Графиня поневоле часть одиннадцатая

     Слышала, что купцов захватывали с целью выкупа, а через неделю-другую записки передавали родственникам, али жене, с требованием денег, в случае неповиновения, грозясь лишить жизни. Так то купцы, она же в этом ничего не смыслит, да и её не держат взаперти, напротив во дворце живёт вольной жизнью. Одно омрачало Лизавету, не знала каким образом известить родителей, что дома беспокоятся, тревожатся за неё, за её участь.

   -Да, наверное, Варенька, - ответствовала Лизавета по устоявшейся привычке, которую она так и не сможет переменить по отношению к служанке.

   Варя наполнила ванну водой с розовыми  лепестками и, несколько смущаясь присутствия чужого человека, пусть даже такой же, как и она, девушки, Лизавета вошла в купель. Вода приятно обступила уставшее за прошедшее время тело, нежила кожу. Аромат красной розы кружил голову, снимая напряжение,  заполнившее всё её существо. Варя, намылив ей голову, взбила пену на  густых волосах, свисающих чуть ли не до пояса, проворно перебирая локоны, а затем поливая из кувшина, смыла пену, тут же скрывшую под своим покровом стройное тело Лизы. Через полчаса, обновлённая, посвежевшая она вышла из ванны и, обтёршись мягким полотенцем, облачилась в шёлковую сорочку. И даже проживая, в достаточно богатой, по их меркам, семье, но и тогда она не видела такой роскошной сорочки.

 - Спокойной ночи, госпожа Лизавета, - сказала Варя на прощание, когда Лизавета расположилась на кровати, и начала тушить свечи.

   Комната погрузилась в непроглядную темень, она объяла со всех сторон. Но, заснувшая Лизавета, что произошло сразу, как только её голова коснулась подушки, уже ничего не замечала, погружённая в глубокий и блаженный сон, тем паче до этого сутки, провёдшая в холодной карете. Её роскошные волосы разметались  в беспорядке по подушке, а ровное дыхание говорило о безмятежности девичьего, почти детского, сна.

   Утро наступило, как ей показалось, слишком рано, хотя солнце успело подняться достаточно высоко, если иметь в виду, что зимнее солнце появляется значительно позднее, нежели в другие времена года. Варенька, уже была тут как тут. Едва Лизавета открыла глаза, снимая с себя остатки сна, как Варя уже приготовила корсет. Начинался утренний туалет со всеми дворцовыми тонкостями, что ей постигать и постигать их, и если не Варя, она едва ли могла бы справиться со всем этим. Вскоре она уже сидела за столиком и завтракала и где она попросила Вареньку несколько освободить туго стянутую шнуровку корсета.

    Лизавета была уверена, что ещё чуть-чуть, и она свалится в обморок от невозможности полноценно дышать, да и прикрытая тонким газом грудь, смущала её, хотя по дворцовой моде, дамы ходили именно так, и казалось, нагнись они вперёд, и вся грудь вывалится наружу.

   Столичная мода во все времена на несколько шагов опережает провинциальную, но дам в таких нарядах она до этого могла лицезреть лишь на фривольных картинах французских художников Ватто и Буше в каком-то богато иллюстрированном альбоме, подаренном ей батюшкой на именины. А нынче вот сама облачилась в такие наряды, и даже если ей всё это не было по душе, приходилось соблюдать этикет и моду, царствовавшую во дворце.

   Сам граф Апраксин, о котором она успела многое выведать у своей прислужницы Вареньки, появился в её покоях только лишь к вечеру второго дня. Появись он в первый же день, Лизавета не уверена, смогла бы она сдержать в себе все те слова, что готова была выпалить ему в лицо. Мысли же о побеге, она отвергла сразу, как нечто ненужное, поелику, что её ждало в небольшом городке, пусть она и малая родина?

    Какой-либо купчишка или отпрыск состоятельных родителей, куча детишек с вечно сопливыми, шмыгающими  носами и бесконечная стрика пелёнок и прочего тряпья, в том числе и мужнино исподнее, положение среднестатистической матроны, обременённой семейно-бытовыми хлопотами. Но ведь, кроме этой жизни, есть и другая, где хлопоты уступаются прислуге ,а хозяева выходят в свет на великосветские балы, о чём мечтает любая девушка в её юном возрасте, будь она из бедной семьи или напротив из зажиточной. Но разве жизнь в провинции могла преподнести всё это, кроме извечных хлопот?

