Т. Глобус. Книга 3. Глава 4. Вдвоём

Глава 4. Вдвоём

Когда они вернулись к столу, женщины выказывали хлопотливость. Что-то переставляли, убирали (крошки), меняли (тарелки), нарезали (хлеб). Они слышали, чем парочка занималась в ванной.
 
Лиля, забывшись, докладывает голосом о своих ощущениях. Женщины - существа голосистые. Секс, роды, похороны, скандал, горе, восторг, удивление, злость, обида, спортивный азарт - кругом вскрики. А Жоржу было всё равно, он курил в открытое окно, смотрел на дом напротив и старался додуть туда дымом.

Обаятельный человек и очень непростой, понял Крат. Улыбка Гоголя: тонкая, себе под нос, грустная, прощающая и всё же насмешливая. И грустный взгляд из-под бровей куда-то в будущее, в дела. Искорка лукавства поверх грусти. А глубже, под грустью - прозрачная темень страха, детского страха.   

Крат подошёл к нему, приветственно предложил руку.
- Юра, иначе Крат.
- Жорж, или Георгий. Ба, да мы тёзки! А как величать вас по отчеству?
- У меня не было отца, - отшутился Крат.
- Поздравляю, вы первый. У будущих поколений тоже не будет отцов. Женщины скоро освоят саморепродукцию... если вы не измените их планов, - чётко произнёс Жорж.

За окном под сенью небольших деревьев расстелился газон. Там петляла собака, и молодая женщина в белой блузе стояла на краю газона, свесив поводок и голову. Женщине было скучно выгуливать собаку. Она хотела бы выгуливать себя и в других условиях. Издали было видно, что она красива, точнее сказать привлекательна. По лицу её и по фигуре было понятно, что она рождена для поцелуев и объятий. Это предназначение излучалось из неё, от её телесной красоты исходил аромат (аромат образа).
 
- Женский пол старше мужского, - сказал Жорж. - И соски на мужской груди - тому свидетельство. Женский набор хромосом более древний и более устойчивый. Мужчины оказались новаторством природы, и потому всё у нас более шаткое.

Крат мысленно поискал в себе это "шаткое" - не нашёл, но не стал возражать, ибо какая разница, кто что утверждает по мелочам. Для него были важными только формулировки смыслов, ибо страна смыслов - та самая родина, куда вернётся его сознание. Ну и вообще - Родина. Даже если он туда никогда не вернётся, вечная страна смыслов просвечивает сквозь текущую реальность.
 
- В общем, наука доказала биологическое старшинство женского пола, - подняв палец, объявил Жорж. 
- Слава науке! - молвил Крат на всякий случай.

Жорж подошёл к столу, погасил сигарету в пепельнице (всё аккуратно, терпеливо), налил полстопки, кивнул женщинам, чокнулся с той которая сидела ближе, галантно кивнул всем и поднял стопку. После глотка наколол на вилку маленький, трогательный огурчик и съел, и сам поёжился, намекая на пупырышки огурца, возникшие как будто от того, что огурец озяб. Похрустев, он вернулся к беседе возле окна, неся в улыбке те слова, которые хотел произнести.
 
- Мужчин не будет, морали не будет. Жаль, что вы не пьёте.

Гостья с большими листьями на платье смотрела на них, чтобы вмешаться в разговор. Готовая фраза уже стояла на пороге её ума, ожидая момента сделать шаг в пропасть (общего слуха), но удобный миг не подворачивался. Крат успел заметить, что лицо у неё неприветливое. Он хотел ободрить её подчёркнутым вниманием, но ей не нужна была ничья помощь; напротив, она хотела кому-то надерзить - снасильничать над чужим сознанием.

Он всмотрелся в её лицо, и ему показалось, что эта женщина сидит под колпаком - под стеклянным куполом, украшенным витражами. Полагая, что изучает мир, она всего лишь разглядывает витражи собственного купола. Идеологический планетарий - база для развития шизофрении.
 
- Мораль нужна для моральных уродов, - ввернула она, улучив тишину.

Мужчины тишком переглянулись.
- Махровая баба. Фактурная и капитальная, - шепнул Жорж.

Крат не стал заглядывать в её липучие глаза. Жорж издали поклонился ей, деликатно прося, чтобы она отвела от них свои глаза. Не получилось, и мужчины согласованно вышли на балкон, отстранив кисейную занавеску.

- Прагматизм, знаете ли, позитивизм… - Жорж состроил важную мину. - Медики назвали аморальность видом соматической шизофрении. То бишь, не наказывать надо преступника, а лечить! Если я клептоман, медики меня успокоят, они скажут, что это не я ворую, но какой-то участок моего мозга. "Просто сволочь, а не участок!" - скажу я в сердцах. Учёные глубже заглянут в меня и скажут, что сволочной участок моего мозга тоже не виноват, потому что проблема связана с митохондриями клеток. А те опять окажутся не виноваты, ибо в них неправильно сложились цепочки макромолекул из-за асимметрии водородных связей. И нема правых, нема виноватых, нету хороших людей, нету плохих.

- Точно! - оживился Крат. - Вообще ничего нет, кроме электрохимии. И нас в этой комнате нет. Человек - это фикция, электронно-оптический туман.

Жорж кивнул и легко сменил тему.
- Я надеялся познакомиться с вами. Имею предмет для разговора.
- Слушаю, - сказал Крат участливо.
- Я частный сыщик. Лиля сказала, что вы хотите распутать убийство в театре…
- Уже не особенно, - признался Крат с тоской.
- Я внесу в это расследование коммерческую интригу. Надеюсь подзаработать. Предлагаю объединиться.

