Т. Глобус. Книга 4. Глава 6. Валентин

Глава 6. Валентин

- Хорошо ты устроился тут, складно, - огляделся Кузьмич и сел за стол в пустоватой комнате. - Слушай, а, может, забацаем театр? Людей мало, зато соседей полно, - азартно потёр колени, как будто поблагодарил их за то, что эти ноги привели его в такое хорошее место.
 
Глазами Кузьмич сопровождал движения Крата, который вкусно наливал ему водку и накладывал в тарелку закуску. Эти действия Кузьмичу нравились, и глаза у него были добрые и влажные.

- Да ну его! Мы умеем жить на сцене, а на земле не умеем, - возразил Крат. 
- Горожане всегда о земле рассуждают и нас, деревенщин, поучают.
- Я не про сельское хозяйство говорю, - засмеялся верному замечанию Крат. - Я про жизнь вообще. Изображать умеем, а жить не умеем. Оттого у нас театров больше, чем фабрик и мастерских.

- Ладно, сейчас тяпнем и обсудим, - Кузьмич встал, как будто на собрании. - Хочу выпить за твой приезд. Спасибо, Юра! И давай между собою на "ты".
Крат поднялся, они торжественно чокнулись. Легко им было беседовать. Два внимания были открыты друг другу, поэтому легко.

Крат снова подготовил стопки к поднятию и сказал то, о чём даже не думал, а то, что носил в себе как ощущение.

- Мы живём плохо, потому что умных и порядочных людей у нас не хватает. Их извели за двадцатый век. Нынче активные люди пользуются не умом, а хитростью. А ленивые так вовсе ничем не пользуются. Радости и цели у нас нет. Романтические сюжеты и социальные амбиции - это всё, что нас интересует. Публичная культура занимается только тем, что льстит нам или дразнит нас. И уже не знает, как поновее пощекотать. Я хочу в нашем ДК бороться против уныния. Давай, уважаемый председатель, выпьем за это.

- Ну ты сказал-сказанул! - покрутил упрямой головой Кузьмич. - И знаешь, я "за".
- Мы должны верить в завтра, - подхватил Крат. - Эгоисты говорят: "Я хочу жить сейчас! Мне плевать на завтра". А в этой формуле сидит подвох. Такой подход сводит нас к ощущениям, жизнь теряет целевое направление, разум оказывается не нужным. Жить сейчас - это вырождение, падение в скотское состояние. Нет, пускай над нашим домом веет завтрашний светлый день, точно флаг.

- Н-да, - крякнул Кузьмич. - Дак если не театр, как ты говоришь, тогда что мы тут забацаем?
-  Много чего. Мы давеча с Наташей и Настей об этом как раз беседовали. Клуб для общения нужен. Клуб читателей, например.
 
- О, пошли в библиотеку! Пройдёмся как раз для освежения головы, - всполошился Кузьмич; было понятно, что деятельная натура председателя не терпела монотонных состояний.
 
- А где она?
- В школе.
- А где школа?
- В прошлом осталась. Её закрыли. И фельдшерский пункт, и почту. Районная администрация сократила "обременительные учреждения", чтоб зимой не отапливать.

Кузьмич поздоровался с женщиной, которая шла им навстречу - крупная женщина в чёрных и синих тканях. Мрачная и себе на уме, как пиратский корабль. От неё исходила угроза.

Крат вильнул в сторону, чтобы не оказаться на её пути. Успел рассмотреть  крупное, напудренное лицо с тяжёлым носом и большими, набрякшими глазами. Лицо демона. У неё был длинный горизонтальный рот, словно она поцеловала острый меч.
 
Женщина подняла веки на председателя, и Кузьмич тоже вильнул. Тяжёлое чувство оставила эта мимолётная встреча.

- Знаешь, кто она? - Кузьмич сорвал соломинку и принялся грызть. - Мать урода одного.
- Почему "урода"? - Крат оглянулся.

Женщина удалялась в перспективу улицы, подгоняемая нечистой силой, как чёрный парус. 

- Шебутной был сынок у неё, Лёнечка. За то и убили. Не видал я человека с такой сволочной любовью к жизни. Страсть, ярость и трусость смешались в клубок. У него сердца не было: там жила бешеная крыса. Любимчик слабого пола, вор, мошенник, игрок и скандалист. Мерзейший зверёк, воняющий одеколоном.
- Мамаша тоже не подарок, - заметил Крат.

