112 Шмон и кипеш 15-16 апреля 1972

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

112. Шмон и кипеш. 67-й ОДСРНК ДКБФ.  15-16 апреля 1972 года.

Сводка погоды: Калининград, суббота 15 апреля 1972 года дневная температура: мин.: -0.8°C, средняя: 4.4°C тепла, макс.: 9.6°C тепла, без осадков; воскресенье 16 апреля 1972 года дневная температура: мин.: 6.2°C, средняя: 7.4°C тепла, макс.: 9.3°C тепла, 11.8 мм осадков (дождь).

С апреля 1972 года в учебном центре 67-го ОДСРНК ДКБФ началась интенсивная подготовка личного состава к практическому освоению оборудования, машин и механизмов новостроящегося БПК "Свирепый". Практически все от самого молодого матроса салаги до командира корабля изучали материальную часть корабля, которая отличалась своей технической новизной. Новым было всё: пульты управления, приборы, система сигнализации, связи. Однако навыки и знания, опыт и умения, полученные на боевых кораблях иных проектов, не были лишними или ненужными, наоборот, всем было чрезвычайно интересно освоить новую технику. Особенно напряжённо велись практические занятия и работы по освоению новой техники в БЧ-5: отрабатывались элементы приёмов борьбы за живучесть корабля, действия команд, групп и отделений в чрезвычайных ситуациях, в разных режимах работы ГЭУ (главной энергетической установки),вахты в ПЭЖ (пост энергоживучести корабля). Причём программой подготовки была программа сдачи первой курсовой задачи "К-1".

Все остальные боевые части БПК "Свирепый" изучали своё заведование, свою материальную часть, при этом отрабатывалась организация чисто корабельной службы нарядов: приборки, ППО и ППР, утреннее проворачивание машин и механизмов, владение оборудованием боевых постов. В учебном центре 67-го ОДСРНК (в Дивизионе-Экипаже) уже никто не говорил "казармы" - только "кубрики", не "дежурство", а "вахта" и весь уклад жизни и общения теперь строился исключительно только в военно-морских выражениях и словах-понятиях. Если кто-то из молодых позволял себе "вякнуть" что-то по-сухопутному, то он сразу же получал либо подзатыльник, либо "плюху" в лоб.

Офицеры и мичманы экипажа новостроящегося БПК "Свирепый" также включились в эту "игру" и отрабатывали командные слова и выражения, причём, часто подшучивая и разыгрывая неподготовленных, подсказывая им якобы "командные слова", а на самом деле, искажённо-пародийные. Теперь все команды в Дивизионе-Экипаже подавались исключительно военно-морскими командными словами, сигналы подавались по-корабельному, играл горн, звенели звонки "колоколов громкого боя", игрался "большой сбор", тревоги, авралы, построения службы корабельного наряда и т.д.

Особо напряжённо работали и готовились офицеры и мичманы, которым предстояло нести службу вахтенными офицерами на ходовом мостике, вахтенными инженерами-механиками, вахтенными офицерами БИП (боевого информационного поста), дежурными по кораблю и по низам, командирами швартовных и аварийных партий (команд) и т.д. Будущие вахтенные офицеры сдавали зачёты по международным правилам предупреждения столкновения судов (МППСС-72), по сигналам БЭС (боевых эволюционных сигналов), командным словам и выражениям. Последнее упражнение воспринималось всеми офицерами и мичманами как игра, как состязание в КВН, как священная военно-морская флотская традиция. Командные слова на флоте - это что-то, традиция, история, фольклор, музыка, поэзия, творчество...

Также с апреля 1972 года офицеры и мичманы, личный состав боевых частей начли привлекать к дежурствам по Дивизиону-Экипажу с патрулированием близлежащей территории, так как по весне участились случаи самоволки не в меру темпераментных годков для встреч с девушками и женщинами, которые либо получали выгоду, либо удовольствие от тесного общения с моряками. Всё это грозило появлением ненужных болезней, противоправными "приключениями", а также саботажем - отвлечением от исполнения служебных воинских обязанностей.

