Теплота одиночества. Глава Шестнадцатая

Всего двенадцать часов назад путешественники ещё были на юге Чили, местности с суровым субарктическим климатом, а теперь, вновь вернувшись на тёплый север, мчали на арендованном авто в направлении самой засушливой пустыни мира, делясь впечатлениями и обсуждая увиденное.
 
- Вот я вспоминаю сейчас мощь водопадов и хрусталь молочно-бирюзовых рек Торрес-дель-Пайне и понимаю: я обязательно вернусь сюда с человеком, который будет мне дорог. Такие вещи нужно делить на двоих! - с жаром вещал Вадим.

- Зайцы, перебегающие дорогу через каждые двадцать метров, совы размером с добротную собаку и стада отвязных гуанако, занимающихся...хм...сексом.... прямо под прицелом наших фотоаппаратов, лично мне, запомнятся не меньше, - проговорил Михаил.

- Вадик, не забудь свозить "дорогого человека" и к Мраморным Пещерам, - с усмешкой молвила сидевшая за рулем Настя, - человек будет благодарен на всю оставшуюся жизнь.

- Так...Кажется, это в мой огород камень? - осведомился Михаил.

- Боже упаси, Мишенька! Боже упаси! Потрачено на лишний перелет, на не самую дешевую аренду машины, на суперночевку в неотапливаемой гостинице, и, самое главное, на незабываемую, если так можно сказать, дорогу в этот богом забытый Пуэрто-Транкило. Дорогу, которая, при чуть менее благоприятных обстоятельствах, могла стоить нам всем жизни, поскольку пару раз мы просто чудом не свалились в пропасть в кромешной темноте. И всё это, только ради того, чтобы отвалив ещё деньжат, отправиться на сорокаминутную экскурсию к чёрт знает чему, гордо именуемому "Мраморными Пещерами"!
 
- Настя, я никому руки не выкручивал! Я, точно так же, как и ты, купился на то, что писали на всех этих идиотских туристических сайтах, расписывая какие завораживающие виды открываются на пути к "одной из главных достопримечательностей региона Айсен - озера Хенерал Каррера, самого глубокого в Южной Америке и знаменитой горы Серро Кастильо, базальтовые пики которой напоминают сказочный замок", как "нереально красива" вода озера, "насыщенно-бирюзовый цвет которого объясняется не только его ледниковым происхождением, но и наличием особых микроводорослей в воде! Стопроцентно - все фотографии прошли обработку в графическом редакторе! Обман в чистом виде!

- По крайней мере, мы можем утешать себя тем, что мало кто туда добирался до нас, и вряд ли, особенно если мы оставим более чёткую, соответствующую истине информацию в интернете, туда отправится после, - заметил Олег.

- Возможно, люди, писавшие эти статьи, никогда не были на леднике Грей и не заезжали в Торрес-дель-Пайне, - предположил Вадим, - Поэтому их так вдохновило это довольно сероватое местечко. Красивое, конечно, как и вся Патагония, в которую я влюбился, но, безусловно, меркнущее, в сравнении с теми местами, где мы побывали, с одним только водопадом Сальто Чико, например!

Олег вспомнил монотонный шум этого водопада и Александру, стоявшую на самом краю каменистого холма и завороженно наблюдавшую, как стена из воды ежесекундно и безостановочно обрушивалась вниз, чтобы тут же, зигзагообразно петляя между гигантских расщелин в скалах, унестись вдаль на огромной скорости и - стать рекой.

Он медленно подошел ближе и обнаружил, что оказался словно под дождем: почти невесомая мелкая взвесь была повсюду, наполняя собою воздух и делая его туманно-дымным.

Олег стоял в двух шагах от Александры и в какой-то прострации, не моргая, смотрел на её темные волосы усеянные ртутными шариками влаги.

Остальные уже прошли дальше и из-за гребня небольшого поросшего кустарником пригорка доносился их веселый смех и эпизодические реплики, позволяющие сделать вывод, что путешественники в данный момент увлеченно фотографируются. 

