Т. Глобус. Книга 4. Глава 5. Обошлось

Глава 5. Обошлось

Крат включил воду - под ударами воды забегала по раковине древесная крошка. Он постарался загнать её в сливную дырку, но та не давалась.
- Ну хватит уже! - обратился к ней, потом взял пальцами и отправил туда.

Настроение у него было растроганное и встревоженное. Он верил, что общение с отцом было настоящим. Участие демона, вероятно, ограничилось надписью на стекле: Фокусник напомнил о себе для чего-то.

Или демоны вправду умеют играть умерших людей?

Крат не верил, что можно так сыграть. Если встреча была настоящей, значит, погибший отец не вернулся к источнику жизни. Для этого ему необходимо освободиться от земной заботы. Негоже ему там оставаться, в демонском промежутке, среди призраков и следов памяти - в той стране, которую следует назвать мировым сновидением.

Лампочка над головой лопнула и разлетелась. В темноте его глаза напряглись, требуя появления предметов. Сердце застучало громче.
 
Он подкрался к печке, нащупал спички, открыл заслонку на трубе, скинул с печки журналы, разорвал один из них и сунул в топку, поджёг - появилось танцующее пламя.

Положив ещё чтения в огонь, выбрался на улицу. Здесь Крат насобирал берёзовых сучков и вернулся. Подкинул дров и сел перед огнём, свесив голову. Ни о чём не хотелось думать. А потом настало утро.
 
День-день, - прозвенела колокольчиком корова и с хрустом отгрызла пучок травы под окошком. 
 
Крат спозаранок прибрался, умылся и пошёл гулять. Людей не видно. Коровы, покачивая боками, с пыхтением выходили из дворов и шагали ему навстречу. Потом появился пастух на шатких ногах, со смазанным лицом - призрак вчерашнего вечера.

Крат ему показался, наверно, призраком из будущего. Крат поздоровался. Пастух не стал тратить голос на чепуху. Ботфорты, шляпа, кнут. В такую шляпу удобно блевать, например, в автобусе, если укачает.

Крат изучал деревню и внимательно осматривался. Комары полётывали. За боковым проулком притаился пруд. Ряска на воде, мосток над водой для стирки и детского ныряния; лягушка шмякнулась пузом в пруд. Крат проследил за её проплывом под мягкой, шелковистой водой. Ушла в глубину брассом.
 
Крат сел на её место, призадумался. Комары отвлекали его, зудя возле уха - примеривались, как бы залететь ему в голову. (Зря, они бы там не нашли себе понимания.) Он смотрел на воду: в подводную тенистую обитель, а также на отражение деревьев и неба. (Так у Лили в глазу есть и глубинная обитель, и маслянистое отражение чего-нибудь.)

По ту сторону пруда стоят в плавных позах, как заколдованные балерины, осины, берёзы, ивы.
 
Он задался вопросом о ночном поведении предметов. Для чего шевелилась и корчила морды его комната? Наверное, для того, чтобы расшатать его сознание. Для чего? Неважно. В любом случае, рассудку полезно, когда над ним измываются, - пояснил себе.
 
Он догадался, почему эта пара-психо-страхо-шатия-братия так привязалась к нему. Потому что он открыт для флюидов, для гипноза и наваждений, для надежд и страхов.
 
Как тело облекает, оберегает кожа, так душу оберегает рассудочный, идеологический фильтр. Которого у Крата нет. Он беззащитен. Потеря фильтра произошла, должно быть, из-за доверчивости и отзывчивости. Даже когда ему бывало больно, он не защищался и не слушался трусливых велений своего эго: зажмурься! - отвернись! - не верь! - ты ещё себе пригодишься! - береги себя! Крат не слушался таких инструкций, и поэтому его защитный фильтр отключился.
 
Конечно, доверчивая открытость содействует познанию, однако подвергает Крата опасностям.
 
Насмотревшись на пруд, он дальше отправился гулять под хрипатые вопли петухов и собачий лай. Собака - душевное животное, она не со зла… ничего личного: у неё служба такая. Долгая работа в охране приучила её к противному брёху. (Задача формирует организм и поведение, задача входит в геном. Задача принадлежит будущему и оттуда лепит настоящее. Прошлое всего лишь поставляет пластилин для лепки. Ошибся Дарвин. Всем управляет будущее.)
 
Словно великан, выглянул над избами храм, его изломанное тело. От купола остался прозрачный дощатый каркас. Дырявые кирпичные плечи обросли полынью. Крат зашёл внутрь - покашлял, послушал робкое эхо. На стенах была когда-то роспись - ныне стёрлась: шершавое время, шершавые люди. Кое-где свежо и безобразно оставили свои имена современники.

Почерневший белокаменный пол покрыт крошками старого гипса и птичьим помётом. Убили храм - ушла душа богатыря - остался остов - игралище ветра и дураков. Как тут не вспомнить Змея, который навредил России больше, чем какой-либо другой стране!

