Т. Глобус. Книга 4. Глава 15. Под кустом
Крат не спешил обладать и не спешил обозначить своё обладание. Мир, свобода, благодать. Покой, доверие, родство. Так он дышал, пальцами трогая Машино плечо, словно с разборчивым восхищением выбирал себе новое тело для следующей жизни.
Солнце опустилось под горизонт, ниже мирового плинтуса, но ещё не со всеми простилось. На западе небосклон сиял. Башенковидные облака (кастеллянус) двумя пузырчатыми строчками висели в небе, чья матовая ровность и внутреннее свечение совпадали с оптическими свойствами Машиной кожи.
Далеко впереди улицу пересекла Зинаида Орестовна. Маша повернулась к нему.
- Эта женщина пугает меня. Недавно я подошла к ней, потому что мне показалось, она за мной наблюдает. Она бросилась прочь, а я догнала и спросила, что ей нужно. Она остановилась и плюнула в меня. Сумасшедшая?
- Эта женщина родила и вырастила мерзавца… он за тобой, говорят, ухлёстывал.
- Ухлёстывал… и повесился. Я очень переживала, потому что отказала ему во взаимности.
- Хороша взаимность!
Какие-то лиловые и синие пятна и мазки появились в садовой листве и на цветниках в палисадниках. Жёлтенького стало меньше: эти цветы уснули. Огромный шершень с низким ровным гудением пролетел мимо их голов, Крат ощутил даже ветер от его чёрной стремительности.
Маша потёрлась щекой о его плечо. Она волновалась тоже. Её домик оказался крайним на улице. Дом подмигнул им тёмными тонкими стёклами. Крыльцо покосилось. Внутри веранды пахло цветами; в бутылках и банках кругом стояли цветы.
У него ком застрял в горле. Он поискал глазами картины, она кивнула на дверь, ведущую внутрь дома. Зашли, включили свет. Почему-то Крату стало страшно. Здесь тоже кругом располагались цветы, и они создавали в комнате мемориальный, могильный уют. На стенах висели некие серые смутные полотна. Крат подошёл к ним чуть не на цыпочках.
Ничего подобного не ожидал увидеть. Наверно, красивой девушке должно быть свойственно украшательство, привязанность к декоративному оформлению окружающей среды, но картины были ужасными. Серо-фиолетовыми акварельными потёками изображались какие-то строения. Жёлто-серыми и зелёно-серыми - деревья. Их формы были случайными, никак не пережитыми.
Он оглянулся, чтобы посмотреть ей в глаза, оценить её инструменты видения мира, и увидел прекрасные женские глаза. Ничего больше и ничего меньше. Тогда что у неё под этими глазами? Каким чувством она смотрит на мир?
Она заметила его растерянность и попросила забыть про картины, потому что она не умеет рисовать. Попросила сесть в кресло, потому что ей надо переодеться, чтобы "явиться ему в обольстительном виде". Он послушно сел в скрипучее ворчливое кресло. Сердце колотилось.
Она категорически отличалась от всех особ женского пола, встреченных Кратом или воображённых. Он ожидал, что её появление произойдёт через десять-пятнадцать минут, но оно произошло через полминуты. Маша вышла из соседней комнаты в коктейльном платье, состоящем из глянцевой маечки на тонких бретельках.
Постояла в центре комнаты, повернулась на босых ступнях и потрясла головой, чтобы немного растрепать вокруг лица каштановые волосы. Потом виновато улыбнулась, у неё на ресницах сверкнула слеза.
- Что с тобой? - он подошёл к ней.
- Мне всё время хочется плакать, - она опустила голову ему на грудь. - Я не умею соблазнять. Хочу, но не умею.
- И не надо, - уверенно сказал Крат. - Тебе очень идёт это платье. Оно кокетливое, даже развратное.
- Да, по сути я голая.
- Надо выключить свет, - он держал в руках её скользкое в этом платье, голое тело, и страх оставил его, уступив место вожделению.
…Время удивлений. Он в ней нашёл нечто неожиданное. Так получается, когда соитие происходит во сне. Крату иногда снится телесная близость, только по ощущению эта близость не совпадает с натуральной. Сексуальное излучение приснившейся женщины слабое, отражённое.
Реальная женщина ощущается иначе и всегда по-разному. В теле плотской женщины есть самость, электрическая самобытность, встречное приглашение и встречное сопротивление, и это не только физическое сопротивление-приглашение, это поток чувств и желаний, которые сидят в клетках тела.
