Графиня поневоле часть пятая

  - Да, Ваше Сиятельство, слушаю-с, - мгновенно обернулся он

  - Куда пошёл?

   - Так ночь же, Ваше Сиятельство. Почивать надобно, - ответил Ефремушка, не понимая, к чему клонит граф.

  - Ты мне, Ефремушка, зубы не заговаривай. Предприятие надо бы обсудить…

  - Ваше Сиятельство, утро вечера мудренее…

   - Зато вечер утра удалее, - отбрил граф Ефремушку, - зайдём ко мне.

     Делать нечего, Ефремушка поплёлся за барином, не до конца понимая, чего тот от него хочет в столь позднее время. В зале, где пламя камина отбрасывало отблески на стены с картинами, отражающими сцены из жизни олимпийских героев, с обнажёнными наядами, на плотные портьеры, выхватывая из полумрака отдельные предметы, граф скинул шубу на руки подоспевшей Даше и, устраиваясь в массивное кресло, протянул руки к огню. Ефремушка остался стоять у порога в ожидании приказаний. Протянув руку к каминной полке, взял сигару и прикурил, медленно выдыхая дым, потянувшийся в сторону открытого очага.

  - Дашка, приготовь кофейку, да покрепче на две персоны.

 После всех приготовлений, когда две чашки, с дымящимся кофе, уже были на столе и все были удалены из зала, граф подозвал Ефремушку.

  - Ефремушка, поди-ка сюда, кое-чего явить хочу пред твои глаза бесстыжие, - произнёс граф, в надежде на благоприятный исход задуманного

  -Да, Ваше Сиятельство… - с некоторым страхом и полный любопытства, подошёл Ефремушка к камину.

  Граф, взяв со столика, фотографию поднёс к лицу Ефремушки, второпях забывшего даже снять шапку с головы.

  - Шапку-то свою снимай, аль через него будешь рассматривать, олух? Чай, не коня покупаю, а спутницу себе, соображать должен, - назидательно сказал он, глядя на него или через него, оторопевший Ефремушка, так и не осознал, но на всякий случай ответил:

  - Виноват, Ваше Сиятельство.

  -Ладно, на сей раз, так тому и быть, прощаю, ибо в этом предприятии, мы с тобой сообщники, едва  ли не на равных. – Чем польстил Ефремушке, что чувствовал себя чуть ли не на седьмом небе от радости.

 - Ваше Сиятельство, так я завсегда готов услужить, - не упустил случая подчеркнуть своё положение дворовый. Как бы ни был к нему расположен барин, Ефремушка всё равно оставался прислугой, пусть и на особом счету, а сам присматривался к портрету девушки на фотографии. Ничего такого особенного он в ней не заметил: красива, тут даже спорить нечего, молода, глазки вон какие вострые и с изюминкой, но не более того. « И чего такого в ней барин сыскал?» - про себя только подумал он.

  -Как тебе, зазноба? – словно прочитав его мысли, обратился граф.

  -Хороша… - а сам вспомнил девушек, что доили коров барских в имении, тоже хорошенькие. Вспомнил как они меж собой переговаривались: «А хлопчик-то видный из него вырастет», да только не очень-то и обращал внимания на их пересуды, по малолетству. Сейчас-то понял, о чём они говорили, да уже другими заботами нагружает барин, не до этого. И всё одно, умудряется порою побаловаться с дворовой Меланьей, хоть и не такая уж красавица, что на портрете, так и он не барин. Но про то он умолчал. У  Ефремушки тоже ить должны быть свои небольшие секреты.

  -Не то слово, Ефремушка. Это тебе не девки площадные, самородок, - подняв вверх указательный палец, дабы больше подчеркнуть достоинства девушки, произнёс граф. – Дорогой бриллиант дорогой оправы требует, так ведь?  Хотя, откуда тебе знать такие тонкости…

    -Ну что, Ефремушка, рассмотрел? Сможешь провернуть? Дело-то, непростое, тем паче, основную часть, самую главную, провести надо ночью. А коли она не одна, не спутаешь?

