Т. Глобус. Книга 4. Глава 7. Символ

Глава 7. Символ

Ночью Крат рисовал задуманную ловушку - тело Змея. Тут нужны ноги, верней, лапы. Бог не сразу определил Змея как змею. Змей изначально был драконом, то есть ходил на лапах, с шипами по хребту, с крыльями…

В таком оформлении, в таком теле находился Змей, когда напал на Крата и опалил огнём. О такой форме повествуют легенды и сказки. Вероятно, следует привязать эру Змея-Дракона к эре динозавров и летающих ящеров: когда они исчезли, Змей из дракона превратился в змею.
 
На тело змеи он вряд ли откликнется, потому что на земле много питонов - дело привычное; а вот на змею, которая стоит на лапах, он обречён обратить внимание. И дело не в любопытстве. Тут будет работать символическая магия, или магия воплощения.

Сейчас у него тела вообще никакого нет, ибо он есть дух - духовно-умственный модус, подселяющийся в чужие сознания. Но когда для Змея появится тело - именно его тело - Змей соединиться с ним, хотя бы на миг. Это неизбежно и предрешено, ибо такова сила символа, она мощней гравитации.
 
Для Крата проблема заключалась именно в точности выполнения фигуры его и "морды лица". В художественной яркости и портретности ловушки.

Он помнит антрацитовый блеск его узких зрачков, его узорчатые щёки, сатаническую обтекаемость головы; язык раздвоенный, ибо он всегда лжёт и говорит надвое - быстрый, как молния.

Ловушка должна быть крупной, в натуральный размер, то есть в половину чердака. Вырезанное из пенопласта тело необходимо облечь в красивую кожу. Здесь он предвидел самую большую трудность. Но решение будет.
 
Рисовать Крат не умел. Однако ночь его не торопила, и, если ты к чему-то не имеешь лёгкого таланта, можешь восполнить сей недостаток усердием, прилежанием. И Крат нарисовал.

Скоро утро. Окна побледнели. Он заметил некое изменение в комнате, некое изумление, но не сразу догадался: часы больше не тикают и стрелки остановились.

Безо всякого усилия он поднялся со стула и начал бесчувственно прибирать на столе. Когда посуду переносил в раковину, заметил, что посуда не звякает.
Нет, Крата чепухой не проймёшь. Он принялся мыть её. Тихая, ласковая помывка, небывалая. Ну и пускай процесс идёт необычно: предметы всё равно становятся чистыми.

Он решил напевать песенку, поскольку тишина предметов пугала его. Но голос не включился, он как-то его не нашёл.

Мытьё посуды отдавалось лёгким зудом в пальцах. Тем не менее, Крат всё помыл, поставил, накрыл полотенцем. Плевать на мелких бесов. Святой Антоний не то пережил. На всех духовных этажах и на всех континентах уже бывали бесстрашные люди - слава отшельникам! Справимся. Он лёг спать.

Предрассветное зарево шевелилось на окне, дуя сквозь оконное стекло, поднимая какие-то микроскопические крылья… в огромном количестве. Рассвет пространства.

Утром к нему в окно постучал Кузьмич. Крат вмиг очнулся, огляделся. Всё в порядке. Будильник, прихрамывая, торопился не отстать от времени. Бабочка пыталась вылететь на улицу и хлопотала у стекла.

Стучат. Он ополоснул лицо и впустил председателя.
- Я чего пришёл: интересуюсь, как тебе тут ночуется. А то, может, иное место подобрать? Мне чего-то неловко перед тобой.
- Отлично, Кузьмич. Прекрасно. Только уснул я под самое утро и теперь вот очухиваюсь.
 
- Чем занимался?
- Просчитывал, эскизы рисовал. Готовлюсь к большим делам.
- Ну-ну… по ночам никто тебя не беспокоит? - спросил настороженным голосом.
- Бес-то? Покоит. Хотел совсем упокоить, - бодро отозвался Крат.
 
- А я чего ещё вспомнил: тут отрезали отопление. Когда школа и библиотека работали, у нас работала и маленькая котельная, и сюда подходила тепловая труба.
- Ну да, вижу, батареи-то есть, - согласился Крат.
- А теперь, считай, что их нет. Они пустые.
 
И до Крата дошло, что это не просто проблема, а тяжёлая, неподъёмная проблема.
- Значит, у нас летний дом культуры.

- Пока что так. Я перед районом вопрос подымаю. Не представляешь, Юра, какой это гнёт - обращаться к ним! Они в устной форме ничего понимать не хотят. Пишу тоннами. И всё про деньги. Раньше была страна советов. Пришла страна отчётов. И просьб, и заявлений, планов и обоснований. Они меня, как видят, так свои морды кислые отворачивают. Для них деревенские люди - беспокойство. Нас бы совсем не стало, вот настало бы для них торжество. К тому и ведут разными путями. Не мытьём, так катаньем - чтобы мы отсюда уехали или померли. Хорошо бы дружно и без жалоб. Страна большая: похоронить - места хватит.
   
