Письмо брату

С днем Писателя, дорогие коллеги!

Любезный братец, Николай Александрович. Прими благодарность, милый друг, не забываешь в бедственном положении. Трифон отыскал меня только к вечеру, не успел тебе сообщить о смене квартиры. Прежняя слишком дорога для неудачливого писателя, да и к чему мне отдельный кабинет и комната для прислуги? Хорошо, хоть удается пока не изменять своей любимой кондитерской, уж больно хороши в ней пироги и расстегаи, совсем как в родимом доме. По этой кондитерской и отыскал меня Трифон. Как у вас дела? Как любезная наша Александра Васильевна? Как младенец? Как управились в этом году, хорош ли урожай?

Мои дела потихоньку выправляются. С месяц назад совсем худо было, голодал даже. Теперь устроился учителем в семью к одному купцу. Это ничего, что к купцу, да и учителем, надеюсь, не навсегда. Воспитанники, правда, мои - ленивы, небрежны до последней возможности. И вот еще что. Почему кухни в наших купеческих домах в такой близости от детских? Вроде и губернский город, а нравы, братец, нравы. Какая геометрия, какой французский язык, этих купчиков русскому бы обучить. А тут еще в открытое окно такой дух от гуся, пекущегося к обеду, знаешь, такой аромат с нотками кисловатых яблок. А то вплетается приготовляемая начинка для курника: то кашей гречневой пахнет - добротной, с маслицем, то грибочки свой дух донесут, то сама королева блюда – курица, надменно так жирком поманит.

Ох, что-то я отвлекся. Вчера были на званом вечере у писателя Рыкова. Это он себя писателем называет. А держится-то, держится! Его пьеску как-то опубликовали во второсортном журнальчике. Одну пьеску! С тех пор он считает себя литературным просветителем нашего небольшого общества. А общество наше, правду сказать, держится вовсе не на просветительских беседах, общество наше скреплено исключительно сносными обедами у Рыкова по четвергам. Ну и сплетнями, к коим литераторы имеют особенную страсть. Да, еще и журналами, которые Рыков выписывает из столицы.

Так вот, вчера завели беседу о читателе, будто у нас их много. Почитываем друг друга, иногда, если повезет, пробьемся к губернаторше, любит она изредка поиграть в меценатку, покровительницу искусства. У нее вечера, разумеется, приятнее. Дамы губернского высшего общества делают заинтересованные лица, пока читаешь им  свой рассказ, возбужденно обсуждают, поглядывая не на автора, а на губернаторшу, которая всем своим видом будто говорит: «Ну что, правду я вам говорила? Он душка, такой забавный». Только уж надо постараться рассказик приготовить чувственный, дамский, одним словом. У меня заранее тетрадочка припасена на такой случай. Вот и все наши читатели-слушатели.

Беседа за столом у Рыкова в этот раз показалась мне забавной. Немного расскажу о нашей публике. Угрюмый Петренко, сочиняющий исключительно пасквили, считает себя либералом. Видел бы ты его мечтательный взгляд, когда говорит о новых публикациях «Вестника Европы». Но он почти всегда молчит, особенно если хозяин дома усадит рядом с Щеткиным, известным поклонником «Маяка» и лично драматурга Корсакова,  критика Пушкина и Жуковского. Щеткин неудержим, в пылу споров похож на бесноватого, право слово. Зрелище страшное. Представь здорового мужика, с бородой, разумеется. Ему бы в кулачных боях участвовать. Так вот, эта махина, распалившись, нависает над субтильным Петренко, размахивая руками – оглоблями. Как он перо ими держит, удивительно? И кричит: «Просвещение вам отдать? Дабы вы народец под французский манер воспитывали? Революции им внушали? Или немецкой философией от исконно-русского отвращали?» Раз, не удержавшись, нанес все-же свой мракобесный удар по хрупкому либеральному лицу. Его, естественно, выставили и не принимали больше месяца, пока синяк под глазом Петренко окончательно не прошел.

Но вчерашний вечер протекал на редкость мирно. На смену спорам об охранительном характере национальной литературы и романтизме либеральных ценностей пришел весьма задушевный, объединяющий разговор о читателе. Ох, дорогой мой братец, ничто  так не объединяет, как общая беда. А читатель, в устах нашего брата, исключительно бедовый пошел. И каких только стенаний не довелось услышать: то читают мало, то читают плохо, не с должной тщательностью. Ведь если и читают, то главная просветительская мысль часто мимо проходит. А уж неблагодарен как! Слыхано ли дело, на вечере губернаторши, одна из дам так и норовила нашему Захарьеву советы дать о писательском мастерстве. Рыков так прямо и заявил, что времена такие, писатель теперь существует лишь для того, чтобы было что осудить обывателю. Чтобы этот обыватель мог почувствовать себя даже не на одной ноге, куда там, гораздо выше, умнее, образованнее, да и нравственнее любого из бумагомарателей.

И под эти невеселые разговоры как-то весьма тихо исчезла утка, а потом и поросенок, который у Рыковых выходит исключительно нежным. За ним отправилась телячья голова, начиненная черносливом и изюмом, мозги под зеленым горошком. Дичь будто разлетелась обратно по гнездам, а уж пирожные пропали так быстро, что я даже не успел разобрать, какие из них были мокрыми, а какие сухими. Лишь перед вяло жующим Петренко сиротливо застыла вазочка с ягодным суфле.

Расходились тихо, стараясь скрыть нетерпение. И уж оказавшись на воздухе и поджидая извозчиков, неожиданно громко заспорили. Ругали Рыкова, «Москвитянина» Погодина, телячью голову, неблагодарных читателей и мерзавцев-извозчиков. С тем и разъехались.

Видишь, дорогой мой братец, сколь несовершенен круг моего общения. Все чаще вспоминаю твои наставления. Сидел бы сейчас в присутственном месте, лепил бы к рукам домик с мезонином, невесту с приданым и сытный домашний ужин.

Кончаю, Трифон уже и кобылку запряг. Всего тебе самого лучшего, дорогой мой человек. Привет всем-всем нашим знакомым, всем нашим соседям. Низкий поклон Александре Васильевне. Да, мясных припасов так много не шли. Приходится договариваться с хозяйкой, чтобы хранила в леднике. Но кажется, что она ворует, уж больно лицо у нее снисходительное. Смотрит этаким Момусом. Ты лучше денег вышли...


Рецензии
СПАСИБО, Елена, за эту замечательную стилизацию под наших классиков ( под раннего Чехова, Теффи и др.), которая еще раз подтвеждает: как нелегко складывалась жизнь писателей в России во все времена.
С настойчивой вкрадчивостью, будто между строк, Вы ненавязчиво внушаете читателю, что как ни плохо, как ни непреглядно складывается существование литератора, жизнь всё-таки прекрасна, пока в ней есть довольно "сносные обеды у Рыкова".
С искренним уважение,

Сергей Пивоваренко   19.04.2018 08:26     Заявить о нарушении
Спасибо, Сергей! Разве нас возьмешь голодным предвкушением? ))) Конечно же прекрасна, раз есть это желание писать.

Елена Гвозденко   19.04.2018 10:51   Заявить о нарушении
На это произведение написано 17 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.