Графиня поневоле часть четвёртая

    - Тут, Ефремушка, вот какое дело… Приметил я фотографию одной зазнобы, будучи в гостях у одного из друзей… Засел мне в душу её образ, - растягивая слова, произнёс граф, ещё не вводя в курс дела Ефремушку, отчего тот стоял, не зная, что делать. Присесть-то, граф не давал разрешения. Что-либо отвечать, так тоже, как бы нечего, оставалось ждать, что дальше скажет барин.

     - Что молчишь-то, Ефремушка? – обратился к нему граф и пристально посмотрел на него, словно впервые видел. Он же, невысокий, да и узкокостный, стоял перед ним навытяжку. С некоторых пор Ефремушка взял в привычку отращивать бороду, что поначалу не совсем понравилось Их Сиятельству, но в задуманном графом предприятии, могло сыграть хорошую службу.

   - Так, я, барин, слушаю, - ответил Ефремушка. – Вы же изволили думать, так стало быть, я чтобы не мешать и молчал.

    - Всякий раз ведь выкрутишься, наглец ты, этакий, - и сам себе рассмеялся.

    - В общем так, Ефремушка, предприятие тебе предстоит серьёзное. Как будешь выполнять, твоё дело, но сработать надо. Покуда я буду наводить справки, ты подумай над решением.

    - Ваше Сиятельство, да я в любую минуту готов, лбом расшибусь.

    - Ну это, конечно, излишне.Да я и не сомневаюсь в твоём усердии, Ефремушка.  Но сноровка требуется немалая, да и наблюдательность тоже. Невесту желаю выкрасть, - откровенно сказал ему граф. Но более, ни одного слова.

   Ефремушка вслед за барином, тоже впал в задумчивость. И было от чего, это тебе не булочки у торговки базарной украсть, тем паче при скоплении толпы, галдящей на всякий лад, не хуже тех же гусей, подгоняемых хозяином,  что могла оплеухой наказать, а в этом вопросе и каторга в Сибирь на долгие годы могла замаячить и причём реально,  здесь голова требуется ясная. Или и того похуже, не дай Бог, попадёшься, смерти не миновать, а до этого будут бить, чем ни попадя, безо всякой на то жалости.

     Граф, приглядываясь, прикидывал: справится ли он один? Или двоих снарядить? Но тут опять затруднение возникает: чем больше людей вовлечено в задуманное предприятие, тем меньше шансов оставить всё это в тайне: авось, кто-то из посвящённых, да проболтается. Ему-то сие ничем не угрожает, лишь лёгкая тень, может статься, коснётся немного, а предприятие, почитай, пропало. Да ещё не  ровен час и Ефремушки, верного слуги лишится, это уж как пить дать.

   Никакой адвокат и никакие деньги не помогут отвести беду от Ефремушки, да и станет ли он за него кланяться, это ещё под вопросом и, вообще, лучше избегать этих препятствий. И  эта закавыка заставляла ломать голову над решением, как лучше всего поступать.

   Фотографию зазнобы, он под каким-либо предлогом вполне выпросит, иначе и быть не может, барон-то по старой памяти ещё должен ему остался, а возвращать граф не спешил, ждал более удачного случая, который нынче, как раз и наступил.

   «Тот же Ефремушка, коль отправлю его, он же должен представление иметь, кого красть? А не то, не ровен час, привезёт какую ни есть страхолюдину», - граф думал и прикидывал, как наиболее лучшим образом поступить.

   И было бы большим грехом, а уж каким упущением, не воспользоваться представившейся возможностью, учитывая, что барон не очень-то любил расставаться с деньгами. До последнего тянул с возвратом, надеясь, что забудут или простят по доброте душевной, и если никак не получалось по-другому, с огромным нежеланием возвращал, при этом сумму пересчитывал не один раз.

   Граф же ему предложит вернуть  не звонкой монетой, а простенькой, можно сказать, не требующей приложения особых усилий или затрат пустяковой услугой, чему неимоверно обрадуется старый скупердяй. От этой мысли и на сердце у графа отлегло, одна задача, почитай, решена.

     Не откладывая дело в долгий ящик, на следующий же день, граф напросился в гости к барону и хотя тот и пообещал принять не ранее, чем дня через три, Апраксин потирал довольно руки. Влюблён ли он в девушку с фотографии? Испытывает ли к ней какие чувства или это очередная блажь, в этом он пока даже себе не смел признаваться.