Эти клетки и ткани по-своему поют, кричат, а внутри Маши никого нет. Внутри Маши нет Маши.
"У неё необычное тело!" - окончательно распознал Крат. Другие вибрации, незнакомые, пустые. Он отстранился и посмотрел на неё с недоверием.
- Ты всё понял, - она расслабилась и совсем опустела.
- Что понял?
- Я не человек. Я не женщина. Подожди, ну, пожалуйста, попользуйся мной хотя бы как бездушной куклой, ну просто как надувной женщиной. Ну, пожалуйста!
Ночь обрела фантастические очертания. И всё в ней стало походить на страшный, небывалый сон - и не только внутренняя часть Маши, но даже подушка.
Маша старательно исполняла роль совокупляющейся женщины: вероятно, имелись об этом кинопонятия. Потом, устав от актёрства, заплакала. Она виновато гладила его по плечу и что-то говорила несуразное, как в бреду.
- Где у тебя вода?
- Вода? - она задумалась. - А, на веранде, там ведро с водой для цветов.
- А на кухне питьевая вода есть? - его удивил ответ хозяйки.
- Питьевая? Ах да, у меня одна общая с цветами вода.
Он вышел на прохладную веранду, открыл дверь в сад. Здесь было тихо, темно и пахло росой. Стрекотал ночной кузнечик. Где-то в отдалении выводили скрипучую песню влюблённые лягушки-самцы. Около яблони стояла белая фигура тумана, метра три высотой, похожая на памятник врачу-убийце.
Он умылся водой из ведра, попил, призадумался - и решил бежать. На цыпочках вернулся в спальню, забрал с пола свои одёжки, поискал ботинки - не нашёл - и ладно, отправился домой босиком.
На свою кровать он рухнул без сил, но сна не было. Лежал с каким-то мутным и муторным гнётом на душе, пока в комнату не вошла Маша. В руках у неё были ботинки.
- Прости меня, я уезжаю домой. Ты мне очень помог. Жаль, общение со мной не принесло тебе радости.
- Посиди вот тут, - он похлопал по краю дивана.
Он искал в ней следы ночной Маши, рыдающей, старающейся превратиться в женщину. Он снова захотел обладать ею, уверенный, что сейчас их тела друг друга поймут, но у неё было очень строгое лицо.
- Маша, кто ты?
- Новый человек, - сказала она и гибко села на отдалённый стул. - Они пытаются создать человека. Совсем с нуля не получается. Они скрещивают образ и плоть.
Крат резко поднялся.
- Если ты - демон, откуда в тебе одиночество и тоска? Откуда в тебе благородство?
- От культуры. Я - дитя человеческой культуры и физики полей.
- И генетики? - подсказал Крат.
- Нет. Генетика относится к миру квантованных творений. Я отношусь к миру сплошных образов. Спроси у Фокусника. До свидания, Крат. Я уезжаю, - она поднялась и подошла к нему; потрогала его лоб, провела пальцами по бровям. - Я верю, что мы увидимся. Я кое-что поняла, и в следующую встречу понравлюсь тебе.
Она склонилась, поцеловала его и вышла так бесшумно и быстро, словно её тут и не было.
- …Вставай, герой-любовник! - это говорила Лиля и тянула его за ухо.
- Ох, значит, я спал, слава Богу!
Солнце высоко сияло в заоконном просторе, и сразу было понятно, что у природы хорошее настроение.
- Ну, расскажи, как прошло свидание с красоткой, я сгораю от любопытства и от ревности, прошу заметить.
- Погоди, я сейчас, - он принялся одеваться по-быстрому, по-летнему.
- Я не спала всю ночь, Крат. Столько всего передумала! И прям ненавижу себя. Дура я дура.
- Ты красивая, - сказал Крат, по-новому глубоко и с удивлением посмотрев на Лилю.
- Ой, да ладно. По сравнению с твоей кралей - чебурашка.
- Она не моя краля, тебе показалось.
- Рассказывай, не отстану от тебя. Я вся извелась, как представлю тебя с ней, у меня в глазах темно. …Тебе хорошо было? Отвечай! - Лиля отняла у него ботинок.
- Она не женщина.
- Девушка?!
- Нет, она привидение, в котором формируется новая женская личность.
