делает из человека подлеца?

Дол промолчал.

- Ты потерял друга и скоро потеряешь себя, потому что ложь разъедает маленький корешок человечности, который сидит изначально в каждом человеке - вот здесь, где у младенца вилочковая железа.

Крат показал эту точку пальцем на груди, но, посмотрев на товарища, понял, что говорил напрасно.

Дол сидел отрешённый и всё же на чём-то сосредоточенный, точно аскет, который проглотил лягушку и отслеживает её путь в своём ЖКТ. Он тишком размышлял, подбирая слова себе в оправдание, только на это раз они ему не давались: из послушных предметиков слова превратились в глыбы - не за что ухватить и, вообще, не поднять.

Крат слышал эту работу чужого мышления, но воспринял не как смысловую тяжёлую атлетику, а как мышиную возню в подпольном уме Сергея Гулыгина.

Они сидели на диване, как на краю пропасти. Этот старый диван был свидетелем их пацанских бесед: тогда в его обивке цвели алые цветочки, которые ныне поблекли и затерялись на высохшем лугу потёртых ниток. 

Крат замолчал. Из его памяти выглянул один особенный юный день. Дол тогда был Серёгой, Крат звался Юрой, и была там девушка Ира, одноклассница Юры, первая любовь.
 
В тот роковой день Крат с ней поссорился, и она пошла гулять с его другом Серёгой. Крат отправился за ними, держась на расстоянии, как сыщик. Душа у него горела. Он был мучительно несчастлив, но что-то не отпускало его и заставляло следовать за двумя предателями. 

Лживая парочка болтала и кокетничала. Ира нарочно вела себя развязно и старалась казаться счастливой. Она без повода смеялась и касалась пальцами Серёгиной руки. Серёга завёл Иру в кусты, в какую-то предательскую нишу между кустами. Здесь он принялся целовать и тискать её.

Долу очень нравилось щупать девушек, но для Юры тело Ирины было чем-то куда более важным, чем тело. Ира была вместилищем его души; в ней поселилась его надежда на земное и неземное счастье. Поэтому, согласно его вере, она не могла допустить чужих прикосновений. Однако Ира не только подставила Серёжке свою грудь и всё тело для хищного тисканья, но осмелилась отвечать ему чувственными ужимками и почти допустила его руку прижаться к своей потаённой дырочке, куда Дол так отвратительно стремился.

Крату казалось, что прикосновение к её заветному месту есть таинство и высшая точка всех возможных прикосновений. Грёзы об этом сопровождались изменением освещения в его уме и каким-то ликующим неверием в счастье. Не может такого счастья быть, но ведь оно будет, настанет! Оно уже обещано ему. Он видел в Ире драгоценность, которую должен свято оберегать. И она должна свою драгоценность оберегать - это называется "честь".
 
Правда, люди бывалые сказывали, что влюблённость это временное помешательство, и после того, как сказочное телесное соитие произойдёт, начнётся успокоение, и поэзия уступит прозе. А в перспективе страстная и мечтательная влюблённость вовсе пройдёт. У взрослых половая жизнь становится обыденной вещью, вроде гимнастики или массажа.

Нет! - мысленно спорил с бывалыми людьми подросток. Если Ирина отдаст ему себя, вся жизнь его преобразится, и Крат окажется не на земле, а где-то в облаке блаженства. Или на этой земле существует тайная, секретная жизнь, состоящая из жгуче-сладкого переживания. Это переживание плотно и отчётливо заключалось в Ирином теле.

Разумеется, не только в теле, ещё в словах, улыбке, в её платье, ботиночках и так далее, вплоть до тени на земле. Всякий её предмет в какой-то мере содержал её земную благодать.    

Бывалые люди говорили и письменно утверждали, что ничего священного в половом соитии нет, мол, дело это обычное, и что бабы для того и существуют, чтобы с ними совокупляться. Они потому и маячат перед нашими глазами во всех видах, позах и прикидах, чтобы вызвать соответствующий интерес. Но Крат, разумеется, ничему такому не верил. Биологический и социальный подходы противоречили его религиозной влюблённости. 

Как же теперь на их возню смотреть?! Дол на его глазах проявлял упрямство безумного червяка и как-то дивно, с адской проворностью подбирался рукой к её священному месту. Крат издали видел её почти обнажённое тело, нежно сияющую белую кожу бёдер посреди сумерек. Смятое, задранное платье, ещё недавно праздничное, выглядело бесстыжим и поруганным. Он смотрел на этот кошмар, и подземная кислота разъедала его душу.

Ира одумалась и принялась отталкивать упрямого Дола: тот уже слишком много себе позволил. Но он принялся обнимать её насильно. Крат подбежал, отшвырнул Иру и принялся бить своего друга. Жалости не было, было только возмущение и отвращение.
Он повалил проклятого друга наземь - и заметил камень возле его головы. Схватил и замахнулся… но рука не смогла бросить в живое лицо мёртвую тяжесть. Он прочь отбросил камень - концентратор жестокости и земной смерти, отряхнул руки и зашагал прочь.

Ира догнала его.
- Ты не так всё понял! Юра, подожди! - умоляющим голосом произнесла она.

И в тот миг ему открылась наивная вера женщин во всемогущество лжи. А, может быть, он ещё в раю это понял, когда бросил камень в Змея.

- Я пошутила, а он, видишь, как разошёлся. …Погоди, я бы ничего ему не позволила. 

"Ты не шутила", - промолчал он, стиснув челюсти.

- Не знаю, как объяснить. Ну, я хотела проверить, ну… да, я совершила глупость и сама пожалела. Ты что, следил за мной?

Фонари, перестав быть фонарями, неровно поплыли мимо его сознания. Прохожие оказались вертикальными тёмными рыбами. Шаги Иры стучали по его уму, как по жестяной кровле.
 
- Даже не знаю, как это всё получилось. Наверно, я хотела убедиться, что ты меня любишь…
- Личные отношения - не поле для экспериментов, - сурово сказал Юра. - Ты хотела причинить мне боль: у тебя получилось.

- Наверно, я хотела, чтобы ты меня сильнее любил, - голос её дрогнул, потому что она заблудилась в нескольких возможных оправданиях (и вариантах самопонимания). 
-  Вряд ли. Ты любишь себя и хочешь, чтобы другой человек тоже любил тебя. Ты помешалась на себе, а говоришь "любовь, любовь"… Не надо ездить на измученном слове.

На самом деле она хотела проверить силу своих чар. Юру она пленила, а если проверить свою власть ещё на ком-нибудь? Она оттачивала коготки своего телесного обаяния на мужчинах-точилках. Не только любознательность ей послужила мотивом для смелого кокетства, но и переживание власти. Это из-за неё они сейчас едва не поубивали друг друга! От этого она испытала гордое удовольствие… правда, получилось не бесплатно.

Полчаса назад слово «любовь» было дорогим для него, но вот оно повернулось наверх изнанкой и оказалось коварным. Чтобы прервать диалог, он развернулся и чужой, решительной походкой направился на школьный двор. 

Пророческое воспоминание. Все истории хотят повторяться. Мы приступаем к исполнению тех или иных ролей, уже готовых, ибо роли появились раньше нас.
 
Через десять или пятнадцать лет он встретил Иру Брянчикову и провёл с ней ночь, совершая поминки или что-то священное в ней ища, однако не нашёл ни юности, ни отсвета первой любви - ничего, кроме гонореи.

Взрослый Крат поднялся и посмотрел на несчастного Дола из глубины своего воспоминания.