- Понимаешь, он был сын своей матери больше, чем на сто процентов. Она неуклюжая, страшная, мрачная, а Лёня весь юркий: анекдотики, зубоскальство. В нём воплотились её сокровенные помыслы. Он был её посланец, исполнитель, и чем гаже он поступал, тем жарче она его оправдывала.

- А кто она такая?
- Была зоотехником. Талантливая, болезни животных видела. А может и насылала. Ведьма, одним словом. Сейчас на пенсии, травница. Идём сюда, вот она, школа.

Кузьмич рванул на себя дверь длинной, как барак, глазастой избы. Дверь до конца не открылась: её поджимало крыльцо. Они протиснулись в сени.
- Слева дверь в школу, справа - в библиотеку, - председатель туда-сюда показал рукой.

На входе в библиотеку приклеена бумажка. "Читать не рекомендуется - только чесаться. Библиотекарь".

- Кузьмич, твои жители наделены сверхъестественным чувством юмора.
- Нет, это жизнь такая. В библиотеке завелись блохи... короче, в неимоверном количестве. Им, оказывается, книжная пыль полюбилась.

"Книжная пыль - та же лунная, только тёплая", - подумал Крат.

- Читатели чесались, про то и написано. Пойдём отсюда.
- Для чего же мы сюда топали? - удивился Крат.
- Чтобы ты посмотрел на замок и на записку, - пояснил Кузьмич. - Ты ведь хотел устроить литературные вечера…

- Ну да, - задумался Крат. - А про этого Лёню расскажи, кто его убил?
- Не раскрыли, - Кузьмич со всей силы задвинул входную дверь на место. - Лёнечку повесили в лесу.
- Кто, местные?

- Вряд ли. Желающих-то было много, но у нас ведь как: никому не охота мараться. Однако нашёлся небрезгливый человек. Лёнечка тогда к матери приехал, а за ним вероятно городские следили. Такой человек везде наживает врагов. Оно так само получается: карты, сутенёрство, наркотики… игра, одним словом.

- Игра в ад, - обозначил Крат.
Кузьмич заменил соломинку в зубах и неожиданно процедил:
- Ад - мероприятие добровольное.
- А может он сам повесился?

- Исключено. Семерых повесит, лишь бы в живых остаться. Негодяи берегут себя, - уверенно ответил Кузьмич. - Вот Иуда-предатель… про него сказывают, будто повесился. Значит, не совсем пропащий был человек. 
- Кто знает, - отказался от суждения Крат.

- А про наших одно могу сказать, - Кузьмич вернулся к председательским думам. - У нас люди сами хотят жить плохо. Ну, никто ведь не мешает жить хорошо. Поднимись и сделай, как тебе хочется. Значит, плохо жить нравится. Любо им кряхтеть и жаловаться, да кого-то винить.

Крат хотел возразить, но зацепился взором за лицо председателя, въелся в его профиль. Разглядел морщинки, всю архитектуру лица и черты… неприметное лицо, вроде бы. А вглядишься - прекрасное, космическое, умное. Алхимия какая-то.

- Давай ещё одну возьмём, - предложил Крат.
- Спасибо, товарищ, в другой раз. Жена лекарство просила купить. И посидеть с ней рядышком надо. Она-то меня и не видит, считай. Мы с нею близко, да поврозь.

Простились. "Как хорошо, что я сюда приехал, Господи!" - посмотрел в небо. Да, надо позвонить Жоржу, сообщить о паспорте, - вспомнил Крат и набрал номер.
 
Жорж откликнулся вяло, тяжело дышал в трубку. Ему трудно было собраться на диалоге. Доносилась воркотня голубей, неясные звуки улицы. Крату показалось, что Жорж гостит у Лили, и там раскрыты окна. Вспомнились гуляющие в окнах занавески.
 
Крат увидел в мысленном телевизоре Жоржа - тот сидит на краю кровати, рядом лежит Лиля, возле подушки блюдце с надкушенным персиком…

Плюшевые мишки, им везде уютно, и пускай немножко совестно - тоже для уюта.
- Докладываю: всё в порядке. Всего лучшего! - закруглился Крат и ускорил шаг, чтобы оторваться от гадких видений.

Купил водки  и вернулся домой, в дом культуры.

А что, вообще, любовь значит, если не принадлежность? А принадлежность… она не бывает к нескольким. (Этот воин служит сразу в трёх армиях. Этот жрица служит в пяти храмах по совместительству. Этот батюшка служит двум Всевышним.)

