107 Зависть завистников 28-29 марта 1972

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

107. Зависть завистников. 67-й ОДСРНК ДКБФ. 28-29 марта 1972 года.

Сводка погоды: Калининград, вторник 28 марта 1972 года дневная температура: мин.: 1.9°C, средняя: 4.5°C тепла, макс.: 7.3°C тепла, 0.4 мм осадков.

Неожиданное объявление на субботней вечерней поверке 25 марта 1972 года приказа командира корабля капитана 3 ранга Е.П. Назарова о поощрении группы матросов, старшин, мичманов и офицеров экипажа БПК "Свирепый" за отличное выполнение приказа по созданию сводной организационной документации корабля, особенно объявление о том мне дали 10-дневный отпуск с выездом на родину, пробудило такие противоречивые эмоции, чувства и отношения в экипаже, что мне стало не по себе. Мои друзья по группе печатников и чтецов, которые с мучениями печатали инструкции, описания, боевые книжки матросов и старшин, видели и знали, как я работал, что делал, как мучился вместе с ними из-за боли под отслоившимися ногтями. Они видели какие я рисовал схемы и чертил таблицы, знали оценку и реакцию штабных командиров и флагманских специалистов Балтийской ВМБ (военно-морской базы - автор). Другие ребята, годки, подгодки и молодые, которые  в это время работали на новостроящемся корабле и участвовали в монтажно-наладочных работах, считали, что это они достойны вознаграждения за их труд, за то что они в грязи, в сырости и холоде таскали тяжёлые кабели, арматуру, "железки", выгребали с боевых постов строительный мусор, чистили и драили "железо и медь".

Многие в том субботнем приказе тоже получили свои вознаграждения, например, благодарности командования, командира корабля, но никто из них, то есть годков и подгодков не получили, как я, салага и молодой, 10 суток отпуска с выездом на родину. Больше всего годков и подгодков возмущало то, что я получил эту высшую форму награждения для рядового матроса всего лишь через 5 месяцев службы на флоте. С такой "несправедливостью" они мириться не хотели и не могли (по своему статусу годков и подгодков - автор), это было с их точки зрения нарушением традиций и их прав. Только пять годков и подгодков поддержали меня: старшина и командир отделения (увы, не помню какой боевой части - автор) Сергей Берёза, мой командир отделения рулевых БЧ-1 старшина 1 статьи Александр Кузнецов, командир отделения электриков ПДО Валерий Юрьевич Клепиков (период службы 12.05.1970 - 05.1973), командир отделения радиотелеграфистов Валерий Павлович Скиба (период службы 14.05.1970 - 05.1973), старший телемеханик Микалин Владимирович Горловский (период службы 20.11.1970 - 11.1973). Все эти моряки были членами комитета ВЛКСМ комсомольской организации экипажа БПК "Свирепый" и практически защитили меня от "тёмной", которую мне собирались устроить недовольные завистники.

Увы, к сожалению, есть люди, которые во всех своих бедах и неудачах винят кого угодно, только не себя, которые завидуют успехам других, считают себя несправедливо обойдёнными, незаслуженно незамеченными, обидно не поощрёнными. Как правило, это очень себялюбивые и самолюбивые эгоистичные люди, характеры и личности, они очень стараются быть на виду, на слуху, в центре внимания, но не за счёт своего трудолюбия, скромного достоинства и незаметного фактического хорошего поступка, а за счет эффекта, красивой позы и героического действия, которое очень похоже на подвиг, но таковым только кажется с виду, а на самом деле, просто эффектное позёрство.

Таким людям для настоящего героического поступка или подвига, как правило, не хватает терпения, выдержки, настойчивости, сознательной разумной расчётливости своих сил, умений и опыта, они хватаются за какое-либо дело, пытаются его совершить сразу, нахрапом, а когда у них не получается или они устают, то перекладывают это дело на "чужие плечи" и в результате оказываются в стороне от справедливой оценки и вознаграждения. К сожалению, таких по характеру и темпераменту ребят в первом изначальном экипаже БПК "Свирепый" было много, если не большинство. Больше всего их сердило и возбуждало ревностную зависть то обстоятельство, что я был молодой, почти салага, что я "не должен был" попадать в этот приказ о поощрении личного состава, что мне "ещё рано" получать награды, да ещё десятидневный отпуск с выездом на родину. Странно, но даже наш штурман командир БЧ-1 Старший лейтенант Г.Ф. Печкуров тоже считал, что мне ещё рано давать отпуск, что я ещё не заслужил такого поощрения и он категорически возражал и был против включения меня в тот приказ командира корабля.

Инициатором приказа о поощрении личного состава группы-команды печатников и чтецов, которые создали комплекс корабельных расписаний, были старший помощник командира корабля капитан-лейтенант А.А. Сальников и сам командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров, они-то лучше всех понимали значение и ценность нашей "стахановской" работы, понимали и видели наши старания и мучения.

