Ответный ход

          

        - Тишина в зале суда! – судья, худощавая дама лет сорока, с приятным, но строгим лицом, часто замолотила по специальной подставке на судейском столе, провоцируя в сознании наблюдавших знакомый образ домохозяйки, отбивающей мясо.
       
        Возникший образ был вполне обоснован: удары кухонным молотком по кускам мяса вообще весьма удачно символизируют положение подсудимого по отношению к нависающей над ним и бьющей его аргументами фемиде. В нашем же случае образ подтверждало еще и то, что сама судья, отбивая на кухне стейки, невольно вспоминала свои движения при усмирении публики или вынесении приговоров. И наоборот, - как это происходило сейчас, - в очередной раз призывая присутствующих на слушании к порядку, она почти видела перед собой не специальную подставку для судейского молотка, а испачканную говяжьей плотью и специями разделочную доску.
       
        - Вынуждена заявить, что при несоблюдении порядка в зале слушание будет объявлено закрытым!
       
        Громкий властный голос после артподготовки из молотковой канонады зачистил зал от остатков проявлений «неуважения к суду», и необходимая для вершения судеб напряженная тишина в помещении вновь была восстановлена. При этом нарушители тишины не перестали понимать разницу между судом, требующим к себе уважения, и судом, как явлением. Ведь порой именно людской протест несоответствию этих двух понятий и объявляется неуважением, так что, вроде бы, уважая сам суд, как явление, участники слушаний вынуждены не уважать суд, как организацию. Либо – наоборот, если каким-то образом их интересы совпадают с интересами подглядывающей и имеющей неверные гири (но при этом весьма острый меч) Фемиды *.
       
        - Я напоминаю всем присутствующим, что в данный момент этого слушания мы рассматриваем встречный иск группы… эммм… потерпевших к данной гражданке, а не что-то косвенное. Последний раз прошу всех принять это как факт и не пытаться устраивать здесь митинг. Для митингов есть соответствующие площадки. Итак, если это всем понятно, мы продолжим. Слово предоставляется защите, представляющей группу ответчиков, подавшую встречный иск.
       
        Адвокат с прохиндейским выражением на лице, в соответствующем выражению дорогом костюме, мгновенно занял место выступающего перед судом, открыл дорогую же кожаную папку и, метнув на судью обворожительный взгляд, хорошо поставленным голосом попросил разрешения обратиться к истцу – молодой привлекательной женщине с обесцвеченными перекисью волосами. Женщина была облечена в темный деловой костюм, который, судя по тому, как она постоянно в нем ежилась и неловко оправляла его детали, был для нее непривычной одеждой. Судья нетерпеливо кивнула, не смотря в глаза щеголю.
       
        - Итак, уважаемая госпожа, должен спросить вас, считаете ли вы себя сексуальной?

        Зал предупреждающе загудел, и в этот раз молоток судьи не поднялся, чтобы вновь опуститься, а остался лежать внизу вместе с фигурально отвалившейся туда же судейской челюстью. Глаза судьи, наконец, встретились с жгучим взглядом адвоката, и это была встреча растерянности с наглой самоуверенностью, которая что-то прятала за спиной. Почти одновременно раздались ошарашенно-возмущенные голоса адвоката, потерпевшей и самой судьи. Хитрое лицо обвинителя стало еще хитрее. С кривой задорной усмешкой он успокаивающе поднял руку и отработанной фразой пояснил:
       