Отставить нытьё! Крат погасил воображение и пошёл на чердак - осмотреть помещение для великой ловушки.

Долго искал проход, наконец нашёл узкую лестницу между задней кулисой и стеной. Поднялся ощупью - ага, закрыто, заколочено. Что ж, откроем.
 
Спустился за инструментами: "Гвоздодёр не купил, балда. У Насти есть, наверняка, но не пойду, потому что я не трезвый", - сказал себе Крат. Приладил на лбу яркий фонарик, взял пассатижи. Пришлось повозиться: два долгих гвоздя вылезли со скрипом, и дверка в неизвестность распахнулась. Он шагнул в просторное затхлое помещение.
 
Круглое окно на фронтоне смотрело в небо, а также на крыши и деревья - в страну птиц.  Оттуда втекал небесный свет, в данную минуту уже вечерний.

Чего здесь только нет! Детская коляска, фанерный чемодан с книгами по сельскому хозяйству. Керосиновая лампа без стекла, тапочки, разбежавшиеся друг от друга. В пыли купался безголовый скелет - пластиковый, учебный.

Круглая коробка "яуф" без киноплёнки - старинная тара для фильмокопий, самовар без носика, дамские трусики (без дамы).

Довольный чердаком, он вернулся к столу. Закусил зелёным луком, открыл банку сайры. Чудесный вечер. За померкшими окнами разгулялся ветер, и это была самая лучшая музыка из возможных. Крат никогда не бывал на Марсе, не жил на Луне, однако относился ко всему земному так, словно очень соскучился.

Раздался стук в дверь. У порога стоял могучий человек в голубой ковбойке с закатанными рукавами. Его лицо показалось Крату мужественным и честным.

- Заходи, садись к столу.
- А я пузырь принёс по случаю знакомства, - сказал богатырь и мотнул сумкой, которая под его рукой показалась кульком.

Не видел Крат никогда человека с таким классическим античным строением тела. Человек этот свеж и красив, и Крат увидел его таким не под влиянием водки (водка приукрашивает именно женщин), а просто он такой - Геракл.

- Валентин, - протянул невероятную руку.
Крат припомнил это имя из разговоров Наташи с Настей. Они упоминали человека по имени Валентин, и когда упоминали его, лукаво переглядывались.
 
Валентин сам стеснительно улыбался неизвестно чему. Должно быть, ему было забавно ощущать свою силу и неуместность этой силы в данное время. Он мог опрокинуть стену или выбросить печку в окно, но ведь ничего такого не делает. Наоборот, смирно сидит и закусывает, как будто у него ни на что другое сил не хватает.

Сайра пошла неплохо. Водка пошла хорошо. Хлеб с плавленым сырком тоже пошёл в охотку. Крат отодвинул от угла стола предметы и поставил правую руку на локоть.
- Давай в локотки поборемся.

Валентину показалось, что он ослышался, но пригласительная и состязательная рука стояла перед ним, и он прибавил к ней свою правую руку.

Крат неплохо боролся, всего два или три раза проиграл, но такой руки он даже не представлял себе никогда. В ней была не сила, а мощь. Если бы Крат встал и двумя руками в неё упёрся, это не привело бы ни к чему.

- Давай выпьем, - благородно сменил спортивную тему Валентин.   
-  Слушай, - обратился к нему Крат. - у меня будет дуэль. Противник силён и опасен.
- Стреляться, что ли?
- Нет, вряд ли. Вопрос будет решаться по ходу… меня нужно подстраховать.
- От чего?
- Ну, чтобы соперник не уволок меня куда-нибудь.
 
Валентин о чём-то задумался. Никакой суеты не было в его лице. О чём он думал, Крат не мог догадаться.

- А давай лучше я вместо тебя на дуэль выйду. Кто он таков?
- После скажу, а то подумаешь, будто я чудаковатый.
- Ты и без того чудаковатый. Кто из Москвы сюда приедет и поселится в доме культуры?
- Да я не нарочно, так получилось, - оправдался Крат.
- Лады. Однако пойду я, час поздний.

Сойдя с крыльца, Валентин сказочно пересёк зону оконного света и растворился во тьме.

Крат задержался на крыльце. Что-то необычное ему почудилось в их общении. А вот что: гость аккуратно и плавно сопровождал свои слова движениями рук. То были не просто движения от нечего делать, но выразительные, танцевальные "па" мысли, пляшущие иероглифы. Он всегда это чувствовал, но только сейчас разгадал.