  -Ваше Сиятельство, как Вы можете во мне сомневаться?

  -Сомнения всегда необходимы, без этого никак. Ежели всему подряд доверяться, что тогда получится, а, Ефремушка? – вопросительно посмотрел на него граф.

  -Непорядок, конечно же, барин.

  - То-то и оно.

  -Деньгами тебя на неотложные нужды обеспечу, но токмо трать с умом, не разбазаривай. На всякие попойки, на продажных девок, коих пруд пруди, что в столице, что в провинции, помни, главное  и на первом месте служба. - Выезжать в зимнюю пору, да в какую-то глушь, Ефремушке хоть и не улыбалось, но делать нечего, хозяин-барин. За то и кормит, одевает-обувает. – Завтра, послезавтра выедешь, а там уже сторговывай по обстановке. В этом деле ты специалист, никто за тобой не угонится. Не порочь своё второе имя. И, думаю на сегодня достаточно, да и время уже позднее, - граф намекнул ему, что так называемая аудиенция закончена.

  - А теперь можно и душу кофейком побаловать, - граф взял чашку со стола, с уже несколько остывшим напитком. – Бери чашку, Ефремушка. Аль, я тебе подать должен?

  - Ваше Сиятельство, как можно? – второпях сказал он, и поднимая чашку:

  - Премного благодарю, барин…

   - Напиток богов, - потягивая кофе, - выдохнул граф.

   - Да, одно удовольствие, - поддержал нить разговора Ефремушка, совершая глоток, польщённый барским расположением.

    Допив кофе, он по всегдашнему обычаю, поблагодарил барина и:

     - Ваше Сиятельство, чай, пойду я…

    - Разумеется, время как-никак полночь доходит…

     Ефремушка, подобрав с пола свою лохматую шапку, ушёл к себе, погружённый в мысли, предстоящего похищения. Обо всём этом Лизавета, разумеется, не могла даже догадываться, возможно, что сам Ефремушка впоследствии проговорился, кто теперь может сказать достоверно. Тем паче, Ефремушка, видя заинтересованность  и, отметив про себя умение хранить молчание, иной раз раскрывал такие тайны, что казалось, как только он до сих пор в живых-то ходит.

    Через день или два, они с барином ещё раз обсудили все вопросы, и он выехал в дорогу, трижды перекрестясь на благополучный  исход задуманного. Добрался же до провинциального городка, коих на просторах русской земли раскидано немало, без каких-либо препятствий и происшествий, за что поблагодарил Господа, посетив Храм, и, поставив свечку.

     Ещё раз поблагодарил Господа, что надоумил именно в это время путь держать, в городке предстояли ярмарки, а уж там выискивать, не привлекая к себе чьего-либо внимания, и, оставаясь незамеченным, проще пареной репы, рассудил он. А пока, решил заехать в постоялый двор и устроиться на ночлег, после долгой и утомительной дороги.

    Постояльцев, несмотря на зимнее время, было много: купцы и торговый люд, приехавший на торжище, занял почти все номера, оставив самый дальний угол, нисколько не огорчивший Ефремушку, с детства привычного к неудобствам. Раздевшись и разувшись, Ефремушка завалился спать, не заботясь, что на улице день и буквально через пару минут с кровати доносился мерный храп.

     Сколько он проспал так, не суть как важно, проснулся он, когда в окно смотрел жёлтый глаз луны, отбрасывая долгие тени на серебристом снегу. Окна со слюдяными просветами покрыты узором морозным и холодом от них отдаёт. Ефремушка, не вставая с постели, потянулся и уже после, натянув свои самокатные валенки, направился в сторону трактира с намерением перекусить.

    Подсев за столик с купцами, он прислушался к разговорам, что те вели между собою, обсуждая цены и будущие барыши. Но того, что его интересовало, он не услышал и решил с утра прогуляться по городку, как, бы определяя для себя пути отъезда, да и сами расположения улиц, чтобы не заплутать в темноте. Мимо него сновали горожане, спешащие по своим делам, не особо обращая внимания на приезжего, мало ли кто слоняется по улицам, что было только на руку ему.