        - Ваша честь, мой вопрос непосредственно относится к делу!
        - Если вы сможете это обосновать – ваше счастье! – непрофессионально съязвила судья, и в самом ее тоне можно было уловить что-то от бытовых кухонных баталий. Давая отмашку адвокату и одновременно бессознательно поправляя прическу, она кивнула, уткнувшись глазами в бумаги на столе.
        - Разумеется, ваша честь! – расцвел ослепительной улыбкой адвокат - Ведь, смею напомнить, первичный иск против моих клиентов был по теме «сексуальное домогательство». Поэтому повторю: «Считаете ли вы себя сексуальной? Или сексуально привлекательной?»
        - Что вы имеете в виду?! – обвиняемая молодая женщина перестала нервно теребить лацкан пиджака и выразила своим лицом оскорбленность. Ее адвокат, молодой парень, возможно недавний студент юридического вуза, при этом был похож на шахматиста в цейтноте. Прищурив глаза, хотя и не так изящно, как его оппонент, он смотрел куда-то сквозь его хитрое лицо, словно пытался увидеть за ним сам замысел выходящих из уст намеков.
        -  Ну… сексуальность, сексапильность, сексуальную привлекательность! Вы считаете себя привлекательной для мужского пола? – стал уточнять адвокат ответчиков.
        - Я что, должна отвечать на такие вопросы? Для чего? – губы женщины стали обидчиво-объемными.
        - Когда вы приезжали по вызову к моим клиентам…
По залу пронесся смешок, и судья привычно долбанула молотком.
        - …Когда вы приезжали к своим клиентам по вызову… - попытался поправиться адвокат, после чего зал грохнул уже по-настоящему. Судья одной рукой размеренно колотила по подставке, а другой прикрывала появившуюся, но не замеченную залом улыбку на своем лице.
Адвокат, плохо изображая недоумение, невозмутимо начал сначала:
        -  Когда люди, которых  я представляю на этом судебном процессе, вызывали вас к себе, то как именно вы начинали свою… эээ… работу?
        - Я не собираюсь…
        - Вы танцевали перед ними стриптиз, верно? Стриптиз – танец, призванный пробуждать сексуальную активность, как вы считаете? Одежда, которая при этом используется (и которая затем оставляется вовсе), подбирается также специально под упомянутые цели, вы согласны?
        - И что? – обвиняемая дулась все сильнее.
        - Ваша честь, мне нужен ответ обвиняемой! - вновь обратился к судье защитник, выражая лицом моральное утомление.
        - Подсудимая, отвечайте. Защита вашего оппонента утверждает, что это вопросы по существу, а не для подтрунивания или унижения вашего достоинства. Если выяснится, что это не так, я приму данный момент во внимание.
        - Да, а что?! Это, вообще-то, известный факт! – выплеснула с ненавистью женщина, отводя взгляд от вперившегося в нее адвоката.
        - Вы это признаете лично? – адвокат повернул голову чуть вбок и наклонил в сторону, прищурившись еще сильнее, выражая косым взглядом непримиримость к уклонениям.
        - Я протестую! Мою клиентку заставляют делать выводы! – уже отговоривший свою часть адвокат женщины, сидевший сейчас напротив своей подзащитной, вскочил с места, стараясь стандартной репликой предотвратить попадание в ловушку.
        - Ваша честь! – не задумываясь обратился выступающий к судье - Истица обвиняет моих клиентов в смежном преступлении, точнее в преступлении, в котором используется понятие сексуальности,  и именно поэтому мой вопрос существенен в рамках данного дела
        - Протест отклоняется! Подсудимая - отвечайте! – судья поспешила прервать очередную перепалку, машинально кинув взгляд на часы, висевшие над дверью в зал.
        - Да, а что здесь такого? – продолжая выражать оскорбленность неохотно заговорила женщина, не уточняя, какого именно «такого» – Я тоже так считаю, конечно… Это моя работа…
        - Теперь скажите, считаете ли вы сексуальными моих к… эээ… людей, которых я представляю?..
Чтобы лучше представить очевидность ответа на вопрос, адвокат добавил, с почтением и легким кивком посмотрев на своих клиентов, с которыми, судя по всему, поднятие данной темы обсудил заранее:
        - ..Людей, разменявших седьмой десяток, но при всех своих достоинствах и заслугах перед обществом, не имеющих власти над жизнью и смертью, а потому не обладающих вечной молодостью и того, что ей сопутствует во внешнем облике. Да, господа! – добавил он в зал – Время не щадит никого, увы…
 
        - Итак, можете ли вы сказать, - обратился он вновь к женщине -  Что считаете их действительно сексуально привлекательными и готовы иметь с ними… эээ… отношения даже вне… ммм… своей профессиональной деятельности? По зову, так сказать, чувств?

        В ответ женщина только презрительно фыркнула.

        - Итак, я могу считать данную реакцию отрицательным ответом, ваша честь? – вновь обратился адвокат за помощью к хозяйке процесса. Судья вопросительно посмотрела на женщину.
        -  Нет, я их такими не считаю, - покорилась та и добавила, кинув мстительно-насмешливый взгляд на своих сицилианско защищающихся оппонентов:
        - Я работаю, а не на свидания хожу, так что все, что я говорю клиентам – игра, за которую мне и платят!.. Платят, кстати, а не пытаются попользоваться нахаляву! – вставила она, чтобы еще раз напомнить о сути своей претензии -  И я не понимаю, для чего все эти ваши лишние уточнения! Вы что, серьезно хотите меня осудить за то, что я притворялась, будто они мне все нравятся?
        - Благодарю вас, уважаемая, что сами сказали то, что мне приходится из вас так утомительно вытягивать! Нет, мои клиенты не имеют ПОКА претензий к вашему профессиональному притворству. Они адекватные люди (здесь адвокат вновь с почтением кивнул своим подзащитным, напряженно наблюдавшим за процессом со своей скамьи). Продолжим:
        - Вы сказали «работа». Вот как. Можно ли оправдать работой преступление? – адвокат риторически обратился ко всему залу – Нет, уважаемая, дело не в игре! Я и мои клиенты считают, что вы их сексуально домогались всякий раз, когда приезжали к ним по вызову!
       