В этот миг женщина обернулась и их глаза встретились.

Он опять увидел в её глазах предгрозовую, мрачную синеву, но не успел ничего сказать, так как лицо Саши вдруг оказалось очень близко, а её руки обвили его шею.

Олег отчего-то только сейчас вспомнил, что название водопада переводится с испанского как "прыжок мальчика", и, мягко улыбнувшись, сидевшей по левую от него руку Александре, подумал: "Ну, да... Мальчик прыгнул."
 
Нить его воспоминаний была нечаянно прервана самой Александрой, которая решила высказать и свою точку зрения:
 
- На мой взгляд, если бы наше путешествие к Мраморным Пещерам случилось до того, как мы побывали на леднике Грей, то разочарования, как такового, просто не было бы. И, честно говоря, я даже не знаю, что может перебить красоты Торрес-дель-Пайне. А так...учитывая не самый простой путь, лишний перелёт, ночь в ледяном отеле, поездку в авто по ночному горному серпантину с отсутствием даже намека на асфальт или бетон...по ужасной, каменистой грунтовке....
 
- Соглашусь с Сашей, - проговорил Олег, - В любом случае, это было настоящее приключение! Мы забрались в такую глушь, в самую что ни на есть чилийскую глубинку! Плюс получили возможность познакомиться изнутри не только с этой страной, но и понаблюдать за соседней!Ведь всё это время мы циркулировали вдоль границы с Аргентиной. 

После его слов в салоне внедорожника на некоторое воцарилась тишина и путешественники, сменив один климатический пояс на другой, ушли в созерцание принципиально иных пейзажей, открывая для себя удушливое раздолье южно-американской пустыни Атакама. 
 
Вопреки расхожим представлениям, поражало прежде всего цветовое изобилие не только, на первый взгляд, скудного растительного мира, представленного кактусами, ковылем да местными разновидностями акаций, но и песчаными дюнами, причудливой формы сформированными эрозией скалами и каньонами, которые были окрашены природой  с невероятным разнообразием.

Чем ближе автомобиль подъезжал к Сан-Педро, тем более близким к шоколадному становился цвет песка и дорожной пыли, а раскинувшиеся по краям хребты скал, с выщербленными боками и обломанными пиками, щеголяли ягодными оттенками в кофейно-песочном окрасе когда-то сошедших лав, смешавшихся с многочисленными сланцевыми образованиями, слоившихся и крошащихся словно слоеные пироги и покрытых ярко-салатовыми наростами зонтичных растений.
 
Трюфельная форма потухших вулканов и их шоколадная расцветка с непременными, ближе к подножиям, мармеладными яблочно-сливовыми и вишневыми тонами, притягивала восхищенные взоры и заставляла то и дело расчехлять фотоаппараты, стараясь захватить в объектив и снежные вершины, усыпанные кокосовой стружкой. 
 
Олег смотрел в окно автомобиля, но видел в нём, помимо не спеша проплывающих в нём захватывающих пейзажей, ещё и принципиально другое.
 
 
 
 
Сбежав с Александрой из гостиничного домика в Торрес-дель-Пайне глубокой патагонской ночью, он никак не мог отделаться от мысли, что вернулся в подростковый период, когда, после отбоя в пионерском лагере, удерживая за руку понравившуюся девочку, искал вместе с ней укромное место для поцелуев.
 
Он поделился этой мыслью с женщиной, и она, мягко засмеявшись, проговорила:
 
- Ты не поверишь, но я подумала о том же!
 
- Впадаем в детство? 
 
- Впадаем. Это совершенно точно. Но не в детство, - и она пальцами чуть сжала ладонь Олега.
 
Не сговариваясь они направились туда, где мрачнела иссиня-чёрная шапка леса, но не дошли до него, а остановились недалеко от блестящей в лунном свете реки, глянцевая поверхность которой, словно брошенный великаном огромный нож, матово переливалась у подножия седеющих гор.
 
Заросли калафате и гигантские кусты ковыля надёжно скрывали две слившиеся воедино фигуры, поэтому и не было нужды в дальнейшей ходьбе.
 