  … В городке, дома, купец Вахруша Бахметьев уже на следующий день отправился в полицейский участок. Он ворвался в комнату для приёма граждан и, окинув горящим взглядом умиротворённо расположившихся служак, громогласно обьратился к ним, без какого либо упоминания званий и фамилий, как и чинов:

    -Вот, значит, как мы несём службу? Так за ради чего я плачу налоги?

   Ни один из находившихся и ухом не повёл, словно дверь хлопнула сама по себе. И тут, Бахметьев ещё раз повторил свой вопрос:

  - Может быть за ваше просиживание в уютных кабинетах и мягком кресле? На улице свободных людей крадут, как вещь какую-нибудь? – начал он излагать причину своего прихода.

   Полицейские и приставы, включая городовых, свободных от несения службы на улице, до этого едва ли не дремавшие, повскакали с мест, кто из желания усмирить буяна, кто просто из-за того, что все встали. Тех, что ринулись связать буяна, остановил дежурный офицер:

   - По какому праву, Вы позволяете подобные высказывания в наш адрес? Может быть, давно не были в холодной?

    - По тому праву, господин офицер, что Вы должны служить нам, я Вахруша Бахметьев -  купец третьей гильдии,повторюсь, плачу налоги и что имею из этого?

    Офицер, услышав фамилию, тут же сменил  гнев на милость, подобострастно уставившись на Бахметьева, снизу вверх, задал свой первый вопрос по существу:

    - Слушаю Вас, Бахметьев…Так что Вас беспокоит?

    - Меня беспокоит то, что вчера, в вечернее время похитили мою родную дочь, Лизавету…

    - Неслыханная дерзость, - ляпнул один из служащих, - да за такое… - он задумался, как бы правильнее выращзить свою точку зрения, но так и, не найдя подходящего наказания по тяжести проступка, замолчал.

    - Вчера говорите, - выдерживая паузы и ставя правильные ударения, как если бы он уже начал работу над расследованием, пробубнил офицер, - так в каком часу произошло сие?

    - А это так существенно? Вы слышали, у меня похитили дочь?

    - Да, мы все всё слышали, не утруждайтесь повторять… В каком часу случилось сие? – повторил он свой вопрос.

    - На часы посмотреть я как-то не удосужился, не до того было, сами
понимаете, не каждый день дочь крадут…

   - И всё же?

   - Часов может быть восемь-девять вечера было. Она с посиделок с подругами возвращалась.

   - Так может статься, парни решили подшутить?

   - Господин офицер, я сюда не шутки пришёл послушать и не хохмы ваши…

    - Так и запишем, в девять часов вечера…

    - Я не утверждаю… Как услышал, что похитили, так накинул шубу и бегом из дома…

   - Ага… Свидетели уже появились, как-то понятнее становится…

   - Да, какие свидетели, они только и видели, как мою дочь втянули в карету и всё…

   - Что за карета? Приметы какие ни есть?

   - Да в темноте разве что увидишь?

   - Не густо, однако же…

   - Так искать будут, нет?

   - Непременно будут, господин Бахметьев, - поспешил успокоить офицер купца. «От таких чего угодно можно ожидать. Не дай Бог, ещё в управление доберётся, а ежели политика замешана», - про себя подумал он. А вслух же сказал следующее:

    - Как что-либо станет известно, тут же известим через курьера.

    - А не будет вестей, тогда как?- не спешил уходить Бахметьев.

    - Как Вы можете усомниться в нашей работе? – со злобной обидой ответил тот.

    Вахруша оставил заявление о похищении дочери и, даже не удосужившись попрощаться, покинул помещение… Едва за ним захлопнулась дверь, офицер управы учинил разнос подчинённым. Всем досталось, кому по делу, а кому и просто за здорово живёшь, только лишь по причине нахождения здесь. Выговорив всё, успокоившись, но при этом изрядно подпортив настрой сотрудникам, он поручил пройтись по постоялым дворам, по кабакам, где только можно, но найти супостата.

   Бахметьев также не сидел сложа руки, пытался через знакомых, купцов вызнать о лиходее, но скудность сведений не позволяла что-либо выяснить. В зимнюю пору едва ли не каждый второй носит лохматые волчьи шапки да долгополые овчинные шубы, но ведь каждого не заподозришь?
 
 Весь личный состав полицейского участка, тоже собрав значительный список по постоялым дворам, корпели в управе. Прошедшая ярмарка, собравшая купцов и торговый люд из самых разных городов и провинций, значительно усложняла работу: поди разберись кто есть кто? У лихих людишек тоже ведь на лбу не начертано, что он разбойник.