Т. Глобус. Книга 4. Глава 19. Двое в степи. Финал
Неделя прошла, новый четверг настал. Валентина выписали из больницы, и он приступил к обязанностям дежурного по занавесу. Валя пребывал в отменном настроении.
- Что будем делать с Орестовной? - спросил его Крат, показывая, как тянуть за верёвку.
- Будем делать ничего, - ответил бывший больной, с высоты своего здоровья желающий всем добра. - Орестовна - дитя в сравнении с главным врачом.
- Чем тебе угрожал главврач? - спросил Крат.
- Он ещё в реанимации хотел отключить меня от капельницы, - с нажимом произнёс Валя и выразительно округлил глаза.
- Зачем?
- Чтобы поскорее отправить меня в морг!
- Да ну, зачем? - спросил Крат, ещё не понимая, что его разыгрывают.
- Чтобы вскрыть меня и узнать про воздействие бледной поганки. У него страсть к точным диагнозам.
- О, - дошло до Крата, - мы с тобой сценку поставим… "Диагностика", о враче, который торопился всех непонятных больных умертвить ради науки.
На этот вечер Крат запланировал сюжеты о дружбе, о юморе и пафосе театрального товарищества, но "театральные поминки" потекли не так.
…Возле ДК раздавались голоса, подъезжали машины, хлопали дверцы. Кто-то смеялся. Лиля глянула в окно и решила, что пора наряжаться.
- Смотри, сколько народу к тебе!
Крат отвернулся от её наготы и посмотрел на печку.
- Хорошо бы зима пришла. Печь затоплю, стану в огонь смотреть!
Лиля шуршит одеждой.
- Ты зачем бельё-то меняешь? - спросил, глядя на мудрый печной чугун.
- А ты как видишь?
- Слышу.
- Кратик, долгими зимними вечерами будем сидеть у огня, и ты будешь рассказывать мне сказки.
Гости курили у крыльца. Было слышно, как некоторые заходили с улицы в фойе и прогуливались по гулкому полу. Кто-то заглядывал в зал, пока ещё пустой.
- Надо газон оградить, а то затопчут, - сказала Лиля, ловко влезая в облегающее стретч-платье.
Взбила волосы. Крат посмотрел на будильник - без пятнадцать семь.
- Ты не будешь переодеваться?
- Во что? И за что?!
Пошёл в зал встречать первых зрителей. Заглянул, включил свет, потом вышел на улицу - собраться в уме и пройтись вокруг да около. Кивал знакомым и незнакомым. Поздоровался с Юликом, который тоже улыбался и ждал приветного прикосновения.
В небе уютно светилась переменная облачность. Автомобили прощально откликались на радиоключи. Голоса смолкали. А вот ещё кто-то приближается из проулка - плащ, мятая шляпа, в руке корзинка, на глазах тёмно-зелёные очки, в руке палочка... Неужели слепой грибник?! На да, кто же ещё! Эмиль Кадабер по прозвищу Фокусник.
Крат распрямился и двинулся навстречу. Грибник устроил пантомиму приветствия: не знал, как избавиться от палки и корзины, пока не отбросил их в сторону. Потом снял шляпу и поклонился перед важным, строгим барином. Крат подступил и обнял его. Он обнимал живое тело, ощущая ладонями рёбра и лопатки под плащом. (После Маши он смирился с невероятной точностью их искусства.)
- Привет, Фокусник.
- Привет, анахорет, - ответил демон и отстранился. - Я принёс тебе в подарок экологические очки. Весь мир зелёный, такое утешение! Глянь-ка, примерь!
Снял их и попытался пристроить к ушам и переносице Крата, но тот увернулся, на миг увидев демона чёрно-зелёным и зловещим.
- А для твоей кралечки я другие очки припас, гламурные! Даже какашки будут розовые! На вот, попробуй, - достал из кармана огромные тёмно-розовые очки.
- Погоди кривляться, у меня сейчас выступление.
- И хорошо, я до чёртиков соскучился по сцене. Дозволь мне выступить, - каким-то драматически-сифилитическим шёпотом просипел демон.
- Ладно, я представлю тебя зрителям и сойду в зал.
- Ага, снизойди к публике, а я уж чего-нибудь на сцене придумаю.
Крат не мог наглядеться на него. Смотрел почти с любовью. Ненаглядный, ненавистный (изначально синонимы: гляд и вид), но сейчас - ненаглядный. Он провёл артистического коллегу через тыльную, закулисную дверь, а сам вышел к публике на авансцену. В маленьком зале полно людей, человек сто.
- Привет, Крат! - крикнул один из них, крупный, не очень трезвый, благодушный дядька (вроде бы в прошлый раз они здоровались за руку).
- Здравствуйте, дорогие друзья! Сколько времени?
- Без одной минуты семь, - доложил дядька.
- Тогда начнём наш вечер. Очень кстати рядом с нашим ДК давеча возник мой старинный приятель… артист оригинального жанра, иллюзионист, каких мало. Давайте попросим его показать нам своё искусство... в стиле самого древнего дома культуры. Ваши аплодисменты!