Когда они начали целоваться, то он обнаружил, что изо ртов у них идёт пар, но Олег не чувствовал холода и, только лишь тогда, когда его рот полностью заполнила Сашина грудь, подумал: "Боже мой, ей же, наверное, холодно!"
 
Они вернулись, всё так же держась за руки, уже под утро. 
 
Продрогшие, но счастливые, любовники с трудом оторвались друг от друга и отправились в свои кровати, на цыпочках огибая разбросанные соратниками по полу туристические принадлежности.
 
На следующий день, стоя у низкого заборчика заповедника, за которым чинно маршировали, абсолютно не обращавшие никакого внимания на фотографирующую их толпу людей, важные пингвины, любовники делились соображениями:
 
- Удивительно, но нам пока удаётся держать всё в тайне.

- Как любит повторять моя мама: "всё тайное, рано или поздно, становится явным.", - заметила Александра.

- В конце концов, какая разница, узнают они или - нет? 

- Ты прав - разницы никакой. Мы оба люди свободные, не связанные ни с кем никакими обязательствами. 

- Просто не хочется давать им повод для пересудов. 

- Согласна. Пусть пребывают в блаженном неведении.
 
 
 
 
Олег повернул голову чуть влево и увидел, что Саша смотрит в его направлении.

Он улыбнулся и она открыто взглянула в его глаза так, что у него разбежались мурашки по бедрам.

Это длилось всего лишь мгновенье, но промелькнувшее в её глазах тепло, на краткий миг выглянувшее из привычной завесы таинственного холода на дне её зрачков, было таким нагим, таким беззащитным и близким, таким завершённым, что он почувствовал нечто невыразимое словами, нечто такое, что внезапно и скоропостижно донесло до него понятие о подлинном счастье.
 
Вероятно, в глазах Олега столь же явственно и безыскусно обнажилась вся суть его мыслей и эмоций, так что Александра, поймав их, мягко улыбнулась и, сделав, восхитительную паузу, поставила ресницами эпический восклицательный знак.
 
Любовники медленно повернулись к окнам, и, продолжив псевдонаблюдение за дорогой, матово просияли едва различимыми в южно-американском ультрафиолете улыбками, обдумывая странную конгруэнтность взаимных действий и мыслей.
 
По пути в Сан-Педро-де-Атакама путешественники заезжали в лагуны Чакса и Мисканти, где клюшкоголовые фламинго чинно вылавливали мелких креветок, ковыряя головами в синеватых водах, окаймлённых берегами покрытыми грязно-белыми соляными корками, жёсткими, чем-то напоминающими хлопья попкорна.
 
И Олег, возмущённый тем, что чилийские смотрители не разрешали приблизиться к лагунам ближе чем на триста метров, плюнув на всякие запреты, пошёл в направлении бледно-гранатовых задов фламинго, щёлкая фотоаппаратом, словно затвором охотничьего карабина.

Как оказалось в дальнейшем, в соседней Боливии, мало того, что лагуны были на порядок эффектнее, так и доступ к ним был совершенно свободным, причём настолько, что можно было сколько угодно вдыхать минеральные ароматы, ощутимо отдающих сероводородом вод, а так же чуть ли не дёргать за хвосты совершенно индифферентных по отношению к людям фламинго.
 
На чилийской стороне Альтиплано к путешественникам был совершенно иной подход, и нагловатые chilenas норовили сорвать как можно больше денег, показав как можно меньше.
 
Олег об этом не знал, - сия истина откроется всем чуть позднее, - но то ли это были первые проблески захватившей его впоследствии горной болезни, то ли из врождённого бунтарства, до конца не изжитого даже к четвёртому десятку лет, но он нарушил запрет местной администрации, ринувшись к берегам лагуны за более крупными планами душераздирающе живописных пейзажей, и тут же, из ниоткуда возникли захлёбывающиеся возмущением служители заповедника, требующие, чтобы нарушитель покинул территорию, удалившись в припаркованный у входа внедорожник.
 