Весеннее обострение гормональной мужской активности командование Дивизиона-Экипажа замещало интенсивной трудовой и хозяйственной деятельностью, интенсивностью практических занятий и тренировок на корабле, хозработами на территории Дивизиона-Экипажа. Однако ночные перелазы и самоволки на соседний хлебозавод не прекращались. Во время проведения вечерней поверки началась практика шмонов, то есть обысков офицерами и мичманами тумбочек и коек личного состава в поисках запрещённых предметов, прежде всего, пропавших вещей молодых матросов, водки и иных алкогольных напитков. В один из таких вечеров в наволочке  одной из подушек на койке молодого матроса был обнаружен тщательно замаскированный порнографический журнал (вырезка из журнала - автор).

Обычно поверхностные, выборочные и беглые шмоны (обыски) дежурные офицеры и мичманы проводили по утрам, пока личный состав бегал на физзарядку, но этому, как правило, мешали ДМБовские годки, которые продолжали утром спать или спокойно собирались умываться и бриться. Эти утренние шмоны (обыски) проводились под маркой проверки порядка и чистоты в тумбочках. Во время вечерней поверки целенаправленно искались самодельные или фабричные игральные карты, которые были на флоте традиционно запрещены и алкоголь. В этот раз нашли картинки фривольного содержания...

Да, в 70-е годы XX века в Советском Союзе практически отсутствовало понятие "секс" и "порнография", так как доминировали понятия "любовь" и "эротическое искусство". Конечно, секс, как техника полового сношения, естественно существовал, но о нём не принято было говорить открыто, откровенно, секс не был элементом советской культуры и человеческого культурного общения, но был частью интимного, скрытного, закрытого межличностного поведения и общения мужчин и женщин. Секс в советском обществе считался чем-то стыдным, даже постыдным, неловким, неприятным, недопустимым, тем более в его откровенных, показных формах, то есть в виде порнографии.

Все моряки и матросы, старшины, возможно, офицеры и мичманы имели фотографии и картинки из журналов своих любимых девушек и женщин, знаменитых актрис, певиц, спортсменок и просто красавиц. Всем нравились симпатичные или откровенно красивые лица, фигуры и элементы женских тел, все обращали внимание на глаза, губы, причёски, плечи, груди, стан, попу и на женские ножки - это естественно, а что естественно, то не безобразно. Поэтому все без исключения хорошо понимали интерес молодых матросов, особенно, ДМБовских годков к девушкам и женщинам в апреле-мае 1972 года. Однако на картинках-вырезках из западногерманского журнала были не красивые девушки и женщины в обнажённом виде или в мини-бикини, а просто крупным планом было показано совокупление мужчины и женщины, причём в самом откровенном "развёрнутом" виде, выставленном напоказ, - это был порнографический секс в "чистом" виде...

В субботу 15 апреля 1972 года погода была холодная, но осадков не было и группу годков, старшин и старших матросов отпустили в 19:00 на "свободу" в увольнение. Они вернулись в разное время и в разном состоянии, в том числе в "весёлом", "подшофе", "випивши". Моряки приветствовали весёлыми и довольными криками экипаж, стоящий в строю на вечерней поверке, а потом их выстроили перед входом в административное здание учебного центра и подвергли обыску. У одного из годков опять обнаружили "свеженький" порнографический журнал произведённый в ФРГ (Федеративная Республика Германии, член НАТО - автор).

Весь личный состав экипажа новостроящегося БПК "Свирепый" задержали на вечерней поверке, а всем офицерам и мичманам (командирам боевых частей, команд и групп) приказали провести в кубриках экипажа не просто шмон, а настоящий обыск. Впоследствии, когда мы после гневной напутственной речи старшего помощника командира корабля капитан-лейтенанта А.А. Сальникова (командира корабля и замполита в этот вечер не было - автор), вернулись в кубрики, то увидели что наши постели на койках, шинели и бушлаты на вешалках, аттестаты в рундуках и личные вещи в тумбочках были перевёрнуты, разбросаны, потрёпаны и перемешаны...

