Валеркины рассказы Гл. 5 Бадархан

 
    Вышли мы с Абармидом на крылечко, сели на ступени, и стал он рассказывать.
– Жену мою, Туяну, звали все по-русски, Татьяной. Была она заядлая охотница, стреляла мастерски и нож бросала точно в цель. На медведя одна ходила, бурятки – они смелые. В тот раз пошла на охоту с копьём, (палка, у которой на конце кинжал в качестве наконечника). Такими в старину батыры бились на ристалище.
   Туяна бросала копьё за спину медведя, тот вставал на задние лапы, она в это время ухитрялась сделать рывок, распарывала ему живот и между ног выскакивала со спины. Зверь садился на землю, заправлял кишки, а отчаянная охотница этим копьём наносила удар ему в сердце. С отцом охотилась в юности – он её всем приёмам обучил.
   Это не зайца поймать... Помнишь, как друг наш, Федька, прикалывался, как их надо ловить? Соли на хвост насыпать, и тот уже не сможет убежать. Но...  чтобы насыпать, надо же его поймать сначала... Ох, и ржали мы над Федькой тогда! Жаль парня... рано ушёл.
Нарочно я отвлёкся, чтобы было не так больно рассказывать, Валера.
   Нашли Туяну замёрзшую в чуме, что охотники заранее соорудили. Она лежала, скрюченная, но была укрыта шкурой. Наверное, сильно Хозяин тайги её помял, лишь смогла доползти до укрытия. На этот раз не хватило ей ловкости... и сил не осталось, чтобы огонь разжечь и согреться.

    Потом Абармид рассказал, что с ним случилось до того, как медведь порвал его, содрал скальп с полголовы и натянул на лицо. 
– Сам виноват. Подошел к реке Ушим, карабин прислонил к дереву, хотел напиться. Медведь подкрался незаметно сзади. Помню, что грудь у него белая была и блестела. Не нашенский. Давно искал его, много он по деревням безобразничал, творил беспредел...
   Нарушил закон тайги. Водопой – это мирная зона. Там, где животные устраиваются на водопой, никому опасность не угрожает: охотники и парнокопытные вместе борются за выживание в суровых условиях. Но... это не значит, что хищный зверь не устроит засаду по дороге к живительному источнику.

... Схватил меня  «преступник» лапами, повалил и давай мять да рвать. Очнулся... у ламы. Сын  нашел меня... по карабину у дерева, да и собаки подсказали, на санях отвёз в больницу. Родные забрали и отвезли к ламе, так как врач сказал, что я не жилец. Друзья-охотники потом говорили – повезло мне, что медведь сытый оказался, не стал меня есть, укрыл валежником и ветками, оставив про запас.
    Нет убийства без причины. Сытый и психологически здоровый хищник никогда не станет нападать на того, кто слабее, только из желания убить. Видимо, кто-то его сильно обидел, носил он в себе злобу. Злопамятные они и очень умные.
... Два месяца был я в коме, не приходил в себя. Лама всякими травами, отварами и настойками поил, лечил мои кости, ставил компрессы. Пробыл я у него полгода. Когда очнулся и окреп, он сообщил моим родным, что выжил. А все меня уже похоронили.
   Просил сына съездить к тебе, сообщить, что я жив. Был он в Чите, но адреса твоего не знал, а на заводе ты уже не работал. Вернулся и сказал – «Если судьба... сам найдется». Всё время ждал тебя.

– Да... дела... Ты уж прости меня... Я после этого в тайгу не ходил. Не испугался, а что-то не тянуло больше без тебя, да и друзей не осталось – ушли одни за другим в мир иной. Стрелял уток возле своей дачи да  на ближней речке рыбачил. От большой семьи остались только мы с Любашей – дети разъехались,  семьями обзавелись и своими квартирами.
– Расскажи про своих детей.
– А что рассказывать? Сын – офицер, служит Родине, закончил Юридический. Дочки тоже получили высшее образование. Да что там... уже внучка врач-невропатолог, зав. больницей.
– Ну... ладно... довольно лясы точить, забирай Любашу и... спать, рано утром поедем на змеиную гору. Там богатый  моховник, но я  тебя должен предупредить, увидишь змей – не бойся – они не тронут. Я буду рядом, да и дети наши знают что с ними делать. Любашу не пугай. В шесть утра подъём.