- Чёрт, я недоаистов хотел этих поймать в объектив всего лишь, - попытался извиниться перед приятелями Олег, понимая, что лучше будет выполнить требование чилийцев, пока всю группу не отправили назад.
 
В адрес смотрителей он бросил несколько настолько красочных фраз на русском, что Михаил искренне и громко расхохотался, а Настя, наморщив лоб, произнесла:

- Как талантливо! Вы, Олег, открываетесь и сверкаете всё более яркими гранями!
 
- Надеюсь, я не оскорбил ваше чувство прекрасного, Анастасия?

- Боже упаси! Что вы! Я просто только что узнала, как можно использовать, казалось бы, не сочетаемые словосочетания!

- Ну, и ладненько. Я жду вашего возвращения с этой экологически чистой помойки в нашем благословенном "Сузуки".
 
Александра молча последовала за Олегом.

- Саша! А ты куда? - окликнул её Вадим.

- Да я уже насмотрелась на розовых цапель! Отдохну немного и от запаха тухлых яиц! - отшутилась она.
 
- В самом деле....Побродила бы с ними...

- А я как жена декабриста, - с улыбкой ответила Олегу Александра, - Да и лагуна эта ничем не отличается от предыдущей. Мне интереснее побыть с тобой наедине, нежели вдыхать сероводород. 
 
Вспоминая, как они целовались в автомобиле, Олегу захотелось закрыть глаза.
 
Позволив векам, подобно шторам, опуститься, он вновь, словно музыке, отдался волнам воспоминаний.
 
 
Сан-Педро-де-Атакама встретил путешественников жарой и ослепительным ультрафиолетом, облучавшим похожий на деревню, усевшийся на пятаке между горами город с населением в одиннадцать тысяч человек.

Но поразил он прежде всего тем, что дома, уличная пыль, обмазанные глиной заборы, всё вокруг, исключая древнюю, тщательно выкрашенную в белый церквушку семнадцатого века, было цвета какао. 

Вымывая руки и принимая душ, можно было наблюдать, как вода молниеносно приобретала цвет кофе, разбавленного молоком.

Повинны в этом были выбросы потухшего, но, как оказалось, плюющегося мельчайшей шоколадной пылью седоголового вулкана Ликанкабур, с высоты своих почти шести километров над уровнем моря посматривающего на городишко.

- Вот он! Ликанкабур! - провозгласил Михаил, кивая в сторону горы, - На вершине этого вулкана имеется незамерзающее, в виду активности горячих источников на собственном дне, озеро глубиной восемь метров, вокруг которого местные индейцы выкладывали тела знатных горожан, мумии каковых разошлись по различным музеям Латинской Америки.

- Большая часть осело тут же. В местном музее, который основал бельгийский миссионер. Там, по слухам, имеется одна из самых крупных коллекций черепов в мире, - добавил Вадим.

- Вы уж, извините, господа, но любоваться черепами вам придётся самостоятельно, - заметила Настя, - Да и от штурма вершины вулкана я, пожалуй, тоже воздержусь. 

Путешественники вошли в домик, обнесённый невысоким забором, с необычным, смутно напоминающим акацию деревом в одном из его углов.

В просторном холле были заметны следы присутствия останавливающихся здесь постояльцев и различные сувениры, включая шкатулки, вазочки и образцы минеральных пород, украшали стол и длинный комод, в центре которого стояло чучело броненосца, к волосатому брюшку какового был подвязан разноцветный веер из денежных купюр различного достоинства и происхождения.

Олег, приблизившись к жертве таксидермии, с улыбкой извлёк из растрёпанной пачки банкнот, грязно-голубые пятьдесят рублей. 

- Надо же! Везде наши соотечественники оставят свой след! - отреагировала Настя.

- Кроме Мраморных пещер, - сдерживая смех, проговорил Миша.

- Надо было оставить там памятную надпись. Что-то вроде "здесь были Ося и Киса", - поддержал Олег, возвращая рубли мёртвому животному. 

Олег затылком почувствовал на себе взгляд Александры и обернулся.