- Не будем пока торопиться, - ответил Крат.

И подумал про себя: "Какой-то я нынче задорный: не сдуру ли?" Потом вспомнил, как вчера Кузьмич говорил, будто никто не мешает человеку соорудить себе счастье на личный вкус, а нынче говорит о гнёте… ну да, так и есть: медаль одна, но у неё две стороны. И страны у нас две, а территория одна. Светлая страна и тёмная страна - на одной земле.

- Ладно. Тебя в бухгалтерии ждут: надо оформить электронную подпись.
Этот день Крат посвятил делам: получил право электронной подписи, заказал доставку пенополиуретана в листах и десять килограммов клея. (Надо было двадцать?) Вынес всё из чердака, купил моющее средство и вымыл весь чердак, что заняло у него добрую половину дня. Утомился бегать с ведром за новой и новой водой. Запыхался на корточках промыть около тысячи квадратных метров чердачного колючего пола.

За этим занятием его застала Настя. Не поверила своим глазам.
- Тебе Наташа вся иззвонилась! Ты чем тут занят?         
- Порядок навожу. 
- Зачем ты моешь чердак? Ты что, ненормальный?! 
- Здесь будет мастерская.
- Ну ты даёшь! Тебе внизу места мало?

- Мало. И чердаку незачем пропадать. Глянь, как тут красиво! Ковчег для мыслей, - встречно заманил Крат.
- Ну да, вообще-то. А давай баню истопим. Ты весь грязный, и я помыться люблю.  Кстати, вчера я тебя ждала на ужин.
- Гости у меня были. Сначала председатель, потом Валентин.
- Ха, Великан! Добрый гость, - засмеялась Настя. 
- Хороший гость, - подтвердил Крат. - Но погостил недолго.
- Он стеснительный.
 
- Чем он занимается? Я не могу представить никакой профессии для него, кроме богатыря, - признался Крат.
- Кладоискатель, - с вычурным почтением сказала Настя.
Они спустились, оставив большой чердак в каком-то новом, неожиданном состоянии.
- Кладоискатель…

- У него не хватает интереса ходить на работу: мелко, мелковато для него. А так с металлоискателем по лесам, по заброшенным деревням… романтик, - Настя произнесла эти слова с некоторым защитным высокомерием, но зависть угадывалась.
 
Чтобы удивительному человеку не поклоняться, женщина решает воспринимать его как "смешного". Чтобы стать с ним на один уровень, ей хочется маленько его принизить. И сие не минутная прихоть, но вековечное обыкновение, давний, врождённый навык.

Он одновременно созерцал в памяти великодушный образ Валентина и видел перед собой игривое лицо Насти.

Например, детскую простоту и величавость, а также очевидное целомудрие Великана она истолкует не чистотой его натуры, а каким-нибудь инфантилизмом или гормональным недоразумением. Наверно, женщинам обидно, когда они не оставляют в мужской душе никакого отпечатка и не могут повлиять на его поведение. Они привыкли ощущать себя магнитом, и этсюда произошла капризность. (Целомудрие и чистота - это честь. Высшая чистота - это бескорыстие. Бескорыстие - это благородство. Целомудрие - это благородство.)

Крат и баню истопил, и мылся-парился, и чай с Настей пил, и рассказ её выслушал о жителях деревни, и с Наташей по телефону тепло беседовал, но внутри себя увлечённо проектировал тело Змея. Он уже много знал про своё изделие.

- На какие средства он живёт, Валентин? - спросил Крат, выныривая из глубокой думы.
- Так нашёл он что-то в позапрошлом году. У него ещё мать была жива. Она заставила его молчать. В Москву съездила и вернулась такая прям загадочная. С людьми перестала разговаривать, а прежде-то всё стояла у забора и язык оттуда на всю улицу высовывала. Сказывают, что она положила немалые деньги в банк, и теперь Великан получает каждый месяц проценты.
 
- Ясно, - одобрил Крат. - Иначе бы он их истратил.
- Пропил бы! Он может выпить за сутки столько, сколько есть в магазине.  А с похмелья всё раздал бы соседям.
- Мудрая мать, - сказал Крат.
- Она очень сына своего жалела. Сетовала, что он жениться не хочет и всё будто бы мечтает о чём-то нездешнем. Заплакала и говорит: "За что ж я его такого хорошего родила?!" 
- Мудрая мать, - повторил Крат.

Он откладывал на будущее один вопрос. Он этот вопрос ещё не задал себе, не позволял. Остерегался. В синем сумраке будущего слова, ещё не родившейся мысли, этот вопрос находился наготове, и Крат мог вызвать его к бытию и поселить в уме, но этот ещё не рождённый вопрос был умнее Крата. И Крат не знал бы, как его встретить, и потому заранее отмалчивался. Жил с не рождённым вопросом. А тот набирал в беременном уме вес. Вопрос там рос.