Т. Глобус. Книга 4. Глава 9. На заимке
Некоторые люди утром не любят произносить слова, не хотят разговаривать. И Валентин оказался таким: он ответил на приветствие Крата мимически, вытащил на крыльцо пузатый рюкзак, повесил замок на дверь и ключ от него положил под крыльцо в баночку, там звякнувшую.
А Крат был бодр. Его короткая ночь прошла без контактов: никто не будил, поэтому за три часа он отдохнул и набрался желания действовать.
Утро только начиналось. Воздух первозданно чист. К заборам и кустам прицепились фигурки тумана, которые уже исчезали, оставляя после себя росу. Прохладно и тихо. Редкие звуки легко сквозили в чуткой тишине. Ранняя птичка однообразно тенькала, посылая скромные сигналы о своём бытии. Небо затянула высокая пелена, превратившая бездну в сказочный зал. И кстати не будет яркого открытого солнца: в тенистом воздухе легче шагать.
Под лай отдалённой собаки они покинули деревню. С подножным шелестом вступили в лес. Шагали быстро, дорожка текла и виляла, их увлекая. Вскоре ходьба ввела шагающих в ритмический транс, и только жилистые, корне-змеистые участки тропы выводили их из транса. Деревья, кусты, пучки папоротника появлялись перед ними из близкого будущего и отступали за спину.
Они вышли на степной простор - под мягкий свет и песню жаворонка.
- На той стороне луга сделаем привал, там родник, - первые слова произнёс Валентин и кивнул в сторону дальней тёмной опушки.
Гудящий и звенящий медовый холм обошли слева, по ровному цветочному долу. Парило, долго шли, уморились, и вступили под сень лесной опушки, где нашли обещанный родник.
- Далеко у тебя заимка, - заметил Крат, напившись лакомой холодной воды.
- Дорога - это радость, - сказал ведущий.
Прилегли головой на рюкзак. Ноги по-солдатски бросили на ствол дерева. Услышали собственную кровь: она пульсировала в мышцах, она текла по своим закрытым руслам, и это был приятный монотонный труд.
Затем снова в путь. Прошли полдень. Часов у них не было, телефонов тоже. Организмы сами вели счёт времени. Скудный намёк на тропу то появлялся, то пропадал, но Валентин уверенно пробирался в сумрачном хвойном лесу.
Часа в четыре пополудни они вышли на поляну, окружённую густыми, тёмно-малахитовыми елями. На краю поляны приютилась избушка.
- Где ж тут рыбачить? - спросил Крат, отирая пот со лба.
- Рядом. Через двести метров лес кончается, там речка. Там недавно ещё был овраг, а я сделал плотину и затопил его. Получилось небольшое водохранилище. Пойдём искупаемся для начала.
Лес оборвался прямо над водой. Крат увидел кривое озеро, которое не хотелось называть прудом из-за его величины и очевидной глубины.
На том берегу раскинулись разнотравные луга, кое-где помеченные куртинами берёз и островками кустарника. Вдали равнина холмилась, и в складках между холмами темнели густые заросли.
- Как ты нашёл это место?
- Случайно. Оно не так уж далеко от дома, если идти по прямой, но тогда пришлось бы идти по трассе. Лучше зигзагом по глухомани.
Валентин разделся и плюхнулся в воду, которая на миг отразила Геракла и побежала от него прочь быстрыми волнами. Крат разделся и нырнул вглубь, желая увидеть рельеф дна, но глубина и зеленоватый сумрак скрыли от него дно.
После купания Валентин остался рыбачить, а Крат пошёл изучать заимку.
Построил её виртуоз топора. Построил без украшений, зато всё пригнал с идеальной точностью. Под углы нижнего венца подставил валуны. Пазы между брёвнами проконопатил мхом. Односкатную крышу покрыл корой и дёрном; здесь так и растут анютины глазки и тимофеевка.
Маленькое оконце застеклил. Невысокую дверь собрал из оструганных жердей - чтобы войти, надо немного нырнуть.
Гостя встретил запах золы, дерева и сена. Железную печку и жестяную трубу, разумеется, Валентин притащил сюда с "большой земли". Лежанку сколотил из топорных плашек да поставил на четыре пня. Поверху умягчил сеном и укрыл старыми одеялами.
Крат сходил с ведром на реку - Валентина здесь уже не застал: тот, стало быть, ушёл за поворот берега.
Вернулся и на печке всё приготовил для малой трапезы, для подкрепления. Хлеб-соль расположил на салфетках, бутылку, помидоры, зелень, стопки для водки - всё это едва поместилось на маленькой буржуйке. Чтобы не ждать, чтобы не пробудить в себе спешку, Крат наполнил стопку, разрезал томат пополам и посолил крупной солью. Выпил, закусил. К чему-то хорошему прислушался.