Жорж маленько выждал: не полюбопытствует ли Крат о подробностях, но тот не стал.   

Лиля переоделась в белое и вставила в причёску белый цветок. Женщины одобрили её наряд, понимая, что она не просто шалит, а у неё сегодня такой невестный день.

Лиля оглядела мизансцену, заметила мужчин, беседующих на балконе, и вышла к ним, на миг оказавшись под занавеской, точно под фатой.

- Мальчики, отложите беседу о делах. А то, знаю вас: увлечётесь и про нас забудете.    
- Ах-ах, у Снегурочки увели деда Мороза! С кем же она будет спать? - игрушечным голосом пожаловался Жорж.
- Нетушки! - Лиля крепко взяла Крата под руку. - Никто его у меня больше не украдёт.

Они вернулись к столу и лёгкому общению, только каждому пришлось говорить погромче, чтобы лучше донести до других свои слова. С чего-то стали вспоминать отсутствующих знакомых. На Крата, который ничего не пил, повлияло общее опьянение, и он, охмелев по индукции, рассказал про жизнь и смерть Коли Душейкина. Подробно вспомнил эпизод в пустой заводской столовой…

И тогда с балкона в комнату кто-то маленький вкатился. Ветерок пробежал, кисейная занавеска в балконном проёме всколыхнулась. и шустро из-под неё в комнату вбежало небольшое существо.  Пересекло часть комнаты и юркнуло под диван.

Лиля поджала ноги. Жорж опустился на колени и заглянул туда, засунув голову между ногами Крата и Лили.
- Кажется, крыса пробежала, - нервно сказал Крат.
- Кошка, - с уверенностью сказал Жорж.

Бледная Лиля подняла глаза на Крата, губы у неё подрагивали и тихо ползли к произнесению какого-то слова, но смелости не хватило. Остальные молчали, точно в стоп-кадре.
- Ты что видела? - спросил Крат.
- Комок пыли, кажется. Он скользнул по полу и залетел туда, - ответила она почему-то печально.

- Ничего не видно. Но кажется, я шкурой чувствую, там кто-то есть, - поднялся Жорж и отряхнул коленки.

Протрезвевшие гости засобирались на выход. Крат проводил их и взялся за уборку стола. Лиля наблюдала за ним. Поставила локти на стол, ладонями - двумя тёплыми лепестками - обняла своё лицо и принялась наглядно о нём тосковать, радуясь тому, что видит его, и помня о том, что его могло здесь не быть. 

Насмотревшись, она проглотила комок волнения и произнесла слова, которые он совсем не ожидал услышать.
- Я должна повиниться перед тобой.
Он прекратил суету и сел напротив.

- Я тогда хотела свести счёты с жизнью.
- Такое бывало, - напомнил Крат, хотя понял, о чём она скажет.
- Нет, не бывало! То, что было совсем давно, это был назидательный театр имени Юной Дуры. А в этот раз я стала себе противна, отвратительна. Понимаешь, когда я пришла к вам в котельную… к Долу, я делала всё назло тебе. Я была какая-то одержимая - я издевалась прежде всего над собой, но меня словно вела чья-то поганая, вредная воля. Под утро я вернулась домой и поняла, что я дрянь.

- Ладно, ладно, - вступился за неё Крат. - К чему это...
- Терпи. Тебе больно слушать, а мне ещё трудней говорить. Я пришла домой и наглоталась таблеток. Я больше не хотела жить - ни на этом свете, ни на том. Нигде. Чтоб меня не было. Я хотела растоптать себя, растереть в порошок и развеять по ветру.

При этих словах он вздрогнул.
Памятные слёзы потекли из её глаз. Крат вскочил и перебежал на её сторону, обнял её.

- Помню долгий миг. У меня таблетки во рту, и я готовлюсь их проглотить. Решаюсь. Я жить не хочу, но мне жалко тела, которое сейчас я предам. Предам страданию и смерти. Боюсь агонии. Но проглотила - часть проглотила, а часть ещё во рту. И ещё у меня кучка на ладони. Катаю новую группу на языке и о чём-то думаю, думаю… самый долгий миг в моей жизни.

Крат тесней обнял её и принялся гладить по тёплой голове.

- Стало очень шумно. Весь мир закричал, похоже на бурю. И всё во мне закричало. А потом на меня стало наезжать что-то огромное, круглое. Если ночное небо или морскую глубину свернуть в рулон, получится такая штука. Она откуда-то взялась и двинулась на меня. Это смерть. Ничего больше не было, кроме смерти, и она наехала на меня. Я лопнула, будто лампочка. Вспыхнула и погасла, а потом настала темнота. Больше ничего. Я поняла, что так теперь навсегда. Я приехала в самый край всего. Ох, как милее мне были бы черти и котлы, братья-грешники и клыкастые монстры! Я бы их обняла от радости.

Ветер тронул листву под открытым окошком. Одинокий трамвай где-то звякнул и простучал по стрелке. Очнулся будильник на туалетном столике - застучал громче. И притих. Лиля потёрлась лицом о его плечо.

- Голоса у меня не было. И дыхания даже не было, но я закричала. Знаешь, что я закричала? Свет! Для меня свет был важней всего. Так в пустыне никто не жаждал воды. И он вспыхнул, представляешь! Свет в реанимации. Яркий свет больницы. Я была счастлива. Я тебя люблю, Крат. Прости меня, ладно? - она посмотрела ему в лицо двумя бликами глаз.  - Мне холодно, возьми меня.   

…Рассвет нежнейшим прикосновением лёг на окно.
- Что ты сказала? -  с удивлением прошептал он.
- Я? Ничего не сказала, - ответила так и уснула, сохраняя в себе их единство.