Мы стояли в строю вечерней поверки, мёрзли на вечернем холоде, топтались в ботинках, практически на босу ногу (выбегали же просто для переклички и назад в кубрики - автор), ждали, когда закончится шмон, потом слушали негромкие доклады офицеров и мичманов старпому, смотрели, как они что-то показывали ему, а наш Сальников всё больше и больше ярился. Я боялся, что кто-то пролистает мой альбом для рисования и увидит мои рисунки для ДМБовских годков, на которых изображён годок, пришедший домой со флота, а к нему бросается с поцелуем в объятия девушка с коротком халатике, у которого в порыве нижний край подола взлетел в воздух и обнажил красивую попку в узеньких трусиках... (о том, что в альбоме были написаны Морской и Годковский законы я даже не подумал - автор).

Старший помощник командира корабля капитан-лейтенант Александр Андреевич Сальников по итогам шмона (обыска) разразился такой гневной и образной речью, что мы, личный состав экипажа новостроящегося БПК "Свирепый", даже забыли для чего были построены, что случилось и какие будут последствия. Это было не просто выступление сердитого советского офицера и старпома, это была речь достойная Цицерона! Из той речи Александра Андреевича Сальникова я запомнил только некоторые выражения, смысл, форма и содержание которых сводились к одной центральной мысли: "Как матроса не напрягай, как не ублажай, а всё равно у него вместо головы головка думает!".

- Вы олухи царя небесного! - восклицал наш старпом Сальников, - если думаете, что став годками, поймали птичку счастья за хвост! Вам оказали честь и доверие, выпустив вас, олухов, в город, в человеческое общество, в цивилизацию, а вы повели себя как полоумные макаки с красными задами, как сексуальные маньяки, которым всё равно кого пихать и в кого пихаться!

- Вы думаете, что вы обрели радость от ваших приключений с девицами лёгкого поведения? - спрашивал он всех в строю. - Нет, долбодятлы! Вы добавили себе страдания, а нам - заботы. Вы в один миг рассеяли убеждение замполита в том, что вы советские матросы и сознательные комсомольцы, на самом деле вы плотоядные животные, у которых только одно на уме - как-нибудь, где-нибудь и с кем-нибудь перепихнуться по поросячьи!

- Вы в одночасье забыли клятву, которую вы давали, читая наизусть Военную присягу, вы подумали, что за воротами Дивизиона вы свободные от присяги люди, но вы глубоко и горько ошиблись, а теперь к вам будут применены все меры дисциплинарного, административного и уголовного воздействия за уклонение от воинской дисциплины и военной службы. Вы даже не представляете себе, насколько глубоко и пошло вы сами себя трах-тарарахнули по самые маракасы!

- Я не буду говорить вам много слов, потому что вы всё равно ничего не поймёте из того, что я вам внушаю, потому что слова даются многим, но мудрость и понимание слов - немногим. Поэтому, чтобы до вас дошла вся пагубность совершённого некоторыми из вас преступного деяния, отныне все лишаются права на увольнение в город. Будете сидеть здесь, работать до чёртиков в глазах на корабле и на заводе, шагать до одури на плацу, так чтобы до постелей могли только на карачках добираться, так, чтобы даже позыва не было на позыв к девушкам и женщинам!

- Вы можете сколько угодно возмущаться, орать, не соглашаться и выпрыгивать из своих штанов, превозносить ваших годков, которые по дурости принесли с собой в экипаж заразу, а также поносить их последними словами за кару к вам, но это будет одинаково нелепо, потому что вам надлежит понять простую вещь: экипаж боевого корабля создан, сформирован и обучен для одиночного длительного боевого похода в море-океане не для сексуальных упражнений с порнографическими картинками, а для боя с вероятным противником, с врагом, который специально подбрасывает вам для растления эти журнальчики с порнографией.

Старший помощник командира корабля капитан-лейтенант А.А. Сальников дошёл до высшей степени "кипения" и хотел было что-то сказать о мужеложестве на корабле, даже начал говорить, но сдержался и замолчал. Мы все почувствовали себя очень неловко, поняли намёк старпома, наши лица и поведение в строю сменилось с игривого выражения на серьёзный лад, шутки кончились, запахло "жареным".

- Умные люди, - сказал старпом, - большему учатся у дураков, чем дураки у умных. Посмотрите на этих "героев", принесших с собой в экипаж не только грязные порножурналы, но, вероятно, ещё и "венеру" (венерические заболевания - автор). Лично у меня к ним доверия нет, я бы с ними теперь не то, чтобы здоровался, общался, умывался, ходил в душ, ел из одной тарелки, а ... не сяду на одном поле!
 