   Утром встали, позавтракали и тронулись в неведомые места,  в которых  я ни разу не бывал. Много таких мест скрывает тайга. Абармид сидел на телеге с Баярмой и правил лошадью, мы с Любашей и их дети – на джипе. Поехали все, кроме Бадархана, его вызвали на работу.
Только сейчас, когда прошло столько времени, я стал понимать тайгу и хранящиеся в ней богатства. Ягодник оказался таким щедрым, что все наши ёмкости для ягод часа через три оказались наполнены. Только я подумал, что змеями  друг меня просто попугал, для экзотики... тут Любаша как вскрикнет:   
– Валера! Около меня змея!
Смотрю, самый маленький, Бато, лет шести, подбежал, аккуратно взял змею за хвост, раскрутил ее и бросил к скале.
– Не бойтесь. Это ужик, не страшно...– сказал он.
А та и слова вымолвить не могла – так опять струхнула.
Вдруг из кустов выскочил красавец олень и остановился  метрах в пятнадцати от Любы. Она уже пришла в себя, стояла и любовалась им.
– Не стреляйте в него... Такой красавец и  не боится нас.
– Потому и не боится, что   рядом есть кто-то  пострашнее моего карабина. – ответил Абармид.

    Глянул я на охотника – он насторожённо озирался по сторонам, словно кого-то высматривал.
Мой горбовик был уже полон, я понес его к машине. Когда вернулся, Любаша так и стояла, не шевелясь, любуясь оленем. А тот... не уходил. 
В это время Абармид выстрелил. Олень вздрогнул, но остался на месте. Прогремело ещё два выстрела. Я подошел к другу, а он опять вскинул карабин, и прозвучало ещё два выстрела.
– Всё! – сказал он – «Песец» им!
Олень два раза протрубил, потом рявкнул, помотал  головой, словно благодаря за спасение, и пошел в сторону леса. 
Мы с Любашей так ничего и не поняли... Почему олень стоял и не испугался выстрелов? В кого стрелял Абармид?
 
Я спросил:
– В кого ты стрелял?
– Пойдем, покажу. Совсем ты отвык от тайги, слепой стал. Абармид зоркий.
 У сосен лежали пять волков. «Да... круто... – подумал я – пять выстрелов и... пять хищников». Вспомнил молодость... как мы с друзьями ходили на стаю, как он стрелял, а мы потом добивали.
 Посмотрел на его добычу. Волк и волчица были матёрые, а трём волкам года по два.
– Тайга опасная,  надо уметь себя защитить, чтобы выжить. – сказал друг.

    Люба снова завязала ведра платками, чтобы не рассыпались ягоды, и я начал загружать их в багажник. Волков положили в телегу, ребятишки забрались в джип, и мы потихоньку поехали. Дорога была снова такая же длинная и ухабистая. До трассы добирались часа два, лошадь быстрее бежала, чем мы ехали на машине. Вдруг опять услышали выстрел. Вскоре показалась стоящая телега. Когда подъехали, увидели... на земле лежал крупный гуран с отростками на рогах. Каждый отросток – это год его жизни. И опять у меня сердце заныло: «Где ты, моя молодость? По тайге ходил пешком десятки километров, не боялся... на косуль охотился, привозил домой добычу. Куда всё ушло»?
– Ты чего расстрелялся? – спросил я друга, подойдя к телеге.
– Узнаешь, – ответил Абармид.
Мы положили гурана рядом с волками и поехали дальше.

