У Тани есть тайна

Совсем недавно - кажется, в прошлую пятницу - я решил отметить с женой свадебную годовщину, ситцевую. Посидеть дома, вдвоем, за бутылочкой красного и вспомнить первые встречи, первые поцелуи, первые вспышки любви.

В торжественный день я забрал супругу из института - она преподаватель химии; обучает студентов-международников, присылаемых невесть откуда на внебюджет. Забежали в маркет - взяли вина, фруктов. Дома переоделись в бархат, сообразили на стол, подогрели вино, украсили гостиную свечами. Устроились на софе, держа друг друга за руки. Я искренно радовался происходившему, и Танюшины глазки выражали радость не меньшую. Мы целовались, позабыв обо всем...

Вечер искрил как бикфордов шнур, пока мы не устали от романтики, от поцелуев и вспоминаний. Стрелка часов подбиралась к девяти - было бы глупостью окончить торжества столь рано, и я уже сожалел о том, что не пригласил замужнюю парочку Дырецких - наших приятелей, живших в соседнем микрорайоне. Хотелось продлить семейный праздник, наполнить его добрыми шутками и смехом друзей. Но теперь заботиться об этом не имело смысла. Я решил вымыть супругу в душе. И ровно в тот миг, когда я предложил Танюше столь заманчивый акт, ноутбук на столе моргнул и вздрогнул. Скайп требовал ответа.

Звонил мой старый товарищ - Саня Шабровский, с которым я некогда учился в техникуме. Я весьма обрадовался его довольной физиономии и предложил выпить дистанционно. Танюша не перечила. Более того, принесла из кухни пару вина и штопор, ставший впоследствии символом вечера.

Беседуя, мы чокались в экран, выпивали с Танюшей на брудершафт и подначивали Саню, дескать, выпить ему не с кем.

-Зато я пью коньяк, - отвечал он, прикусив лимоном. - Да че с вами лясы точить, бормотуху жрете. В такой день... На шампанское не наскреблось?

-Ой, - оправдывалась Таня, - шампанского хотелось, так оно дорогое и слабое; лучше вина подогреть. Вкусно и дешевле.

-В такой день, - сокрушался Шабровский. - Не могли мне позвонить, или че? Я б вам ящик привез. А че? Недавно у стариков гостил, в Грудиновке, - в подвал спустился. А там - всего! Вина, самогон. И целый ящик шампанского. Немецкого, старого. Еще дед моего отца откуда-то скомуниздил... Ящик не хотите? Даром!

Я развел руками:

-Всегда рады. Если только... А ящику сколько веков?

-Вот, - потрясал Саня рюмкой, - схавал! Не боись. На халяву и уксус - сам знаешь. Да ладно вам, шуток не понимаете. Прапрадедов „шампунь” давно яд. И не пробовалось. Мало че.

-Совести у тебя нет, - улыбалась Таня.

-У меня-то? У меня - изрядная. А у вас? Так и быть, предлагаю сыграть на ящик. Куплю, не заржавеет!

Я - человек не азартный. Хотел было отказаться, но поддетая алкогольным пиршеством Таня тут же выпалила:

-Согласны! Условия!

-Проверим вот, совесть вашу.

Таня прижалась ко мне, Саня продолжил:

-Короче. Рассказываем друг другу самый бесстыдный момент из личной жизни. Побеждает самый срамной проказник. Ящик ставится проигравшими.

-Какая дурость, - пробубнела Таня. - Наша совесть в семи звездах квартирует.

-Да ладно те; выпей, расслабься. Интересно про выходки мужа послушать, или нет? Все равно, вместе выпьется.

-Раз так, - реагировал я, - кто предложил, тот и начнет.

Саня одеревенел, на минуту задумался. Я ущипнул супругу в талию, та налила еще вина.

-Не знаю, - начал Шабровский. - До этого момента думал, что куралесил в жизни знатно, а вспомнить неча. Или только... Вот, в позапрошлом году малолетку потряхивал одну...

-Тише, - прервал я Санину россказнь. - Ты ж думай, что несешь. Твой ноут - раззявленное ухо...

-А... ну если так, то я пошутил, - стушевался Шабровский. - В общем, особо и рассказывать неча. Давай теперь ты.

-Во как дал, бесстыдник, - я рассмеялся. - Ничего, реабилитирую сеанс правды. Слушай, Танюша, и винца нам плесни.