- Доктор! - позвал старпом нашего корабельного медика старшего лейтенанта Л.Н. Кукурузу. - Всех годков на анализы! Всех, кто ходил в увольнение, на анализы! У кого обнаружится зараза - на карантин и вон из экипажа! Комсорг! Всех комсомольцев мобилизуйте на борьбу с этой заразой! Всем матросам, старшинам и командирам отделений приказываю: все фривольные картинки девиц в мини-бикини в мусор, сжечь! Все картинки фривольного содержания вон из альбомов! Увижу - накажу!

С этими словами нас распустили и мы увидели разгром в наших кубриках и аттестатах. Серьёзность отношения к речи старпома тут же у нас сменилось общим возмущением, протестом, бузой и начался кипеш. Шмон по определению - это обыск, облава, бестолковое наведение порядка, а кипеш - это крик, шум, гам, тарарам, скандал, разборка, беспорядки, суета, суматоха, переполох. Вечером в субботу 15 апреля 1972 года в кубриках-казармах учебного центра 67-го ОДСРНК началась буза, кипеш, авральное наведение порядка в экипаже новостроящегося БПК "Свирепый". При этом годки, старшины и матросы скооперировались в общем возмущении и возбуждении, не слушались дневальных, дежурных мичманов и офицеров, командиров боевых частей. Все так или иначе высказывали злое неприятие произведённому обыску (шмону).

Я слышал, как старпом, обходя кубрики и пытаясь навести порядок, говорил сопровождавшему его начальнику РТС капитан-лейтенанту К.Д. Васильеву: "Гнев от безумия отличается лишь непродолжительностью, если эта буза надолго, то надо вызывать командира корабля", а потом напутствовал Васильева инструкцией: "В кубриках обращайте внимание на тех, которые краснеют от общения с вами, они быстро соображают и отходчивы, опасайтесь тех, кто бледнеет, они хоть и уступают вам, но при этом замыкаются и озлобляются внутри себя".

Постепенно буза и кипеш улеглись, мы навели порядок и переложили в рундуках свои вещи, поправили постели на койках, проверили свои личные вещи на предмет пропажи и обнаружили, что практически всё наше лично-тайное (секретное, интимное), кроме действительно фривольных картинок, осталось в неприкосновенности: офицеры и мичманы, кто участвовал в шмоне (люыске), взяли только то, что было запрещено иметь матросам. Все мои картинки в ДМБовских альбомах годков тоже остались на месте...

Мне очень любопытно было увидеть те порнографические картинки, которые были у ДМБовских годков, но теперь нам осталась только одна возможность потешить наше молодое сексуальное любопытство и половое вожделение - устные рассказы о любовных победах и интимных встречах с девушками и женщинами, стихи и песни. С этого момента байки и анекдоты сексуального и интимного характера стали очень модными в экипаже новостроящегося БПК "Свирепый", потому что вовсю расцветала весна...

Кстати, нашему первому комсоргу экипажа корабля лейтенанту Николаю Судакову и мне, как его другу и помощнику, добавилась ещё одна забота-работа, приказание от старпома капитан-лейтенанта А.А. Сальникова организовать досуг матросов в экипаже корабля. Когда старпом ставил перед лейтенантом Николаем Судаковым задачу организации досуга моряков, то он сказал одну фразу, которую я запомнил навсегда:

- Кто пустым делам придаёт видимость важности, - сказал капитан-лейтенант А.А. Сальников, - тот в действительно важных делах окажется пустым человеком. Хорошие дела нужно дополнять новыми хорошими делами, чтобы хорошая слава не прерывалась. Думайте, соображайте, но чтобы к утру понедельника был план культурно-массовой работы с экипажем корабля. Ясно! За работу!

Я тогда спросил Николая Судакова: "А почему Сальников не командир нашего корабля?".

- Сальников считает, что лучше пусть люди спрашивают, почему его не назначили командиром корабля, нежели за что его назначили командиром корабля. Он не из тех, кто выпячивается и стремится важничать, он такой каков есть, а это увы, роскошь людей свободных, - ответил лейтенант Николай Судаков.