    Вскоре добрались до трассы. По асфальту стало легче ехать, отдохнули от тряски. Я предчувствовал, что сейчас нас домой не отпустят, ведь стало уже темнеть. Так и вышло.
– Ну вот, – сказала Баярма, когда мы доехали – заночуете у нас, не  отпускать же вас домой по темноте, дорога очень плохая. Покаа-а-а до асфальтовой доберетесь...
Мы, конечно, сразу согласились, да и есть хотелось – целый день без еды. Люба сказала, что голодание полезно, и вместо обеда ели моховку, а ребятишки перекусывали в дороге лепешками с водой.
Баярма сказала:
– Люба, ты делай салат давай, а я быстренько приготовлю буузы. Не бойся, для тебя и детей сделаю не острыми, а мужчинам – как они любят. Пообедаем и поужинаем сразу.
Мы с Абармидом пошли на улицу. Как обычно уселись на крылечке. Я спросил:
– Почему не стрелял в оленя?
– Как я мог? Он же за защитой к нам пришел. Это – раз. А во-вторых, я видел глаза Любаши и детей. Думаю, что она бы меня не простила.  Раз олень пришел к людям, значит ему, да и им грозит опасность – запомни это раз и навсегда. Мой дед учил меня уму-разуму, а я передаю опыт своим детям и внукам. Они меня понимают. А гурана подстрелил – это тебе в  подарок, что приехал, не забыл, да ещё с гостинцами. А чем ещё я могу тебя отблагодарить?

– Это спасибо Бадархану. Не он бы... как бы я узнал... Абармид, неудобно, вы нам столько всегда всего даёте.
– Не я даю – природа-мать.
Я встал и попросил его подождать пять минут. Сходил до машины и принес ему три бутылки «Столичной».
– Это я тебе привёз, друг мой, чтобы вспоминал иногда под сто грамм.
Он расстрогался, его глаза подозрительно заблестели.
– Да я и без ста грамм вспоминаю.  Спасибо, Валера. Этим ты нас всегда баловал в трудные времена. На вечер у наших женщин осталось винцо, а у нас – немножко «огненной воды».
Тут подъехал Бадархан. Рассказал, что с егерями выслеживали браконьеров, много опять их развелось. Надо остановить.

– Ты, Валера, никогда не браконьерил, всегда приезжал с лицензией. И у меня она есть, и на волков и на гурана. – сказал Абармид.
– А кто меня сделал настоящим охотником? Я все законы узнал от тебя и соблюдал. Послушай, вы у меня дома никогда не были – все вам некогда. Теперь ваша очередь приехать в гости.
– Приедем, ладно. Напишешь адрес, снова объяснишь. Уже забыл, как добираться. Надо будет внучатам вещи купить,  да и самим приодеться. Вот и жди.
 
    Тем временем взрослые ребята освежевали гурана, порубили мясо и взялись обдирать шкуры с волков. Я сидел и наблюдал, думал – «Какие хорошие и работящие дети растут»! Они ловко подвесили волка и сняли первую шкуру «чулком».
Спросил Абармида:
– Почему они «чулком» снимают?
– Так легче вымачивать, натягивать на распорки, сушить и выделывать шкуры. Ох и классные унты внукам получатся!
  Достал я сигарету и закурил.
– Вот видишь, я обратил внимание, что ты целый день не брал в рот сигарету. Понял... пьёшь ты мою травку. –  сказал  Абармид 
– Пью, раз надо. Да и не хотелось мне что-то курить.
– Потому и не хотелось – это травка помогает, продолжай пить.

    Баярма позвала ужинать, и бурятская еда опять понравилась нам с Любаней. Спали крепко и, проснувшись рано утром, стали собираться. Мы с Абармидом принесли из ледника мешок с мясом гурана, горбовик и вёдра с ягодами. Я чувствовал, что друг мой грустит, не хочет расставаться. Закрепили всё надёжно, обнялись на прощанье по мужски и, гружённые «под завязку», отправились в дорогу.
На душе осталась светлая радость. 


На фото – ягода моховка.