- Новая? Как это возможно?
Крат оглядел свою комнату и заметил, что всё идеально прибрано, и никаких следов ужина.
- А кто порядок тут навёл?
- Я и Кузьмич. Он вчера крепко набрался. Ревнует он, по-моему, твою эту Машу. Влюбился. А ты мне зубы не заговаривай. Ты рассказывай давай про Машу, какую вы с ней заварили кашу? И какой она призрак?
- Некоторые специалисты осваивают особую науку управления природой. Это совсем не похоже на нашу цивилизацию - другой принцип. Они этим занимаются… полмиллиона лет.
- Кто такие?
- Демоны, есть ещё Мумтан с товарищами - тоже демоны, только ряженые в технологические обёртки. Они хотят создать новое человечество.
- А в чём новизна?
- В носителе сознания. ...Телесная природа, она дробная, квантованная. А в сознании живут цельные, сплошные образы. Понимаешь разницу? Тела демонов - это не тела, это фигуры: они сплошные, не дробные. И у Маши такое же тело, - он посмотрел на неё и пожалел о сказанном.
- Так у тебя было с ней?
- А когда Кузьмич ушёл?
- Ты мне дурочку не включай! Я не шутить пришла. Я тебя изнасиловать готова.
- Лиль, успокойся, пойдём отсюда.
- Испугался?
- Нет, подышать. У меня стресс. Мне надо к Вале в больничку, а то я из-за этих стрессов о больном товарище забуду.
- Не забудешь, дорогой. Ты, значит, провёл ночь с призраком, так?
- Тебе-то что, замужняя женщина!
- Об этом потом. Сейчас вопросы я задаю.
Крат стал мелко трястись от смеха.
- Слушай, Крат, а правда, пойдём в лес...
Он дёрнулся, как ужаленный, но причиной тому был холодный нос Юлика, ткнувшийся ему в руку.
- О, Господи, двери закрывай!
- Это твоя собака?
- Это вольный житель Зарайского района. Занимается мотанием хвоста, попрошайничеством и секс-туризмом.
- Давай возьмём с него пример и удалимся под лесную сень? - она знакомым прищуром глянула на него и подула на свою чёлку.
- А Жорж? Ты ведь замужем.
- Ничего я не замужем! Заявление мы подали, но имеем право не расписываться. И вообще, мы с ним разошлись, - Она посмотрела на него с особым выражением; здесь просьба, вожделение и ревность оказались вместе.
- Зачем же вы разошлись, если заявление написали?
- Итак, милый, ты мне не ответил: тебе приятно было с Машей?
- Мы, вроде вас, подали заявку, но воспользовались не в полной мере.
- Ну-ка, ну-ка, поподробней. Как это "не в полной мере"?
- Машинально, - сострил он и поправился. - Не буду я на этот вопрос отвечать. Плохо мне. И тоскливо. И даже тошно. Всё.
- Ага, ты не отвечаешь, но я умею догадываться. Я вчера сразу поняла, что с этой барышней не всё в порядке. Таких на земле не бывает. Я подумала, что это ангел, который по какому-то поручению изображает из себя бабу. Ну то есть милую девушку. И что она художница из Питера - это легенда для успокоения публики. Но ты говоришь… ты, уже "познавший её", заявляешь, будто она - привидение с примесью человечности! Очнись! Ты провёл ночь с призраком! Ты - космический потаскун.
Крат отодвинул её рукой и вышел на улицу. Посетив туалетную будку, вернулся, но не сразу вошёл в комнату. Дверь была открыта, и он увидел, как Лиля смотрится в зеркальце - напряжённо, под разными углами, потом прячет в сумочку воровским движением.
Он всё понял, но не подал вида, поскольку случайно застал её за этим занятием. То есть нечестно. Он стряхнул печальные мысли и вошёл в комнату. Она с большим интересом обратила к нему взор.
- Слушай, а твой пёсик, он как относится к ней? Его, поди, трудней одурачить, чем вас, мужиков.
- Да, ты права. Юлик ни разу не подходил к ней близко.
- Ты что такой печальный. У тебя что-то болит?
- Нет, ничего.
- Тогда пошли в лес, а то к тебе сейчас кто-нибудь припрётся.
Она взяла его под руку. А он заставлял свой ум не знать то, что знает. И ему это удалось... правда, другим способом, не за счёт силы воли, а силой прощения. Он вспомнил о праве всех живущих быть такими, какие они есть.