Практически весь день в воскресенье 16 апреля 1972 года мы с Николаем Судаковым и некоторыми годками, членами комитета ВЛКСМ экипажа корабля, придумывали план культурно-массовой работы с матросами и старшинами новостроящегося БПК "Свирепый", но ничего, кроме обычных "рекомендованных мероприятий", придумать не могли. Получалось сухо, казённо, формально: культпоходы в кино, в театр, в музеи; спортивные состязания, спартакиада между боевыми частями; просмотр свежих кинофильмов; создание из книг, принесённых из дома офицерами и мичманами, корабельной передвижной библиотечки; игры и состязания в шахматы, домино и лото (для желающих - автор). Потом годки предложили послушать "молодого", то есть меня: "А что наш пострел Суворов молчит? Ну-ка, молодой, выдай нам чего-нибудь!".

- Первое, корабельная стенгазета! - выпалил я сходу. - Лучше всего сатирически-юмористическая! Юмор и сатира - самое лучшее лекарство от годковщины, от гордыни, от недостатков!
- Второе, коллективные походы в увольнение на танцы боевыми частями и сводными командами во главе с комсоргами, которые бы отвечали за поведение ребят.
- Третье, подружиться с экипажем другого новостроящегося корабля, чтобы передавать свой опыт, соревноваться и дружиться с ним. Состязание и азарт - самые лучшие двигатели соревнования.
- Четвёртое, чаще фотографировать матросов и старшин корабельным фотоаппаратом, делать для всех желающих фотки, наполнять ими ДМБовские фотоальбомы, награждать фотками на память о службе, посылать фотки с благодарными письмами домой родителям, любимым девушкам и в школы, в которых учились моряки.
- Пятое, если нельзя бесконтрольно общаться с девушками за пределами Дивизиона-Экипажа, то пригласить их сюда к нам, в Дивизион, устроить совместный просмотр кинофильма, угощение девушек флотской едой, танцы.
- Шестое, найти какую-нибудь школу, старшеклассников  и старшеклассниц, чтобы с ними переписываться.
- Седьмое...

- Шестое неприемлемо, - перебил меня Николай Судаков. - Никто не разрешит экипажу секретного противолодочного корабля общаться перепиской с гражданскими, да ещё с неуравновешенными детьми...

Я "заткнулся", весь пыл у меня пропал, ребята меня тормошили и просили продолжить говорить и "кидать идеи", но я наотрез отказался. Хватит! И этого достаточно... Сергей Берёза и мой командир отделения рулевых БЧ-1 Александр Кузнецов меня горячо поддержали, а Сашка ещё долго говорил: "Видали, какого я молодого подготовил?!". Все мои идеи были приняты "на ура", но их воплощение в жизнь Николай Судаков быстренько оформил как решение комитета ВЛКСМ БПК "Свирепый" и как комсомольское поручение матросу-рулевому комсомольцу Александру Суворову. Инициатива наказуема исполнением инициативы...

После памятного общекорабельного комсомольского собрания по вопросу искоренения «годковщины» жизнь в экипаже новостроящегося БПК «Свирепый» изменилась, резко повысилась военная дисциплина, начались подчёркнуто уставные отношения между моряками, чёткое отдание чести, приветствие, чёткие приказы и чёткие доклады. Даже возникла некоторая мода на правильное ношение флотской формы одежды и годки (в том числе ДМБовские годки - автор) с удовольствием вертели в спираль ремни молодым матросам (в том числе и мне - автор), показывая и доказывая всем, что молодые (то есть я - автор) нарушают правила ношения военной формы одежды. Особенно красивыми стали офицеры и мичманы в своих строгих мундирах, шинелях и форменных плащах.

Даже командир 67-го отдельного дивизиона новостроящихся и ремонтируемых кораблей (67-го ОДСРНК) капитан 1 ранга В.Н. Безносов поддался общему настроению щеголять нормальной флотской одеждой и вышел однажды на строевой смотр нашего экипажа БПК "Свирепый" в своей парадной форме, при всех орденах и медалях. В эти мартовские и апрельские недели 1972 года мы сдавали различного характера задачи-экзамены в рамках подготовки к переезду на корабль, например, мы перемещались по Калининграду строем, походной колонной и тем самым отрабатывали строевую сплочённость перед строевым смотром по одной из курсовых задач.