Другие страны с ним подружились, там отношения сложились мягче: люди поползли за Змеем к процветанию. А на Руси он лютовал. Здесь в него плевались, от него прятались под землю, запирали себя в пылающих избах… а когда он одолел ненавистную Русь, то не успокоился - долго ещё мстил, применяя историческую изобретательность, натравливая на измученный народ революционеров, уголовников, пламенных атеистов, чекистов, психиатров, бюрократов.

Крат сел на корточки и сжался от моральной боли. Его порыв сразиться со Змеем увиделся ему в двух образах. С одной стороны, это был порыв негодования и ненависти, которая поселилась в Крате в далёкие райские времена. С другой стороны, это была идея безумца, который хочет выйти на битву против планетарной силы на двух своих маленьких ногах.

Крат всё это понимал. Как заправский путешественник в мире смыслов он научился трезво оценивать своё положение, однако трезвый ум не означает обывательской прагматичности. Крат готов одобрить самый фантастический план ради идеи, ради светлого символа. Он ведь ходил искать Создателя, зная, что встречи не будет. Вообще, не может быть, ибо Творец - не лицо, не фигура.
 
Никакая рациональность не бывает абстрактной, это всегда соотнесённость ума с целью. Обывательская рациональность - это бытовой прагматизм, это здоровье, польза, выгода и соответствующие черты характера, то есть расчётливость и домовитость. И всё это правильно, потому что цель обывателя - земное преуспевание.
 
А цель искателя смыслов - найти исток всего сущего, поэтому в его уме работает иная рациональность. И поход к Создателю может быть для него идеальной и главной задачей, несмотря на то, что задача невыполнима. (Вопрос об исполнимости пусть волнует обывателя.) Битва против Змея с точки зрения Крата также не есть глупость, хотя есть абсурд.

Искатель смыслов стремится к высшему (изначально-конечному) смыслу. Высший смысл - не понятие, но живая сущность. Она не доступна формальному знанию, но доступна для духовного прикосновения... пусть опосредованно - через таинство и красоту, через созерцание умного света.
   
Противостоит высшему смыслу именно Змей-Гордыныч. И он тоже не есть понятие, но живая сущность.
 
Если действие Бога выражено в оживлении неживой пустоты и в созидании вселенского целого, то действие Змея выражено в разрушении вселенского целого. Змей дробит бытие на множество частных "Я", накачивая каждое "Я" гордыней.

Значит, Змею надо дать в морду. И это убедительно заявляет внутри Крата его мужское сердце. И трезвый ум не клеймит названную задачу как безумную. Напротив, надо! Но как это сделать?
 
Крат, хрустко шагая по пустому храму, вдруг догадался, как вызвать Змея на дуэль.
Идея была столь простой и прекрасной, что он засмеялся. Неважно, что спал мало, он вмиг сделался бодр и весел.
 
Навестил сестёр. Они усадили его завтракать за белотканную скатерть. Поставили перед ним блюдо с блинами, придвинули домашний творог, мёд в сотах и травяной чай. Сёстры поглядывали на него с искоркой любопытства, но он молчал и улыбался.
 
- И что тебе снилось? - наконец поинтересовалась Настя.
- Я про смету думал.
- Про Свету?
- Нет, я смету сочинял, ну, записывал необходимые покупки. Компьютер, звуковые колонки, проектор, телевизор…
- Вот так ночка: со Сметой! - воскликнула Настя.

У женщин ясные чистые лица, и утренняя горница, и звучание речи - всё отвечало его радостному настроению, которое создалось в результате озарения.
 
- Так ты рассчитываешь на то, что администрация с тобой деньгами поделится? - озадачила Настя.
- Не рассчитываю, - согласился Крат. - Но всё равно смету готовлю.
- Готовь, готовь. Бог поможет, - сказала Наташа.

- Ты различай, Натуля, где Богу интересно участвовать, а где не очень, - съязвила Настя.
- Советуешь "фильтровать базар"? - уточнила Наташа.
- Вот именно, - кивнула довольная Настя.
И все покинули стол. Наташа осталась прибираться. Настя пошла в коровник, а Крат - на автобус.
 
В городе мотылёк радости покинул его… из-за паспорта. Он посмотрел в небо. За белой пеленой солнце приобрело мягкий белый цвет, и на него можно было смотреть не мигая. А над городом к небу тянулись антенны, как вставшее дыбом волосьё.
 
Вот он - миграционный центр и паспортный отдел. Крат стиснул в себе душу, окаменел, чтоб не трепыхалась.

В миграционном центре он пробыл часа два. Но состарился на год. Подробнейшая анкета, фотоснимки, ответы на полиграфе, сканирование глаз... Кратом занимались мужчина и женщина, изготовленные, похоже, на три-дэ принтере.
 
Данные были введены правильно; к ним специалист присовокупил биометрию руки: "Пожалуйста, левую руку ладонью на экран. Результат и документ будут готовы завтра".