    А как к нему отнесётся похищенная невеста? Относительно этого, он как-то был спокоен, первую-то тоже когда-то выкрал, а сколько лет прожили душа в душу, и супруга ни намёком не упрекнула его в похищении. По своей воле, кто разберёт: пошла бы за него или не пошла, а он выбора уже не оставил.

  Как и в прочих других случаях, с собой он прихватил Ефремушку, направляясь в гости к барону с визитом. С ним как-то спокойнее и сподручнее было ездить по ночным улицам, где не ровен час, нарваться можно на лиходеев, которым вообще наплевать граф ты или простолюдин, главное, чтобы мошна была полной звонких монет. Ефремушке же, таких бродяг раскидать, раз плюнуть, глазом моргнуть не успеешь. Да и не пристало дворянину схватываться с уличной босотой, принижая себя, а ему что? Но до сих пор его эта напасть обходила стороной, но ведь раз на раз не приходится, конь о четырёх ногах, и то, бывает, спотыкается.

   Приехав к барону, Апраксин оставил Ефремушку в людской, а сам направился в апартаменты, как он выразился, для душевных переговоров, но Ефремушка знал, что за переговоры предстоят барину и уверен был, что граф своё вытянет: не мытьём, так катаньем. 

   Безропотно подчинившись хозяйскому наказу, он пошёл к домишке, где обитала прислуга дворовая, картишками ли перекинуться или поговорить за жизнь, в чём он тоже не уступал иным краснобаям своей речистостью. Разумеется, если требовалось молчать, он мог часами сидеть каким-нибудь языческим истуканом, не проронив ни слова и, только моргая своими хитрыми глазёнками.

   - Доброго Вам, здоровьица, люди, - сказал он, пройдя в помещение, где с двух сторон, оставляя небольшой проход, стояли топчаны, возле окна стоял стол с нехитрыми пожитками.

  - И тебе доброго здоровья, мил человек, коль с добром пришёл, - откликнулся ближний к дверям человек и только с дальнего угла, прищурившись присмотревшись, давний знакомый воскликнул:

    -Так то ж, Ефремушка, Апраксина человек, - чем вызвал некоторое оживление в людской.

     - Так и есть, Ефремушка, - отозвался он, так  же узнав собеседника, - как живётся- можется, люди? Какие новые события произошли у вас, как меня не было?

     - Ну чего такого у нас может произойти, всё по старому. Мы, чай, барина не сопровождаем, как отдельные элементы, - намекая на Ефремушкино особое положение, ответили ему.

     - Так то не моя прихоть, а барская, - в оправдание произнёс Ефремушка. И дабы не продолжать этот неприятный разговор, он предложил:

     -Может быть, в картишки перекинемся? Чего нам понапрасну ссориться? Чай, не равные люди.  Да ещё на ночь глядя, душе перед сном спокойствие надобно…

     -И правда, чего нам делить, раздавай Ивашка, у тебя рука лёгкая. Пущай Ефремушка, домой дурачком поедет. – предложил до этого лежавший мужичок с серым, как давно не стираная холстина, лицом, протягивая карты.

    За игрой время летело незаметно и если Ефремушка где-то и ловчил, всё одно два раза остался в дураках, причём один раз с погонами, за что игроки подкалывали его:

     -Ну вот, Ефремушка, как и барин с эполетами на плечах поедешь. Да смотри, не потеряй в дороге, - и шумно смеялись. Он уже сделал попытку отыграться, когда прислуга барона доложила, что Ефремушку требует барин. Накинув на голову свою лохматую волчью шапку, Ефремушка попрощался с игроками и, пожелав доброй ночи, покинул помещение.

     - Ну что, Ефремушка, повидал товарищей? – спросил довольный граф, сияющей улыбкой, по которой он понял, что барин дело уладил и теперь остальное зависит только от его сметливости и ума, ну и сноровки, конечно же, куда без неё.

    - Повидал, - ответил Ефремушка, удручённый тем, что не дали отыграться, но граф либо не заметил, либо счастливый от того, что собственное дело выгорело, не стал расспрашивать.

    -Ну вот и ладненько, - с распахнутыми полами шубы, граф направился к карете, а забегая наперёд него, Ефремушка открыл дверцу кареты. И уже затворив за ним, уселся на козлы, намереваясь отправиться в путь. Дворовые барона, нетерпеливо ожидали у раскрытых ворот их выезда, дабы  закрывать их на ночь, и поёживаясь от холода.

  Уже добравшись до собственного дворца, когда Ефремушка передал вожжи дворовым и собрался идти к себе, его окликнул Апраксин:

   - Ефремушка!

  - Да, Ваше Сиятельство, слушаю-с, - мгновенно обернулся он

  - Куда пошёл?