Она стояла в дверном проёме и, заметив, что он отреагировал, вышла во двор, как бы приглашая последовать за собой. 
 
Снова в её глазах промелькнула знакомая предгрозовая тень, делающая зрачки её совсем антрацитовыми, а выражение лица - напряжённым и мрачным.
 
Оставив продолжавших мило болтать и знакомиться с обстановкой друзей, не размышляя, он тут же двинулся за женщиной.
 
Пошёл навстречу этой восхитительной темноте, потому что она была предвестником того, что делало его счастливым.
 
И Олег прекрасно знал, что за нею скрывались не шипы, отравленные колья и битое стекло на дне рва, не ржаво-серый лёд и тщательно утоптанный грязный снег, как можно было предположить во всяком ином случае, а такая оголённость эмоций и такая открытость, которые обескураживали, восхищали, удивляли и наполняли энергией одновременно.

Переходившая к нему от Александры таинственная энергия, наполняя его силой и пьянящим наркотическим газом одновременно, требовала выхода и непременного, желательно скорейшего, возврата.

Они стояли в углу дворика под неизвестным деревом со странными, напоминающими одеревеневшие оливки плодами, и, ни слова не говоря, смотрели друг другу в глаза.

Олег чувствовал, как этот амфитаминовый прибой, тень которого он разглядел во взоре Саши, поднимается в ответ и со дна его существа, угрожая смыть всё, кроме стоявшей перед ним женщины. 
 
Зародившаяся в его нейронах под видом невинных допамина и серотонина, безымянная волна, уловив электрический импульс, исходящий из мрачной серо-синей бездны смотревших на Олега глаз, дополнила химический коктейль норадреналином и сделалась фенилэтиламиновой, подобно тому, как нитроглицерин и азотная кислота, соединившись, неожиданно становятся динамитом.

- Я соскучилась, - наконец произнесла Саша.

- И я...Но я, пожалуй, не соскучился. Другое...Я чувствую голод! Как заключённый, которого намеренно не кормят, или, как вампир, который, в силу обстоятельств, никак не может найти источник пропитания.

- Да, это более точное....определение.
 
Александра нахмурила лоб и продолжила, явно пытаясь выразить мысль, не дававшую ей покоя:
 
- Я хотела тебе сказать...Вероятно, я всё усложняю, но...Можно, наверное, вести себя свободнее, но я не хочу...
 
- Я понимаю, - кивнул Олег.
 
- Это так пошло будет выглядеть со стороны! В наших же глазах! Мне безразличны возможные пересуды со стороны наших компаньонов, но ...Ты меня понимаешь?

- Я понимаю тебя. И поддерживаю. 

- Правда? - она с надеждой заглянула в его глаза.

- Нет, я лгу, - улыбнулся Олег.

- Спасибо.

- Никто ни о чём не догадывается. Кроме того, исчезать ночами у нас, эпизодически, получается просто замечательно. 

- Ну, да. Если после исчезновения остаётся время на сон, - улыбнулась одними глазами Саша и, после небольшой паузы, добавила, - Давай, я пойду с ними по магазинам, а ты - подтянешься после. Скоро вечер и мы легко сможем затеряться в этом городке.
 
Вместо ответа Олег сорвал с дерева загадочный плод, покрутив перед лицом светло-коричневую сферу, к вящему изумлению Александры, вдруг надкусил его и отправил в рот зеленоватую мякоть, предварительно выдавив косточку.

- Ты что делаешь?! 

- Пробую странную помесь мутировавшей облепихи и оливы, - невозмутимо ответил Олег, - Кстати, сладкая штука. 

- А вдруг её есть нельзя?! Ты ведь не знаешь что это такое!

- Не знаю. Но это не повод уклоняться от ...новых ощущений.

- Сумасшедший!

- Это ты на меня так благотворно влияешь, - улыбнулся Олег. 


 
Спустя несколько часов, чтобы как-то защитить голову от палящих лучей солнца, Олег повязал на голову бандану, и, показав язык своему отражению в старом, испещрённом тёмными пятнами зеркале, покинул гостиницу.