Вечером в воскресенье 16 апреля 1972 года на разводе службы корабельного наряда в 19:00 я заступил на вахту дневальным по Дивизиону-Экипажу. Мой боевой пост находился в коридоре рядом с письменным столом, на котором располагались все графики, расписания, вахтенный журнал, другие журналы, должностные инструкции и инструкции действий дежурных корабельного наряда по сигналам «пожарная тревога», пульт управления телефонного коммутатора, дежурные телефоны и "тревожная кнопка" на стене.

Кадровые офицеры Дивизиона-Экипажа, штатные офицеры и мичманы экипажа БПК "Свирепый", свободные от вахт и дежурств, раньше времени уходили по домам. Жизнь в выходные дни и вечера в Дивизионе-Экипаже замирала, да и мы, экипаж новостроящегося БПК «Свирепый», тоже отдыхали по выходным дням. Всё было спокойно, тихо, обычно, нормально. Воскресный вечер после скучного и старого кинофильма тянулся спокойно, тихо и безмятежно к своему завершению, к отбою. Дежурный офицер по кораблю-дивизиону и дежурный мичман по низам отлучились в кают-компанию (комнату дежурных) выпить по чашечке кофе, другие дежурные-дневальные тоже скрылись за дверью ближайшего класса, чтобы поесть горячего свежеиспечённого хлеба с хлебозавода со сгущёнкой (наше любимое лакомство тогда – автор) и покурить.

Я был некурящий и на «хлеб со сгущёнкой» меня не пригласили, поэтому я одиноко стоял на месте дневального и в сотый раз изучал плакаты политотдела Главного штаба ВМФ СССР, на которых были фотографии кораблей, стрельб ракетами и торпедами, бравые моряки и их героические дела… Вдруг хлопнула входная дверь главного административного корпуса Дивизиона-Экипажа и послышались басовитые мужские голоса. Я по инерции замедленно и лениво повернул голову направо и увидел группу офицеров во главе с командиром 67-го ОДСРНК капитаном 1 ранга Виктором Николаевичем Безносовым, офицеров его «свиты», а также нашего командира новостроящегося БПК «Свирепый» капитана 3 ранга Евгения Петровича Назарова. Виктор Николаевич Безносов, чувствуется, был празднично «навеселе», шёл широкими мощными шагами и был насуплено сердит…

От неожиданности и испуга я звонким голосом (как звук валдайского колокольчика - автор) во всю мощь своих лёгких крикнул в пустоту коридоров главного корпуса дивизиона:

- Смирно! Равнение направо! Здравия желаю товарищ капитан 1 ранга! Дежурство проходит нормально! Экипаж отдыхает. Происшествий нет, больных нет, отсутствующих нет. Дежурный дневальный по экипажу, матрос Суворов!

От звонкости моего голоса капитан 1 ранга В.Н. Безносов и вся группа офицеров не то чтобы испугались, но опешили и встали на месте.

- Ты чего орёшь!? – строго спросил меня капитан 1 ранга В.Н. Безносов. – Оглушил совсем. Ты случайно в хоре не поёшь?
- Никак нет!
- Напрасно, - сказал Виктор Николаевич Безносов и начал подниматься по ступенькам ближе к столу дежурного-вахтенного офицера. – Нам такие звонкие запевалы нужны. А где дежурный офицер? Где дежурный по низам? Где все?
- На обходе, товарищ капитан 1 ранга! – всё так же громко, но уже с баритональными мужскими нотками ответил я.
- Подождём, - сказал капитан 1 ранга и сложил руки на животе ниже пояса. Все офицеры рядом с ним послушно застыли, но в позе «по стойке смирно»…

Только через 10-15 секунд со всех сторон из дверей начали выскакивать офицеры, мичман, старшины и матросы службы корабельного наряда, причём все сразу. У всех без исключения на лицах были выражения изумления, растерянности, виноватости пойманных при исполнении каких-то «шкодных дел», у одного из старшин на губах ещё сохранялись хлебные крошки в потёках густого сгущённого молока. Эти хлебные крошки и следы молока на губах старшины-годка окончательно «доконали» командира 67-го ОДСРНК капитана 1 ранга В.Н. Безносова.