С понедельника 27 марта 1972 года мы, экипаж новостроящегося БПК "Свирепый" на месяц раньше запланированного срока приступал к изучению и отработке всех наших действий по боевым и повседневным расписаниям, причём сразу по программам и требованиям боевой подготовки курсовых задач "К-1", "К-2", ПВО, ПЛО и ПДСС. Это была инициатива командира корабля и наше общекорабельное социалистическое обязательство - досрочно подготовиться к ходовым и государственным испытаниям БПК "Свирепый", досрочно сдать курсовые задачи и досрочно подготовить наш корабль к одиночному плаванию первой БС (боевой службы). Об этих обязательствах знали только командование Балтийским флотом, Балтийской ВМБ, 128-й бригады 12-й дивизии ракетных кораблей ДКБФ и коммунисты первичной партийной организации экипажа БПК "Свирепый".

Мне стало труднее служить. Вернувшись в свой кубрик-казарму, обнаружив вместо моей новенькой робы первого срока носки чёрную от маслянистой грязи чужую робу, я остро почувствовал отчуждённость. чуждость и завистливую озлобленность некоторых моих товарищей по службе, остро почувствовал несправедливость такого отношения к себе, немного растерялся в непонимании и, чего греха таить, испугался дальнейших последствий. Мои друзья по службе в 9-м Флотском экипаже ДКБФ в городе Пионерский предупредили меня, что годки и подгодки собираются устроить мне "тёмную".

- Саш, - горячо шептал мне в ухо мой одногодок матрос электрик артиллерийский БЧ-2 Коля Гилёв (период службы 04.11.1971 - 16.11.1974), - тебе годки и подгодки хотят "тёмную" устроить. Говорят, что ты зазнался, порядки нарушаешь, в годки не по сроку метишь, фуфло гонишь, себе чужие дела приписываешь.

В горячем сочувствующем тоне моего товарища по 9-му Флотскому экипажу ДКБФ я слышал нотки сомнения и согласия с годками и подгодками, попытку услышать от меня веские оправдания, но я решил не оправдываться ни в чём и ни перед кем. Сообщать "кому следует" об угрозе, нависшей надо мной, я тоже не хотел, поэтому решил: "Пусть будет, как будет. Чему быть, тому не миновать, а во время "тёмной", я ещё посмотрю, кто кого...".

Два дня я замечал косые взгляды, настороженное замедленное, как перед прыжком, поведение некоторых "товарищей", видел краем глаза, как кое-кто шушукается и поглядывает на меня, смотрел и проверял наличие моей объёмной не по фигуре шинели на общей вешалке в казарме, которой, как предупредил Коля Гилёв, меня и будут накрывать с головой, прежде чем бить руками и ногами.

Вечером, укладываясь спать, я представлял себе в видениях и образах, как это будет и ждал, что мне всунут между пальцами ног свёрнутые кусочки газеты и подожгут их спичками, - это было начальное весёлое "шутливое" испытание-розыгрыш "салаги" или "молодого" на "вшивость", то есть на стойкость годковским шуточкам... Если бы я начал яриться, ругаться, грозиться и орать благим матом, то на меня быстро накинули бы шинель и тумаками заставили бы "заткнуться и не будить своими кошмарами уважаемых годков". Поэтому я спал "вполглаза" и через каждые 10-15 минут переворачивался в постели, вскидывал, как будто во сне, голову с подушки и "оглядывался" по сторонам...

Ребята не знали, как мы спали во время ночного дежурства на промозглом сыром корабле в пещерной опушке инея, как мы даже во сне машинально брали железки, как не просыпаясь, орали в ночную тьму: "Положь на место, падла!". В тот поздний вечер-ночь, когда я почувствовал, что вот сейчас случится годковская "тёмная", я так и сделал. Мой грозный вскрик был настолько неожиданным и пугающе грозным, что вся остальная "публика" на койках, которая с интересом ждала, что же получится у годков, невольно вздрогнула и дружно заржала от напряжённого гомерического смеха.

Опешившие годки и подгодки, штурманский электрик Толя Мартынов и примкнувший к ним Толя Телешев, который стоял в сторонке, от неожиданности стушевались и быстро юркнули в свои постели, что ещё больше усилило обидный и насмешливый гогот моряков в нашем кубрике-казарме. Прибежал взъерошенный дежурный по низам, а за ним дежурный офицер по кораблю и тоже грозно спросил в темноту: "Что случилось?".

- Ничего, - ответили ему из темноты. - Просто Суворову страшный сон приснился. Он решил воров напугать своим криком.
- Напугал? - спросил офицер.
- Нет, только рассмешил...
- Тогда кончайте гоготать и спите, черти, - приказал дежурный по кораблю, - а то я вам быстро "светлую" устрою.