А что касается будущей рыбы, то её следует запечь на палочках над углями: ровно четыре минуты. Крат зачистил для этого прутики. Расчистил место под костёр, сложил пирамидкой дрова и две толстые чурки расположил с двух сторон. Осталось поднести огонёк.
Нету Валентина: увлёкся, значит. Рыбалка - дело вне времени. Тут, вообще, времени как будто нет, вот в чём главное обаяние заимки.
Когда начало смеркаться, он для настроения затеплил маленький костерок. Комары появились, и тут же ветер налетел и прогнал их. Чаща глухо зашумела. В ельнике ветру нечем шелестеть, поэтому он гудит.
Крат посмотрел в небо - оно прояснялось. Звёзды тонко искрились в опрокинутой глубине. Ветер показал, что ночью погода изменится, но какая будет, неизвестно.
Вышел на поляну Валентин. Медленно приблизился, являясь глазам как-то неровно, мерцательно. Положил на траву пакет, который шевельнулся.
- Извини, Юра, уйти от воды не мог. Кстати, закат был открытый, без облаков, только багровый - к чему бы это?
- Не знаю, - ответил Крат, осматривая улов.
Как начищенные серебряные монеты, блестели пескари, переливаясь в свете костра.
- Есть хочу, - сказал Валентин.
- Заглянем пока что в избушку, я там стол накрыл.
Они фонарь подвесили к низкому потолку. От Валентино пахло прохладной чистой рекой; он в думу какую-то глядел, притих. Выпили "за процветание заимки".
- Я вот стоял над водой и отражение своей жизни увидел, - сказал Валентин. - Печальное зрелище. Чем дольше стоял, тем некрасивей мне виделось прошлое. Даже не говорю о преступлении, которое совершил, но обыкновенные, пустые, никчёмные дни тоже оказались грехом. А как надо было? Вот заново доведись - так опять не знал бы, в какую сторону жить.
При слове "преступление" быстрый страх тронул Крата, но спрашивать не решился: Валентин сам скажет - или промолчит.
Потом расположились возле костра и принялись чистить рыбу.
- Смотри, - шёпотом сказал Валя.
Среди маленьких отрезанных голов, одна разевала рот.
Двое глянули друг на друга и снова обратились к ней. Смотрели-смотрели, пока мороз по спине не побежал.
Валентин встал, смял клеёнку с очистками и пошёл на речку, чтобы выбросить их на корм рыбам и ракам.
Крат тем временем нанизал пескарей на палочки и занялся углями. Активные дрова отодвинул в сторону, а над углями расположил пескарей. Двенадцать штук получилось, на каждой палочке две рыбки.
Костёр слегка зашипел и ответил влажным дымом. Крат внимательно следил за поварским процессом, желая отвлечься от странного образа.
"Завтра тоже пойду рыбачить", - сказал себе и заметил, что ужин пора снимать с углей.
Протёр котелок травой, сложил в него золотистых с корочкой пескарей, крышкой накрыл - что ещё сделать? В костёр добавил дров, и вскоре ветер взялся играть послушно-упругим огнём.
"Неправильно мы отреагировали на живую голову пескарика. У нас первая реакция на удивительное событие - страх. А надо было обрадоваться, - вдруг догадался Крат. - Если я на подобные выступления буду отвечать весело, я буду сильней демонов. Добрая догадка. Непростая в исполнении, но стоит постараться. Надо воспитывать себя".
По лесу прокатился глубокий шум - это лес протяжно вздохнул. Крат оглянулся: тихо брезжила поляна в сумрачном лесном окружении, живо мерцало оконце в избушке.
"Всё чудесно", - сказал Крат и стал глядеть в костёр.
Он всматривался в пламя, подвижное, как многослойная завеса полярного сияния, и в алчный жар под плазмой. Следил за перебежкой светлых нитей и пятен по раскалённым зданиям и переулкам: в костре он увидел город стыда и страсти - город судного дня.
Наконец появился Валентин. Он светил фонариком себе под ноги и шуршал кедами по траве.
- Ты что так долго?
- Долго? Мне показалось, недолго. Ветра я заслушался, и вода стала как мятая фольга. Думал о себе и ничего не понял.
Ветер выдувал в лесу песню тоскливой, безумной мечты о свободе. Лес вынужденно подставлялся и подпевал всей своей шкурой. В небе появились мелкие звёзды: там тоже ветер гулял - нёс тонкий туман, отчего звёзды дрожали и порой исчезали.