После того, как В.Н. Безносов "обратил" внимание командира корабля и офицеров своей "свиты" на этих "молокососов", он методично, шаг за шагом начал комплексную проверку всех помещений, всей документации, всех графиков, отчётов и докладов, всех записей в журналах, проверку кубриков (казарм), мест общего пользования, гальюнов, коридоров, душевой, столовой, ленкаюты и т.д. и т.п. Единственно, куда не захотел зайти капитан 1 ранга В.Н. Безносов – это в запечатанные на выходные дни секретные классы боевых частей и РТС новостроящегося БПК «Свирепый».

Всё эти часы комплексной разносной проверки я простоял в стойке смирно на своём боевом посту дневального по Дивизиону-Экипажу. После того, как в соответствующих выражениях командир 67-го ОДСРНК капитан 1 ранга В.Н. Безносов с огромным удовольствием «разнёс» выстроившийся наряд дежурных по экипажу, в том числе высказал в аккуратных выражениях своё недовольство командиру БПК «Свирепый» капитану 3 ранга Е.П. Назарову, посетовал на то, что он «слишком часто отлучается домой, перекладывая свои обязанности на подчинённых», заметно повеселевший и довольный Виктор Николаевич ушёл, напоследок слегка "хлопнув" входной дверью. Вместе с ним ушёл и Евгений Петрович Назаров, но мы знали, что он обязательно вернётся...

Все, кто попал «под раздачу» В.Н. Безносова, обрушились на меня за то, что я их вовремя не предупредил, на что я им ответил, что «был один, покинуть пост не имел права, а они (Безносов, Назаров и офицеры) уже поднимались по ступенькам, так что я вынужден был громко и звонко орать, чтобы обратить внимание на приход начальства». Кто-то из ребят сказал, что они слышали, как я звонким пронзительным и отчаянным голосом чуть ли не пел и подумали, что я «прикалываюсь и докладываю, изображая из себя дежурного-вахтенного офицера».

- Вечно ты, Суворов, лезешь не в своё дело! – сказали мне встревоженные офицеры, старшины и годки. – Молчал бы себе в тряпочку и был бы как все, а то ты «герой», а мы с чопами в …аднице!

Я тоже об этом подумал и горестно вздохнул. В это время снаружи в главный корпус Дивизиона-Экипажа повалили лавиной офицеры и мичманы, а за ними командир БПК «Свирепый» капитан 3 ранга Е.П. Назаров. По их лицам было видно, что у них настроение - брать штурмом крепость Бастилию, не меньше... Началась авральная работа, одновременно «шмон, кипеш и приборка в одном флаконе», то есть устранение замечаний командира 67-го ОДСРНК. Эта авральная работа продлилась весь вечер и ночь воскресенья 16 апреля 1972 года. К утру понедельника 17 апреля 1972 года обессиленные и еле-еле двигающиеся матросы и старшины были направлены на помывку в баню, в которой (я сам это видел – автор) матросы стояли под горячим душем и спали стоя.

Давно мы так не работали и не прибирались, причём все: офицеры и мичманы, старшины и годки, молодые матросы. При этом в экипаже упорно муссировался слух о том, что это я, матрос Суворов, «своим докладом вместо дежурного-вахтенного офицера по Дивизиону-Экипажу решил «вые...нуться» и обратить на себя внимание капитана 1 ранга Безносова, а тот из-за этого начал комплексный шмон». Позже правда стала всем известной, но тогда в воскресенье и понедельник 16-17 апреля 1972 года я опять был на волосок от всеобщей «тёмной», которую теперь хотели мне устроить все без исключения, особенно офицеры, которых "выдернули" вечером в воскресенье из семей, домов и компаний в кафе-ресторане...

Фотоиллюстрация: 16 апреля 1972 года исполнилось ровно 6 месяцев моей срочной военно-морской службе (с момента отбытия на флот - автор). В субботу 22 апреля 1972 года, будучи в увольнении, я сфотографировался в Калининграде в ателье "Срочное фото" на улице Грекова, д 3/5. На этот раз матрос-рулевой БЧ-1 БПК "Свирепый" Александр Сергеевич Суворов был в своей, ушитой по голове бескозырке, "голландке" и с гюйсом (синим воротником с тремя белыми полосками), выглаженным в парадном стиле (со складками специальной формы).