Он шёл, с любопытством осматриваясь по сторонам и непроизвольно улыбался, вспоминая выражение лица Саши в тот самый момент, когда она, в компании приятелей, выходила в выкрашенные в сиреневый цвет деревянные ворота дома.

Сначала взор её наполнился всё той же глубокой синевой, а затем, прошедшая от уголков губ к векам едва уловимая волна, рассыпалась по радужке рыжими искрами, осветившими сумрак зрачков. 
 
Олег снова и снова воспроизводил перед своим мысленным взором эту её улыбку, до тех пор, пока она не начала наслаиваться на всё, что попадало в его поле зрения.
 
Так он и брёл вперёд без всякой видимой цели, поглощённый мешаниной из жгучих внутренних ощущений и свежестью впечатлений внешних.
 
Под ногами взбивались клубы пыли цвета молочного шоколада, слева и справа растопыривали уши чебурашкообразные опунции и зеленели усеянные колючками ветви местных видов акаций.
 
Вот чего ему всё это время не доставало - побыть в одиночестве! 

Оказалось, это так много для него значит! 
 
Всё время с начала путешествия, каждую секунду, кто-то всегда присутствовал рядом и он так от этого устал, это так его исподволь раздражало, что сейчас, оказавшись совершенно один, внезапно ощутил себя практически счастливым.

Он настолько опьянел от собственной свободы, что не сразу заметил, как миновал мутно-белое бельмо церкви, пёструю ленту рынка на шее города и забрёл достаточно далеко от гостиницы, название которой непостижимым образом выветрилось из его головы.
 
Его память, обычно достаточно цепкая, особенно по отношению к цифрам и именам, дала вдруг не запланированный сбой.
 
"Не беда, у меня же есть телефон!"
 
Однако, как бы он не выворачивал карманы, как бы он себя не обыскивал, телефона у него при себе не оказалось.   

Олег остановился.

Послеполуденное солнце прожигало городишко, беспощадно нагревая бетон, глину и кирпич так, что казалось от них, как от горящего костра, устремляется вверх переливающийся, едва приметный шлейф раскалённого воздуха и мельчайших частиц уличной пыли, а в этом мареве с ленивой медлительностью перемещаются местные жители, многочисленные, преимущественно латино-американского происхождения, туристы, да изнурённые жарой апатичные собаки.

Олег поднял голову и кивнул огромному трюфелю вулкана Ликанкабур: 
 
- Эй, верзила! Поможешь отыскать гостиницу?   
 
Он прислушался, но ответа не последовало.
 
Обрывки посторонних разговоров, куски испанской и английской речи, доносились до него со всех сторон и он поймал себя на мысли, что ему не просто нравится это ощущение потерянности, чуждости всем и всему, что его сейчас окружало, но оно даже пьянит, вызывая, казалось бы, неожиданную эйфорию. 
 
Узкие улочки Сан-Педро-де-Атакама, с геометрической чёткостью прочерченные между одноэтажными постройками, ни чем друг от друга не отличаясь, бесхитростно копировали одна другую, однако, площадь и размер их был не велик, что значительно облегчало задачу Олега.
 
Вспомнив, что, пока он шёл в направлении рынка, по левую от него руку располагалось какое-то общественное сооружение, ничего с обычными магазинами, коими тут было заполнено всё, не имевшее, а на повороте к этим улочкам, сидели две старушки-индеанки, торговавшими листьями коки, декоративными шкатулками и прозрачными пакетами с киноа.

Фактически, они сидели на перекрёстке, довольно обособленно от остальной части торговцев, которые дисциплинированно занимали территорию рынка, так что ему оставалось только найти эту развилку.

На практике данная задача оказалась не такой простой, но всё же, после получаса ходьбы по солнцепёку, он наконец получил возможность выдохнуть с облегчением: старушки восседали на месте и два долговязых рыжебородых американца вяло торговались с ними, обильно удобряя испанский английским ненормативом. 
 