А на земле трепетал костёр. В такой вечер хорошо выпивать, слушать природу и друг друга.
- Я, когда стоял над водой, задумался о прошлом и будущем. Людей вскоре будут окружать психовизоры и психосканеры. Весь человек будет виден властям: деньги, работа, увлечения, интимная жизнь, здоровье, контакты, настроение. Власти будут знать, сколько лет проживёт он, а если захочет их обмануть и внезапно оборвать свою жизнь, об этом тоже станет известно. И тогда граждане потянутся в глухомань: они зароются в землю и станут жить в землянках, потому что земля экранирует сигналы недоброй цивилизации. Между прочим, такое будущее настанет скоро, лет через двадцать.
Выпили ещё, закусили рыбкой, уже остывшей, но всё равно вкусной.
- Похоже на то, - согласился Крат.
Высоко-высоко, под самым небом, мигали и перемещались огоньки самолёта. К этим чудесным огонькам "недобрая цивилизация" не клеилась. Тем не менее, слова были сильней огоньков.
Крат посмотрел на него пристально: странно было видеть высеченное из камня лицо, умеющее мыслить изящно и тонко. Ещё было одно редкое свойство у Валентина: в его глаза легко смотреть, его встречный взор не создавал неудобства.
- Нет, я построил эту заимку не с целью убежать от цивилизации. Просто уважаю древнюю жизнь, - Валентин улыбнулся.
- Мне тоже нравится простота: отсутствие искусственных раздражителей и незаслуженных удобств, - сказал Крат.
И тут порыв ветра поднял пламя и дунул горящим пеплом из костра прямо на Валентина. Он засмеялся и оглядел себя.
- Мне это нравится, - сказал.
- Мне тоже, - согласился Крат.
Выпили, помолчали. Какая-то мысль поглотила внимание Валентина, он даже губами зашевелил. Крат отвёл от него глаза и огляделся по сторонам. Ветрено и вольно, темно и хорошо на лесной поляне.
- Для меня шансов нет на спасение, - произнёс Валентин обречённо. - Это я Лёнечку повесил.
Не шум, а тишина прокатилась по ночной поляне. Валя опустил глаза и поправил огонь.
- Был тут один мерзавец, он решил надругаться над Машей. Знаешь, приезжает в деревню одна девушка - рисует старые уголки. Она красивая, а он решил ею попользоваться. Она отказала, и он решил её силой взять. Кощунственный человек, у него потребность пакостить.
- Как ты узнал, что он так решил? - спросил Крат, ощущая родство с Валентином.
- Он дружку своему хвастался, а тот мне сообщил. Оно так и было: я видел, как он следил за ней. В общем, я ему по секрету сказал, будто клад нашёл. В песчаном обрыве, мол, пещера открылась. Там на входе металлоискатель сильно сигналит. Сказал, что мне худощавый помощник нужен. Он сразу согласился и страховочную верёвку из дому взял. Я знал, что он никому не проболтается, даже матери, потому что не захочет ни с кем делиться. Меня-то он в дураки записал, раз я его пригласил в компаньоны. Ну и по пути я его повесил. Не выдержал долго с ним идти. Омерзение меня измучило и страх за Машу.
Крат понял, что у Валентина была своя дуэль со Змеем, только в более личном и уголовном исполнении. Представил, как чистый Валентин с этим преступлением живёт, как мучается.
- На следствии та верёвка, взятая Лёнечкой из дому, сыграла свою роль. Сыщики решили, что это самоубийство, дескать запутался человек в долгах и в прегрешениях. Так что следствие не докопалось до меня.
Он спокойной рукой налил себе водки и выпил бесчувственно. Остатние капли в костёр метнул - голубая фигурка над костром возникла.
- Есть такие негодяи. Он жизнью своей отравил меня. И смертью отравил.
- По правде сказать, надо было мамашу тоже повесить за такого сына... на втором конце той же верёвки, - жестоко сказал Крат.
- По идее надо, но я не палач. Просто я Машу люблю.
Страшный треск раздался в лесу, будто кто-то дерево переломил. Гул пролетел. Ветер толкнул сидящих, пламя чуть не оторвал от костра.
- Я всё это сейчас над водой вспоминал, - произнёс Валентин, стряхнув с души оцепенение.
- И мне подумать кое о чём надо, - Крат поднялся на ноги.
Ему тоже захотелось постоять над водой. Почудилось, будто поймёт он что-то важное.
- Фонарик возьми. В двадцати метрах от поляны уже не видать ничего.
Крат углубился во тьму между деревьями, следуя за узким лучом.
Свидетельство о публикации №218021801125