Он увидел удивлённую Лилю и Валентина, сбежал со сцены и сел возле них.
- Что случилось? - спросила шёпотом.
- Фокусник там, на сцене, - кивнул на занавес.
- О-о! - она закрыла лицо ладонями.
- Так мне идти, открывать половинки? - озабоченно спросил Валентин.
- Не-а, пока ничего не требуется.
Публика радушно хлопала неизвестному артисту. В зале свет погас, и занавес тронулся в путь. Посреди сцены сидел на табуретке Фокусник. Публика окаменела - столь необычным показалось им подсвеченное рампой лицо: белое с чёрными тенями.
Где он взял табурет? - подумал Крат и отбросил пустую мысль. Возле ног артиста стояло ведро, о котором тоже можно было задуматься, но некогда. Фокусник наклонился, зачерпнул из ведра глину и принялся за работу. За минуту он грубовато вылепил человечка высотой с лесную фиалку. Поставил его на пол. Далее фигурка стала сама оформляться под пристальным взором создателя; человечек приобрёл мужские черты.
Новый Адам обернулся к залу и пошёл навстречу публике… тишина настала бездыханная. Ещё немного, и он упал бы со сцены - детский голос ему закричал: "Стой, упадёшь!" Человек остановился на краю, напряжённо посмотрел в сумрак, отвернулся и увидел громадную фигуру своего создателя.
Адам подошёл к его ноге, потянулся вверх, к его рукам, но создатель не откликнулся. Вместо этого он захватил из ведра ещё порцию глины и вылепил вторую фигуру - на этот раз оформилась женщина. Творец взял ведро, табуретку и ушёл.
Двое остались стоять друг против друга. При этом у неё отрастали волосы: по плечи, до лопаток, до пояса. Она покрутила головой, чтобы волосы помотались туда-сюда, потом остановилась и опять воззрилась на него.
С той стороны, куда скрылся творец, выплыло грозное облако - серое, сизое, с чёрными клубами. Из его мохнатого днища выступали корявые когтистые лапы.
К этому времени сцена перестала быть сценой, она распахнулась в ширь и в дальнюю даль, отчего судьба двоих людей оказалась ещё тревожней.
Из тучи хлынул дождь. Двое сели на корточки и прижались плечами. Вмиг похолодало. Ева подняла свои волосы и накрыла дрожащего Адама. Он обнял её. Дождь пошёл гуще, злей. Из тучи ослепительно выскочила молния и вонзилась в землю. Конвульсия страха пробежала по голым телам. И тут же гром потряс их.
Снова, не мешкая, полыхнула молния, грянули оглушительные раскаты, а потом всё засверкало и загремело без промежутка. Всякий свет погас, кроме грозы. Мир освещали молнии. Вдруг Адам вскочил и в отчаянии побежал куда-то - и пропал.
Снова детский голос раздался: "Эй, куда ты?!"
Вскоре Адам появился, волоча за собой газету; вернулся на прежнее место, накрыл Еву и себя бумагой с буквами. Так они замерли. Газета стала тёмной от воды, но гроза уже удалялась: гром прилетал с опозданием. И вот непогода утихла - только чёрная даль мерцала зарницами.
В зале загорелись лампочки, о которых публика забыла. Вместо степи вновь явился глазам старый дощатый пол. Тёмный подол неба вновь оказался дырявыми кулисами. Привычное сознание вернулось в людей.
На пустую сцену вышел Фокусник и встал, сложив руки на груди. Надменно окинул взором публику. Багровым светом сочились его глаза.
- Что это было? - Лиля тихонько толкнула Крата локтем.
- Фокус, - нашёл он одно только слово.
Выступление артиста не совсем завершилось. Над его головой появился нимб, светлый и нервный, как полярное сияние. Фокусник покрасовался так, затем снял его и поклонился, держа нимб в руке, словно головной убор. При этом из копны его чёрных волос выглянули крепкие рожки, вроде телячьих.
- Ты так больше не делай, - крикнул знакомый детский голос, и к сцене выбралась девочка лет пяти-шести; она что-то держала в кулачке. - Не делай так: они же голые, им же холодно! На тебе конфетку!
Она протянула к стоящей на сцене фигуре маленькую руку с конфетой. Фокусник хотел что-то сказать, но изменился в лице и оскалил зубы, точно в судороге. Занавес поплыл на стыковку. Удивление, страх и сострадание, пережитые во время колдовской постановки, всколыхнули публику, и кто-то заплакал.
Крат, стиснув зубы, вышел, оставив открытыми двери. Смеркалось, тёплый воздух пах цветами и пылью. Юлик завертелся навстречу.
Лиля показалась на крыльце, у неё светились омытые глаза. Она сейчас поняла, какие силы объединяют людей сильней, чем тело…
Дух воспламеняет людей, как молния. И родство приходит к нам неожиданно.
конец романа
Свидетельство о публикации №218030201267