На радостях он даже приобрёл показавшуюся симпатичной шкатулку, пасторальный сюжет росписи которой был незатейлив и прост: на кофейно-молочном фоне присутствовали и кактусы, и альпаки, и пара индейцев в национальных нарядах, и даже непременный, неотвратимый вулкан Ликанкабур.

Общественное сооружение оказалось тем самым археологическим музеем, который упоминал в своих речах Михаил и, проходя мимо, Олег подумал, что надо как-то выкроить время на то, чтобы ознакомиться с хранящимися в нём тысячелетними мумиями, на каковых, благодаря уникальным климатическим условиям, сохранились,- если верить людям в нём бывавшим, - не только внешний облик умерших, но и украшения, обувь, одежда.

Бодро прошествовав мимо, он через каких-то пятнадцать минут, уже успел удобно устроиться в гамаке, подвешенном между двумя крепкими акациями на территории арендованного путешественниками дома. 

Олег рассчитывал вздремнуть, но у него ничего с этим не вышло в виду того, что как только он был близок к тому, чтобы заснуть, так сразу же начинал задыхаться.

Ощущения были такие, словно ему кто-то, весьма деликатно сдавив горло, перекрывал доступ кислорода к дыхательным путям, и он, вздрагивая всем телом, приподнимал голову и старался в инстинктивном порыве зачерпнуть побольше воздуха в лёгкие, однако, во вдыхаемом им газе нужного ему вещества недоставало и приходилось, подобно выброшенной на берег рыбе, широко открывать рот в надежде восполнить недостачу столь необходимого вещества.

 

Когда все улеглись спать, Олег, в условленный час, покинул своё бесполезное ложе, - заснуть, благодаря первым симптомам горной болезни, он даже не надеялся.

Едва он вышел из дома, как остановился поражённый открывшимся ему зрелищем: вся звёздная карта неба, все созвездия, магическим образом были доступны для обозрения, будто в планетарии, а синяя скатерть неба переливалась и сияла бриллиантовым блеском бесчисленных звёзд, усеявших, испещривших собою ночной небосвод.

Он пришёл в себя только тогда, когда ощутил прикосновение горячих губ к своей шее:

- Волшебство! Просто волшебство! Я в первый раз вижу такое! - услышал он восторженный шёпот у виска и руки Саши сомкнулись на его груди, - А знаешь...я читала...здесь базируется американская обсерватория NASA и многочисленные сверхмощные телескопы денно и нощно наблюдают за местным небом.

- Ничего удивительного. Космос здесь на расстоянии вытянутой руки.
 
- Как ты можешь стоять в этой футболке при такой температуре?! Холодно же, Олег! Надень, пожалуйста, хотя бы что-то ещё! Флиску, например! Иначе мне смотреть на тебя зябко!

"Действительно, - подумал он, - у меня пар изо рта идёт! Чёртова высокогорная пустыня!"


Вернувшись в дом лишь спустя несколько часов, Олег, осторожно освобождаясь от одежды, дабы не разбудить спавшего с ним в одной комнате Михаила, почувствовал себя так, словно только что нечаянно выиграл нечто настолько значительное, что ему было как-то не ловко перед всеми остальными жителями планеты Земля.

Это почти неосязаемое нечто, с одной стороны, было весьма хрупким, но, в тоже время таким всеобъемлющим, полным и законченным, что этим ни в коем случае нельзя было делиться ни с кем.

Лёжа на спине и улыбаясь темноте, Олег даже думал об этом с осторожностью, совершенно не обращая внимание на периодически возникающую нехватку кислорода, так что когда ему случалось, подобно астматику, ловить ртом таинственно ускользающий куда-то воздух, он списывал это на последствия того тонкого знания, обладателем которого он стал.

Сашина любовь была пропуском в иную реальность.   
 
Её чувственность была сложной и требовательной, но следовать ей было чистым, двадцати четырёх каратным блаженством, а лёгкость, с которой он обретал рядом с нею почти мифическую неутомимость, достигалась Олегом чрезвычайно просто и была сравнима разве что с бегом по облакам в крылатых сандалиях.
 