        Зал загудел так сильно, что какое-то время удары молотка было сложно расслышать. Возможно, судья и сама была настолько обескуражена поворотом, что ее удары были ослаблены недоумением. Первой фразой, которую можно было различить в поднявшемся шуме, была возмущенным криком истицы:
        - Домогались?!!! Вы сумасшедший, что ли? А для чего, по-вашему, меня вообще вызывают?..
       
        Любопытство привычно победило-таки всплески чувства справедливости в присутствующих, и они, услышав голос участницы процесса, стали быстро замолкать из страха пропустить что-то еще более интересное. Последним звуком перед продолжением диалога стал пробившийся, наконец, сквозь шквал народного возмущения стук судейского молотка. На этот раз судья не стала пугать зал закрытым слушанием, ее желание искать справедливости тоже вытеснилось любопытством.
       
        - Но не считаете ли вы, - смог, наконец, не напрягая связки, продолжить адвокат, - Что когда одеваетесь сексуально, вы стараетесь привлечь внимание мужчин именно своей сексуальностью? Специально. Так что, поступая так, вы намеренно их домогаетесь, - пусть и играя, - и делаете это именно сексуально!
        - И что?
        - При этом мои клиенты несексуальны для вас, так?
        - Да, да, да! Что дальше-то? – женщина в раздражении взлохматила рукой свои уложенные в салоне волосы, от чего ее облик стал еще менее похож на облик деловой леди.
        - А то, что, выходит, мои клиенты, если и домогались вас, то не могли делать это сексуально! За отсутствием у них такой физиологической возможности (в вашем конкретном случае)! – адвокат победно и завершающе стукнул ладонью по столу, за которым сидела его оппонентка, и с восторгом на хитром лице обвел взглядом зал.
       
        Дух недоумения, стянувший лица всех присутствующих, словно нажал кнопку «без звука» в помещении, наполнив его почти гробовой тишиной. Лишь видимое движение секундной стрелки на настенных часах впервые с начала слушания обрело для присутствующих еще и звуковое  сопровождение. Часть беззвучно застывших людей была действительно поражена открытием, а часть просто, подобно пораженному ошибкой компьютеру, зависла в непонимании. Неожиданно обнаруженная в определении преступления двоякость кому-то виделась, как неуместная шутка, а кого-то, кто был не понаслышке знаком с необходимостью точных трактовок в юриспруденции,  заставила ощутить нарастающую нервозность. Среди последних более всего мандраж ощущал адвокат истицы, который одновременно чувствовал и знакомую по проигранным им делам накатывающую волну панического отчаяния. 
       
        Первой, как и положено капитану корабля, подала голос судья. Выкованный многосторонними ударами молота судебных ситуаций шаблонный голос предсказуемо обратился к виновнику затишья:
        - Защита может пояснить сказанное подробнее? Эээ… сформулируйте…
        - Да, ваша честь! - адвокат с удовлетворением наблюдал свой профессиональный триумф – Я и мои подзащитные, выступающие в данном процессе и как обвинители, хотим заявить, что хотя момент принуждения к отношениям и мог иметь место со стороны моих клиентов (что, учитывая открывшиеся новые детали, возможно уже и не нужно опровергать отдельно), все же нужно учитывать  уравновешивание данного предположения тем, что и данная госпожа со своей стороны принуждала моих подзащитных – конкретно с помощью совершаемых физических движений. Заметьте, прошу: тоже, то есть, именно с помощью физических действий! Поскольку же, как мы только что выяснили, сексуальными в этом случае могли быть лишь телодвижения нашей оппонентки, то и сексуальным домогательством, с юридической точки зрения, в данном конкретном случае можно трактовать только ее действия. Действия моих клиентов были исключительно асексуальны, что самой истицей и подтверждается – надеюсь это зафиксировано в протоколе слушания. Поскольку же сексуальное домогательство в нашем законодательстве сравнительно более отягчающее обстоятельство, чем домогательство без такового, то встречный иск моих подзащитных перекрывает по значимости поданный первичный иск данной гражданки. У меня все.
       