Социум - сила злопамятная. Даже если сообщение о правонарушении попало в архив по ошибке, оно там сохраняется. Кража медикаментов, убийство Зои Грушиной - эти злодеяния наверняка остались в его досье. Там ведь не правда важна, а данные в базе данных.
 
Он старался об этом не думать, но думал. Завтра получит либо паспорт, либо постановление о задержании, либо… Ли Бо едет в ссылку. 

После миграционного центра он, как морально измученный, освободил себя от хождения по магазинам и в свой список даже не заглядывал. А, может, вообще не надо будет никаких покупок. Ближайшим автобусом вернулся в деревню.

С каждым часом его жизнь становилась всё тревожней, темней и бессмысленней. Его как будто заколдовали паспортисты. В таком настроении Крат не пошёл к сёстрам. Пошёл в магазин и купил бутылку водки. Купил две минералки, плавленый сырок, несвежий салат в маленькой прозрачной коробочке.

К счастью, вечер настал пасмурный, под стать... Он хотел смотреть на огонь, поэтому засветло позаботился о дровах. Какие-то муж и жена с приветливыми лицами остановились возле него, поговорили о том, о сём, познакомились. Но он их не запомнил.

Заготовил хвороста в достатке, будто на холодный осенний вечер и заодно очистил от мусора территорию. Откуда-то в его руке оказались грабли. Ну да, он причесал газон возле крыльца. Откуда они взялись? Зубатые… хрен его знает.
 
Каждое движение производило в нём волну тоски. Когда он был маленький, мысль о смерти вызывало в нём рвоту. Мысль о базе паспортных данных не была столь чудовищная, но тоже вызывает в нём тошноту. В любом случае, эти сведения не имеют к нему отношения. Что-то мёртвое.

Наташа пришла пригласить его на ужин - постояла, поглядела, перекрестила его и ушла. А он заперся изнутри и занялся печкой. Развести и поддерживать огонь - любезное занятие. Поставил на печку чайник. Подтащил рядышком стол, разложил ужин. Открыл очаг, чтобы видеть огонь. Печь пела свою слитную, тугую песнь. Чуть потрескивали дрова. Скоро чайник стал подпевать, то шурша, то попискивая.

Ага, всё откупорено, разложено в красивом порядке. Пора вечерять. Он аккуратно налил немного водки в гранёный стакан. В чайную чашку плеснул шипучую минералку.
Посмотрел на огонь, обвёл взором комнату. "Спасибо вам", - сказал и выпил.
 
Немного полегчало. Заметил, что окно не занавешено после общения с отцом - поправил занавеску и вновь уселся на старый венский стул, всем телом постигая, что покой дороже счастья. Завтрашний день ещё в отдалении; надо было водки взять больше, тогда завтрашний день ещё отодвинулся бы.
   
Ночь выдалась беспамятно тихой. Он поспешно проснулся и глянул на часы: 7.30.  Автобус до райцентра отходит через полчаса. Значит, скоро всё выяснится, слава Богу. 
      
"Терпение, - заклинал себя в автобусе. - Лицо должно быть спокойное. От того, что я буду нервничать, события не улучшатся. Доверие и терпение".

И ему выдали документ - паспорт, а не наручники! Причём никто и глазом не моргнул.

Он взял свой главный документ с такой радостью, словно получил помилование вместо смертного приговора. (Чувство вины не покидает его с малолетства; возможно, чуткая совесть отвечает не только за своё.)

Сейчас ему не терпелось кого-то обнять. Прежде всего, Наташу. И Жоржа, и Настю, и Кузьмича. Нет, до Лили дело не дошло бы.

Позвонил Наташе, и она подхватила его радость своим чистым голосом.
"Родной ты мой человек", - сказал он ей уже не в трубку, а в этот светлый день. Облачная пелена altostratus накрыла небо праздничной скатертью. Паспорт у него лежал в кармане поверх сердца, и Крат не забывал его трогать.

Настал черёд магазинов и выяснения стоимости товаров. Цены он записывал в новенький блокнот. На одной странице - всё для ДК. На другой - для проекта "Змей". Выяснил стоимость доставки.

А для быта купил настольную лампу, фонарик, саморезы, пассатижи, отвёртку, изоленту, уровень и прочие штучки для проживания и рукоделия.

Он оттаял после паспортного морока. В универмаге, правда, чуть не лопухнулся. Его приворожили наручные часы, в которых сочеталось множество полезных и бесполезных функций: интернет, ключ к персональным дверям, банковская карта, телефон, телевизор, дневник, счётчик пульса и давления… Цена кусалась, но дизайн ласкал зрение. Крат потоптался и, скрепя сердце, отказался от покупки, упрекнув производителей в том, что те не добавили сюда кофеварку, топор и спальный мешок.
 
На обратном пути, сидя в автобусе, он приступил к обдумыванию ловушки для Змея - ловушки, в которой используется принцип не физического захвата, а символического.

Это раздумье прибавило ему радости и нравственных сил.