Розовый джинн из синей бутылки. Глава 18

Глава 18. Факир, подвигай бумажку!

     Первую ночь в детдоме Алеше снился Колян Монах, который опрокинул его на землю и топтался грязными кроссовками по груди, животу. Алеша задыхался.
Отниму у Коляна звездочку и сбегу! - решил он утром, поднявшись с тяжелой головой. - Только как отнять?

      Этим вопросом Алеша мучился весь день. Вечером после ужина в комнату заглянул Колян со звездочкой на груди.
      - Есть еще медали, колючка? – с ходу спросил он.
      - Отдай звездочку! – попросил Алеша. – Я тебе фокус интересный покажу.
      - Показывай!
      - Дай слово, что отдашь!
      - Ты сначала покажи! А я посмотрю, дать не дать, - нахмурился Колян. – Может, и отдам. Ну?!
      - Дай слово, что звездочку отдашь, - заупрямился Алеша.
      - Ша, малявка! Я свое слово просто так не даю, ты не девка в кровати. Показывай! – Колян плюхнулся на кровать. – Жду!


      Алеша смял бумажный листочек, положил его на тумбочку. – Посмотри, я бумагу сдвинуть могу, не прикасаясь.
     Китаец и Колян внимательно наблюдали, как он сел напротив и уперся взглядом в бумажный комок, минута-другая, бумага шевельнулась и медленно поползла к краю стола.
     - Ну-ка еще раз! – удивился Колян.
Алеша повторил и победно посмотрел  него.
     - На, рассказывай! - Колян протянул звездочку Алеше. – Только воду не мути!
     - Тут секрета нет. Нужно тренироваться долго, чтобы получилось, волю напрягать и представлять движение, - засуетился Алеша, крепко зажав звездочку в руке.
     - Представлять движение?! – поднял брови Колян. – Ты воду не мути, говори точно, в чем хохма! А то звездочку отберу!
     - Смотри! – Алеша заволновался, и ничего не получилось.
     - Ох, и дурят нашего брата, ох,  и дурят! Эх ты, факир! Дунул-плюнул и задвигалась! – съехидничал Колян. – Гони презент обратно!.. Аа-тнимается! - он забрал звездочку и, насвистывая, ушел.
     - Эй, Факир, подвигай бумажку! – засмеялся Китаец, когда ушел Колян.


      Алеша бросился на него с кулаками. Китаец ловко увернулся и больно ударил его кулаком в лицо. Алеша разъярился от боли и унижения и, размазав по щекам кровь из разбитого носа, снова налетел на Китайца, тот отработанным ударом молниеносно влепил ему в скулу. Алеша скорчился, закрыв руками лицо.
      - Так тебе и надо, батан! Нечего выделываться, а то так раскатаю сопелку, мало не покажется! – ехидно сплюнул Алик.


      Леша в ярости схватил подушку и полетел на Китайца. Навалился, опрокинул и, накрыв подушкой его лицо и грудь, начал давать тумаки в живот. Он был крупнее Алика, тот елозил, лупил ногами по полу и не мог вырваться:
      - Если еще раз ударишь в лицо, задушу! – дико прошептал Алеша в ухо и откинул подушку.
      - Ты чё? Я не чё! Сам полез! – оправдывался Китаец и, откашлявшись, хрипло засмеялся:  – Я думал ты - батан, а ты – жила, Факир!.. – дальше пошла матерщина.
      Так у Алеши появилась детдомовская кличка.