        В полной тишине, шагая в ритм с оглушительно щелкающей секундной стрелкой, адвокат направился к своему месту рядом с удовлетворенно улыбающимися подзащитными, когда судья, наконец, очнувшись одернула его:
        - Подождите! Вернитесь-ка!
        Адвокат остановился и повернулся к судье со своим фирменным прищуром лукавого весельчака.
        - Да, ваша честь?
        - Что значит «не является сексуальным домогательством»?
        - Ваша честь, когда данная женщина танцевала перед моими клиентами, это было сексуально. Когда она, пардон, приближалась и привлекала их к себе, касалась их как-то там, - это все было очень сексуально, о чем все мои клиенты неоднократно мне признавались. Просто даже сам вид этой женщины был весьма сексуален, и то, как она была одета, было весьма сексапильно. Ее приставания были сексуальными без всяких сомнений!.. Но посмотрите на этих почтенных господ! – адвокат вновь повернулся к своим клиентам с почтительным кивком – Кто скажет, что какие-то их действия могут быть сексуальными для данной женщины?
        - Вы издеваетесь? Сначала у вас женщина домогается тех, кто ее для этого пригласил, теперь еще и домогательство вы видите несексуальным!Что за балаган вы здесь устраиваете? – недоумение судьи к радости адвоката женщины стало уступать место первым проявлениям раздражения.
        - Что вы имеете в виду, ваша честь? – теперь уже хитрюга-адвокат ловко изображал недоумение.
        - Домогательство считается сексуальным не потому, что оно так выглядит со стороны, а потому что… эээ…
        - …Ваша честь?
        - …я имею в виду, что оно так зовется не потому, что домогающийся выглядит сексуально или делает это так, что… - судья почувствовала, что начинает краснеть.
        - …Я вас не понимаю, ваша честь! То, как выглядит домогающийся, – это же, осмелюсь заметить, относительное и индивидуально определяемое понятие. Как знать, учитывается ли это при определении… - адвокат изображал перед судьей непонимание, но в глазах его играла улыбка.
        - Я просто пытаюсь сформулировать так, чтобы это не выглядело неоднозначно… - не смела смотреть судья в глаза афериста.
        - Я с нетерпением жду вашего определения! – адвокат упорно не отступал от своей «линии защиты». Судье даже показалось, что «этот прохвост» ей подмигнул с каком-то «животным подтекстом».
        - Но вы что, хотите сказать, что при определении наличия сексуальных домогательств в действиях имеют в виду степень сексуальности домогающегося? – наконец казенно сформулировала судья простую мысль.

        Адвокат, изобразив еще большее недоумение, выдавил:
        - Как же еще, ваша честь?.. – и посмотрел, ища поддержки, на зал. Зал же сам пребывал в ступоре, хотя на мужских лицах уже намечались подобия улыбок.
        - Как?!!! Домогательства, с целью получить секс!! Вот как! – взорвалась, подавшись вперед, судья, чувствующая эту тенденцию в слушателях.
        - Но… хотя я слышал и даже знавал людей, которых подобное может заводить, все же я не понимаю… что же сексуального в таких действиях? – адвокат продолжал изображать человека, которому неожиданно сказали, что ботинки следует носить на голове – Вы же не станете меня в этом разубеждать?…. Надеюсь..
После этой фразы адвоката в зале было слышно, как слушатели изо всех сил пытаются удержать смех.
       
        Судья, вдруг, поняла, в какую ловушку попала.

        - Я вовсе не имела в виду, что считаю сексуальным процесс домогательства – вновь прибегла она к кованому голосу, грозно окидывая взглядом уткнувшихся ртами в кулаки слушателей.
        - Тогда я не понимаю… - начал было адвокат.
        - …Сексуальное – потому что целью является секс! – оборвала его верховная жрица правосудия.
        - Целью?.. но… – теперь адвокат выглядел так, словно перед ним все разом действительно напялили обувь на головы – …Но как узнать, какова была цель, если были только попытки? А допустима ли такая неопределенность в терминологии юриспруденции? И потом, разве когда мы говорим, что женщина сексуальна, мы имеем в виду, что у нее только секс на уме? Ведь она может выглядеть таковой даже когда… страшно сказать… купает своих детей! Вы, право, смутили меня, ваша честь… я не знаю, что и думать теперь.
       
        Частота заглушенных прысканий в зале стремительно увеличивалась. Понимая, что в данной ситуации, когда страдает достоинство судейской мантии, угрозы, следующие за ударами молотка, могут быть приведены в исполнение незамедлительно, слушатели процесса предпочитали сохранять тишину, как могли. Судье это нравилось еще меньше, чем если бы они гоготали, не стесняясь.