- Помнишь, как хорошо нам было в лесу? - она с ободряющей улыбкой обратилась к нему.
- Тогда лес был другой.
- И над нами не летали самолёты, - она запрокинула голову. - Если только птеродактили, - звонко засмеялась.
И ему стало легче. Она внушала ему желание своим присутствием, даже если он на неё не смотрел. Он заранее удивился различию в ощущениях: этой ночи и того, что сейчас произойдёт.
Лиля была в чувственном ударе. Её глаза блестели, губы стали полней, они двигались призывно и сладко. Её зубы сверкали белой эмалью - бело-перламутровой... давным-давно, в каком-то другом мире, вот таким было небо, и там ещё летела чёрная фигурка… Крат сорвался с краешка очень далёкого образа, потому что Лиля взялась его теребить.
- Здесь, Крат, стой. - она оценила муравчатую полянку между деревьями, потом оглянулась и перешла на шёпот, совпадающий с разговорами листвы. - Считай, что я твоя военнопленная и делай, что хочешь. Ты меня возьми так, чтобы я на всю жизнь запомнила. Как угодно и без малейшего сочувствия к бедной женщине.
- Слишком грандиозная задача. Неизвестно сколько тебе предстоит прожить тысячелетий. И будешь ты Лилей, Мусей, Лялей, Олей…
- И снова - Евой. И снова с тобой. У меня под юбкой ничего нет. Вот, видишь? Чтобы ты не тратил время на постороннюю материю. А я падаю в обморок. Это заранее рассчитанный обморок, приготовленный для тебя. Потому что я тебя люблю.
Она усложнила сценку с обмороком. Склонилась, потеряв дыхание, привалилась плечом к берёзе и стала оседать, медленно поворачивая колени влево, стала скручиваться… он в изумлении наблюдал её игру, настолько виртуозную, что даже ляжки её сейчас прощались с жизнью.
Но воскресла эта псевдомёртвая женщина моментально, и стиснула его, и подала утробный жалобный голос. Ветер очнулся над самой землей и прилетел к ним, чтобы трогать её волосы и впитывать её голос, потому что настоящая женщина нужна всем.
Усталые, они вышли в обнимку из леса, но она опять обратила к нему лукавое, пытливое лицо.
- Слушай, Крат, а я догадалась, зачем ты был ей нужен. Я не расспрашиваю тебя об интимных подробностях - ты парень стеснительный, поэтому сам сообрази. Я думаю, она должна была получить твоё семя.
- Всего-то?
- Почему "всего-то"! Они на тебя глаз давно положили. Ты им нужен. Разве не помнишь? Твоё семя - это концентрат твоей природы и, возможно, личности.
- Как-то сложно они задумали, - возразил Крат, у которого холодок пробежал по спине.
- Им не лень придумывать многоходовки, они никуда не спешат. Это мы спешим…
- Не думаю, что они древнее тебя, Лиля.
- Возможно. Просто у нас время рваное, а у них цельное. Мы помним отдельные клочки событий, а они помнят свою историю непрерывно, как что-то целое. Поэтому они старше и мудрее нас. …Ты кончал в неё? Ты отдавал ей семя?
- Лиля, прекрати! Сейчас это не имеет значения.
- Имеет. Мне жалко. И мне больно.
Она остановилась, уткнулась в него и заплакала. Но Крату показалось, что она счастлива. Только что пережитые приливы страсти размываются в ней этими слезами и плавно разносятся по каким-то местам упокоения, где превращаются в нежность. Она горюет, ревнует, но ей сладко.
Из деревни к ним приближается Юлик. Ритмично машет хвостом. Он улыбается, то ли от жары, то ли от симпатии к двум людям, которые посреди тёплого воздуха ещё и прижимаются друг к другу.
- Лиля, мне надо в больницу, ты поедешь со мной?
- Да.
- А где Жорж?
- Уехал. Обиделся. Я ему сказала, что наша семья отменяется. Ладно, давай встретимся у тебя через полчаса и поедем к твоему другу, - она завершительно потёрла глаза кулачком.
Они разошлись по разным тропинкам, но через несколько секунд оглянулись друг на друга. Они щурились на ярком солнце и всё понимали. Миллион лет любви - не шутка.
Свидетельство о публикации №218022500280