Прикосновение к другой действительности обязывало к определённого рода деликатности, к соблюдению ряда необходимых условностей, одним из каковых был не слишком обязательный долг беречь человекообразных от груза информации об этом. 

Людей и в самом деле нужно защищать от подобных вещей, ведь далеко не всякому психиатру стоит детально обрисовывать самые нежные галлюцинации, хотя бы из человеколюбия и опасения необратимо травмировать его психику, а что уж говорить о простых смертных, уделом которых, в лучшем случае, является тривиальный секс и короткий спазмообразный экстаз на его вершине?

Подобно тому, как однажды в детстве, во время долгой прогулки в разгар летнего зноя, он, отбросив в сторону пыльный велосипед, никак не мог напиться из бьющего из земли родника, всё приникая и приникая ртом к имевшей неповторимо свежий вкус упоительно прохладной струе, так и в эту алмазно сверкающую россыпями звёзд атакамскую ночь, он никак не мог оторваться от Саши, не мог насытиться её поцелуями, не мог утолить, казавшуюся бесконечной, жажду.
 
Там, за темнотой угольно поблёскивающих зрачков, за предштормовой синевой радужки её глаз, скрывалась существо, тянувшее к нему руки, желающее обнять и принять его, душа, чувствующая схожим образом и, - ему хотелось верить в это, - даже думающая на одном с ним языке.

Их взаимное и полное раскрытие навстречу друг другу представлялось ему чем-то нездешним.

На Земле, обычно, играли по другим правилам.

Но чаще даже не было смысла что-то открывать, ибо все эти сезонные любови были подобны сбору урожая: хризолитно переливающиеся в лучах солнца виноградные гроздья собраны и давить их какое-то время было мускатно-вкусно, но что толку вспоминать об отжатом и пролитом некогда соке, который так и не стал настоящим вином?

И тут Олег вспомнил Лину....

Что же было со мной такое, когда я ввязался в это? 
 
Ослепление?

Длительный обморок?

А была ли она вообще?
 
Была.
 
Но потерять её - самое прекрасное из всего, что только могло со мною случиться.
 
Основной мотив рваной мелодии её сердца - бросать то, что любишь.
 
Возможно, ей нравилось проделать нечто сравнимое с тем, что пару раз в юношестве проделывал он сам, разгоняя до чудовищной скорости свой мотоцикл и пролетая по прямой пусть и не совсем оживлённый перекрёсток на красный сигнал светофора, испытывая настоящий адреналиновый оргазм, упиваясь пленительной игрой на возможность молниеносной смерти, как величайшего и ужасного освобождения.
 
Он потянулся к телефону и ещё раз перечитал несколько дней тому назад присланное Линой сообщение: 
 
- "Я знаю, что я вела себя, как последняя сволочь. И я, наверное, не вправе рассчитывать, что ты мне ответишь. Но я умоляя тебя... сделай это. Никогда и ничего мне не хотелось сильнее, чем услышать твой голос и увидеть твоё лицо. Не звони. Это было бы слишком роскошным подарком для меня, а я его не заслуживаю. И сама это, увы, теперь понимаю. Просто напиши, что между нами ещё не всё кончено."   
 
Боже ты мой! Сколько же тут этих "я"?! Пять "я" и три "мне".

Да не виновата она ни в чём! 

Возможно, именно внутреннее уродство меня в ней и привлекало. Её совершенно разбалансированный микрокосм. 

Сам, что называется, напросился. 
 
Видимо, подсознательно хотелось мучительных переживаний. 

Но довольно - от эгоцентричных, слегка замаскированных под Ингрид Бергман невротических стерв и их увечных любовий, следует держаться подальше!

И он стёр сообщение, испытывая сложное, сопоставимое разве что со стыдом за самого себя чувство, как-будто он, неведомо как, но всё же сыграл роль балаганного шута в пьесе, призванной поднять настроение сказавшейся тяжело больной женщине, но которая не только была одержима страстью к манипуляторству, но и сама представляла собой нечто вроде сломанной изнутри говорящей куклы.