Далеко за полночь, когда я немного успокоился, расслабился и потерял бдительность, Толя Мартынов вдруг встал на свою постель ногами, поднялся ко мне и с силой ударил меня кулаком по лицу. От неожиданности я сначала опешил, замер, проснулся, вскипел негодованием, но вокруг была тишина, я чувствовал, что все спят и даже дневальный по кубрику-казарме сидя спал у своей тумбочки, уронив голову на скрещённые руки. Я ещё немного прислушивался к ночной тишине, хотел было встать и "ответить" своему соседу снизу, но потом подумал голосом моего друга деда "Календаря" из деревни Дальнее Русаново: "Утро вечера мудренее. Будет утро и будет следующий вечер, а сейчас - ещё не вечер".

С утра среды 29 марта 1972 года я искал встречи с Толей Мартыновым, но он делал вид, что ничего не случилось, всё время был с кем-то из нежелательных свидетелей и вероятных участников нашего короткого общения-разговора, поэтому через несколько часов ко мне пришли ещё одни слова-мысли, сказанные теперь голосом моего папы, Сергея Ивановича Суворова: "Вот и хорошо, теперь у тебя есть ответный "выстрел". Жди удобного момента". Мне не очень-то хотелось ждать, хотелось ответить Анатолию тем же и сейчас, но по его опасливой реакции и избеганию меня я вдруг понял, что он меня опасается и мне пришло в голову, что это лучше, чем лезть в драку на физически более сильного противника. Лучше я возьмусь за укрепление себя физически и получу от Сашки Кузнецова несколько приёмов рукопашного боя, в котором он считался мастером.

Не знаю, знали ли другие ребята, матросы, старшины, годки и подгодки о нашем с Толей Мартыновым конфликте, но с этого момента что-то в отношении меня изменилось: меня перестали игнорировать, начали опять со мной говорить, разговаривать, делиться своими мнениями и суждениями, читать свои письма, стихи, слушать как я читаю вслух флотские и морские стихи и пою свои авторские песни под гитару, в столовой рядом со мной опять начали садиться мои друзья и товарищи по боевой части, Толя Телешев попытался оправдаться о своём участии в "тёмной" и я оказался перед трудным выбором - принять эти знаки внимания или отказаться, отгородиться и отстраниться от ребят. Я выбрал первое...

Более того, я решил восстать против годков и годковщины, которая с приближением срока выхода Приказа о ДМБ весеннего призыва 1969 года, приобретала все те порочные и жёсткие формы, как годковщина в 9-м Флотском экипаже в декабре 1971 года. Весенние ДМБовские годки стали непримиримыми, заносчивыми, наглыми, хамовитыми, откровенно независимыми, отстранёнными от службы и корабельных дел. Формально они ещё лениво вставали в строй, ходили в завод на корабль, но не участвовали ни в каких делах и работах, только "шпыняли" молодых, кучковались и прятались группами в "шхерах", "стреляли" сигаретки или "бычки", посылали всех и каждого "далеко и надолго" и всё пытались уговорить кого-то из работников завода, чтобы те принесли им спирта или водки. Вести себя "по-годковски", то есть ничего не делать, не служить, а только пользоваться всеми благами, что даёт моряку военно-морская служба, стало навязчивой "идеей фикс" ДМБовских годков весеннего призыва 1969 года.

Во вторник 11 апреля марта 1972 года был издан Приказ МО СССР Маршала Советского Союза А. Гречко № 80 "Об увольнении из Вооружённых Сил в мае-июне 1972 года военнослужащих, выслуживших установленные сроки службы, и об очередном призыве граждан на действительную военную службу" и с этого момента, который был торжественно объявлен дневальным по кубрику-казарме, ДМБовские годки призыва май-июнь 1969 года, а следом за ними годки призыва ноябрь-декабрь 1969 года, начали борьбу за власть в экипаже личного состава БПК "Свирепый". Вот в какие мельничные жернова я попал...

Фотоиллюстрация: Конец 80-х годов XX века. Город Калининград. Здание строящегося Дома Советов на Королевской горе рядом с развалинами бывшего Королевского замка Кёнигсберга, "оплота прусского милитаризма". Символ победы Советской власти "в логове фашистского зверя". Главный архитектор и автор проекта Дома Советов Юрий Александрович Моторин и команда архитекторов под руководством Юлиана Львовича Шварцбрейма, директора творческой мастерской ЦНИИЭП им. С.Мезенцева – Центрального научно-исследовательского и проектного института жилых и общественных зданий. В Южной башне - обком КПСС, в Северной башне - облисполком Калининградского Совета народных депутатов. Стройка началась в 1970 году. Автор обновлённого проекта Дома Советов - архитектор Лев Валентинович Мисожников. В 1991 году стройка была "заморожена".