После армии дело было, как сейчас помню. У нашей знакомой Вики - теперь Дырецкой - была подружка, Лариса. Красавица, умница, но любила парней без памяти, да и без разбору тоже. Молодость, что говорить. Лет ей было... не скажу сколько. Саня, ты меня поймешь. Но уже с дитем нянчилась: пеленки, кашки. А к знакомой нашей наведывалась часто, чтоб погулять вволю. Матери своей сынишку оставит, говорит: „я к Вике”. Ларискина мать Вику считала хорошей девочкой, не могла ничего заподозрить. Впрочем, когда Вика меня с Лариской знакомила, я тоже ничего не подозревал.

Сугробы морозом пыхтели, так сказать. Пар изо рта коптил, будто из топки. Я купил пива и потянул приятельниц в бар. Согреться халявно и выпить подешевле. Внутри шпана стадами вилась, Вика тут же кинулась искать партнера и быстро нашла в толпе какого-то лапоухого увальня с перманентной улыбкой на губах - Костю Дырецкого. А мы с Ларисой остались наедине.

Она имела речь изящную и слегка возвышенную, и выглядела несколько старше своих шестна... ну, вы поняли. Разговорились, слово за слово. Обмолвилась, дескать, пешие прогулки приводят ее в исступленье. Мы покинули бар: пройтись по вечернему городу вдвоем.

Вот тогда-то бесстыдство и началось. Лара набросилась на меня с поцелуями, схватила за карман брюк и потянула на задний двор, куда обычно ходит опростаться пьяное быдло из бара. Там и теперь мочился какой-то нехристь, будто из шаткой березы рубленый. Лара и не заметила: приперла меня к стене, уселась на корточки и начала наяривать мне минет. А кругом - мороз. И ладно бы только мороз, но еще эти пьянчуги: прибегут погадить, а тут я - без штанов. „Пошли, - говорю ей, - куда глубже”. Ушли во дворы, на парковку, под балконы хрущобные. Она повалила меня в снег за серебристым бусом и сверху уселась. А мне холодно до жути, да и нервы разыгрались. Она и так, и эдак. „Совсем меня, - говорит, - не хочешь.” „Хочу, - говорю, - только не здесь.” А сверху мужик на нас пепел стряхивает молчком и в ус не дует. То есть, может, и дует, ну а мне-то по чем знать. Встаю, застегиваюсь, веду Лариску в бар.

У входа девчонка незнакомая трется, в рубашонке фланелевой. Локотки сжимает, бедняжка, колотится от холода. „Менты,” - объявляет. Жакет свой, видать, внутри забыла. А сама годами не блещет, ей в притоне тусоваться противозаконно. Лариса мне: „согрей малышку”. Распахиваю пальто многострадальное, прижимаюсь к миниатюрному бюсту, греть пытаюсь. „Ничего?” - спрашиваю. „Вполне, - отвечает. - Приятно даже. Такой импозантный парень меня спасает”. Датая прилично. А Лариса рядом стоит и посмеивается. „Неплохо смотритесь, - говорит, - как любовники. Только детали одной не хватает.” И в губы девчонку ту: чмок. „Ага, - думаю. - новый вид сарафанного радио. Теперь орально”.

Из бара Вика выскакивает, с лапоухим своим. „Валим!”, - заявляет. Дескать, милиция у ней паспорт требовать, а паспорта и нет. И куда валить нам, в общем-то, не ясно. Тут Вика: „идемте ко мне.” Без промедлений следуем.

У ней домочадцы храпят, что кони. А спальня свободная - одна. Вика: „мы с Костей пойдем выкурим”. И вышли. Лариса: „у нас есть пять минут.” Я: „ну, это как считать. Если курят "Минск" или "Фэст", то минут пять, да. А если "Винстуху"? И трех не хватит! Вот был бы "Премьер"...” А она меня не слушает - штаны стягивает.

Успели. По крайней мере, я. Почти сразу вернулись курильщики - выгнали нас в студень. А Ларисе, чай, мало показалось. Потянула меня в хлев ли, в курятник, да как начала сосать среди навоза!.. В жемчугах пота сосет и приговаривает: „пекло.” А я вжался в пыль и думаю: „конечно, я б тоже парился, если б так умел.”

Вернулись, а женихи будущие спят уже, полуголые. Легли мы, продолжили. В оргазмическом припадке Лара сломала себе шейный позвонок. Только хрипнула, больше ничего. Целый год пролежала. Вылечили. Но с той самой ночи мы больше не виделись.

-Дела, - мямлил Шабровский. Таня, весь мой рассказ цедившая вино прямиком из горлышка, икнула.

-Ну, Танюшка, - говорил я, - твоя очередь. Дай нам раскраснеться.

Таня вновь икнула, пьяно хихикнула и бросила:

-А я недавно с пятью неграми из Уганды - ик! - в жопу...

     ***

Саня поставил Таньке ящик шампанского. Ну а я поставил в паспорте штамп о разводе.

Взаимные разводки - дело тонкое.