Учиться в Репинской средней школе, куда стекалось по утрам детдомовское племя, было несложно. Классы небольшие, десять-пятнадцать человек, программа легче, чем в городской школе, где учился Алеша. Домашнее задание делали на продленке. Можно было сходить в школьную библиотеку, взять книгу. Гораздо сложнее было привыкнуть к детдомовскому распорядку, в котором ничего не было домашнего, всё общее: подъемы, завтраки, уроки, обеды, ужины, отбой и опять подъем. Дисциплина.
С Китайцем он не ссорился, но не сдружился. Тот тянулся к большим ребятам, был у них на побегушках - за куревом, клеем «Момент» или по другой надобности, и гордился тем, что они пускают его в свой круг, дают покурить. Китаец по-мужицки крепко матерился и, видя, что Алеша не принимает его «взрослую» речь, презирал его, как презирал все, что было сложнее дважды-два. Учился Алик еле-еле, читал по слогам, и страшно злился, если кто-то был умнее. Алеша был умнее. Помня урок с подушкой, Китаец в занозу не лез, но не упускал возможность высмеять его, заводя других ребят.
- Факир, подвигай бумажку! – неожиданно выкрикивал он в классе в полной тишине, Алеша втягивал голову в плечи, делая вид, что не слышит. Китаец особым уважением не пользовался, но несколько ребят, готовых развлекаться на уроках, всегда поддерживали его. Все вместе они делали жизнь Алеши невыносимой, дразнили, дергали. Уж слишком не вписывался он «в колорит» детдомовской жизни задумчивыми глазами и любовью к книгам.
- И откуда ты такой умный к нам явился?! – удивленно спросил его в первый школьный день Степанушка Бык, так полушутливо звали большого курчавого парня с выпуклыми глазами, похожего на барана, после урока литературы, когда Алеша прекрасно, без запинки, прочитал две басни Крылова.
- С того света, - мрачно пошутил Алеша. – Я пришел к тебе с приветом!
Степанушка был прост и наивен как пятилетний ребенок. Пожалуй, из детдомовских, он больше всех понравился Алеше. Он был по-детски послушным, старательно учился, усидчиво делал домашнее задание, зубрил, но в итоге ничего не помнил, не знал, не запоминал. Способность оставаться чистой белой доской, каким бы резцом на ней не высекали знания, подарила ему вечно пьяная мать, которая загуляла так, что его, голодного, грязного и вшивого, в  семь лет определили в детдом. Несомненно, ума ему досталось немного, но он был добр – а это главное, считал Алеша.
В классе на передних партах, кроме девчонок, (а они были все какие-то нескладные, и Алеше никто не приглянулся), сидели два Бэтмана, крепкие, похожие на близнецов-братьев пацаны,  и Спайдермэн – эта команда «домашних» ребят из поселка всегда стояла друг за друга. В голове у них были одни компьютерные стрелялки, и всех, у кого компа не было, то есть детдомовских «уличных» ребят, они презирали.
Перед учительским столом сидел за партой добродушный даун Костя - Киндер Сюрприз, так прозвали его ребята, сын учительницы рисования. Учиться по-настоящему он не мог, но Светлане Игоревне хотелось, чтобы сын «учился», и никто не возражал. Мама была всегда в школе, к нему привыкли и не обижали, зная, что накажут. Светлана Игоревна как наседка прибегала после каждого урока. Алеша с завистью смотрел, как она поправляет ему воротничок, гладит по голове с плоским затылком, укладывает тетрадки в портфель. Киндер Сюрприз сидел и смотрел на всех косыми глазками на плоском, как лепешка, лице с полуоткрытым ртом, и часто улыбался. Алеша, косясь на него, страшно, до слез завидовал тому, что у него есть мама.
На задних партах сидели детдомовцы: Тупо – худой беспокойный мальчик с бегающими глазами, который постоянно вздрагивал, ожидая подвоха. Сникерс - зубастый, конопатый кнопка-двоечник с тяжелыми, как кувалды, кулаками. Он всегда поддерживал Китайца в хохмах и очень любил батончики Сникерсы. Верзила со смешной фамилией Канделябров. Канделябр был даже не второгодник, а третьегодник. Он так досаждал учителям на уроках, что они искренне радовались, когда он пускался в бега. А убегал он из детдома часто и надолго.
Бегал из детского дома и Тупо, так прозвали Саньку Данилова. Он до Алеши жил в комнате с  Китайцем.  Когда Алешу подселили, был в бегах, теперь его вернули полиционеры, так звали детдомовские полицейских. Бегал он каждые два-три месяца. Станции за три до Репино был небольшой полустанок Дергачево с одной улочкой в двадцать полуразвалившихся деревянных домов. В одном из них жили Санькина бабка и отец, работавший на железной дороге. Мать спилась и умерла от паленой водки, отец или пил, или работал. Он был тощий и сухой, как наждак. Бабка постоянно болела, вот-вот отдаст концы. Но Саша устремлялся в скудное жилище, где иногда была только корка хлеба и сморщенная картошка за завтрак, обед и ужин, всеми силами души. Его отлавливали, возвращали в детдом, но недели через две-три он снова мечтал убежать. И с этим ничего было нельзя сделать, разве что приковать его цепью к детдомовской кровати.
- Ты знаешь, Данилов, что тупо так бегать! Ты пропускаешь уроки, не учишься, в результате останешься на второй год!  – строго говорила Ева Арсеньевна. Санька вздрагивал и, молча, кивал головой. Когда она уходила, повторял одно и тоже: «Тупо так тупо, все равно сбегу! Там у меня отец и баба Фрося!..» – И через месяц-другой снова ударялся в бега.
Ева Арсеньевна, высокая, нескладная воспитательница их группы, считала, главное в воспитании -  занять ребят физкультурой, чтобы у них не оставалось времени на пустые проказы. По ее команде все бегали, прыгали, играли в футбол, баскетбол с утра до вечера. Алеша к занятиям физкультурой особого восторга не испытывал, старался избегать их под разными предлогами. Поэтому отношения с воспитательницей у него сразу не сложились. Ева Арсеньевна считала его тунеядцем и маменькиным сыночком, у которого слишком много фантазий и умничанья, часто в наказание заставляла дежурить по столовой или мыть пол в умывалке.

- Почему ребята кричат: «Факир, подвигай бумажку?» – спросил Алешу Санька Данилов, отловленный после побега, когда они остались одни.  Китаец ушел курить к большим ребятам.
- Потому что я могу двигать бумагу, не касаясь ее. Я показал этот фокус Коляну, тот обозвал Факиром, - пояснил Алеша.
- Ты взаправдошно можешь? – удивился Санька. – Покажи!
- Когда расскажешь, как отсюда сбегаешь. Я тоже хочу в бега. По телевизору говорили, что изобрели такие облака, на которых можно летать. Вот бы улететь отсюда!
- Ну, ты даешь! Облака же проваливаются?!
- Эти не проваливаются. Они сделаны из такого вещества, которое в бутылке, как монтажная пена. Выпустил из бутылки облако как джинна и заказывай, куда лететь, оно мысли читает и слушается. Я хочу улететь на таком облаке мамку искать!
- Где ты его возьмешь? Лучше подвигай бумажку, я посмотрю!
- Возьму, - упрямо сказал Алеша.

(Продолжение гл. 19)