        - По-вашему когда кто-то насилует женщину, и он выглядит не сексуально, сексуальным домогательством это не является? – судья уже потеряла самообладание, осознавая, как умело ее выставляют дурой.
        - Я, право, не уверен, должен ли отвечать на этот вопрос, ведь он был риторическим, так? Если же вы серьезно по какой-то причине… Нет, конечно, ваша честь. Это уже изнасилование – совсем другая статья… но… разве вы… Боже мой!.. Неужели вы считаете изнасилование сексуальным? – адвокат выглядел совсем потерянным, но в его пронзительном взоре, с вызовом сверлящим судью, она явно читала озорство.
       
        Зал прорвало. Судья яростно схватила молоток и задолбила им в раздражении с таким рвением, что будь вместо подставки кусок мяса, он за мгновения превратился бы в фарш.
       
        - Прекратите! – перекрикивала судья зал, непонятно к кому обращаясь.
       
        Минуту всеобщая истерика полыхала, подобно складу с нефтепродуктами, так что и сама судья, бывшая в этом смысле опытным пожарным, понимала, что это уже эхо, инерция, которой предстоит откатать свое. Пока «склад» догорал, судья пыталась собраться с мыслями. Мысли на ее собрание приходить отказывались. Любое изречение, которое рождалось в ее разуме под шум веселящейся публики, непременно стало бы новой порцией масла в бушующий огонь. В такой ситуации у нее в голове оставался только один вариант действий. Когда всеобщий смех вновь сменился на отдельные прысканья, подобные испускающим струйки дыма остаточным очагам пожара, судья, вздохнув, обратилась к давно молчавшему адвокату женщины:
       
        - У представителя истца есть вопросы к своим оппонентам? Может, вы соизволите освободить меня от вашей работы, джентльмен?
       
        Уже успокоивший, было, свой мандраж юный адвокат, начавший даже слегка улыбаться вместе с гогочущим залом, был слегка застигнут врасплох. Поднявшись, он выдержал весьма длинную паузу, которую заполнил кашлем и перелистыванием бумаг в своей, гораздо более скромной, чем у соперника, папке. Через минуту с небольшим ему все же удалось организовать в своей голове то собрание, которое не состоялось у судьи. Собираясь с мыслями, он начал говорить, растягивая слова, как человек, вынужденный делать два дела одновременно. Его речь была продолжением несостоявшегося ответа судьи:
       
        - Я отвечу так: пожалуй, вы – обращался он к своему оппоненту -  Совершенно верно утверждаете, что определение сексуальности весьма индивидуально, и поэтому совершенно неважно, что лично думает о сексуальности того или иного правонарушения кто-то в зале…  - здесь он бросил взгляд на с ожиданием смотрящую на него судью, надеясь получить бонусное одобрение во взгляде за спасение ее достоинства. Но судья к его удивлению оставалась профессионально невозмутимой. Поэтому он продолжил:
        - …Нам следует оставаться объективными, но здесь рассматриваются взаимные иски по данной теме, и определиться все же придется. В законодательстве нет четкого определения сексуального домогательства, но чтобы оно когда-то определялось так, как нам его преподносит защита ответчиков, я не слышал. И не только я, судя по реакции зала. Полагаю, и для моего оппонента данное определение ранее выглядело иначе.
        - Но как же еще? – включился адвокат группы, продолжая оставаться невозмутимо недоумевающим – Не могу сказать за прошлое, но я сейчас погружен конкретно в это дело. Когда я работаю, то имею привычку не пренебрегать мелочами – особенно в том, что касается определений. Разбирая что к чему, я не нашел иного определения обсуждаемого нами понятия. Посудите сами: домогательство - это просто намерение. При чем здесь цель? Эдак мы засудим множество невиновных, навязывая им то, к чему они, как нам кажется, стремились в своих намерениях!
       
        Адвокат с удовлетворением наблюдал реакцию утихшего зала, внимающего каждому его слову. Его поставленный голос царил в атмосфере зала не менее, чем в умах большинства присутствующих. 
        - Если же принять, что «сексуальный» – это именно "относящийся к чему-то сексуально выглядящему", то, во всяком случае, не будет опасной путаницы. Полагаю, что это должно стать прецедентом на будущее. И потом: если нет четкого определения правонарушения, не может быть и предписанного законодательством наказания! – он вновь сделал паузу и обвел взглядом зал слушателей.
        - Я больше скажу: если кто-то, стараясь во-первых, выглядеть сексуально, а во-вторых, называя домогательства к себе сексуальными, затем идет жаловаться в органы юриспруденции, то он (или она) должны отдавать себе отчет в том, что это именно их личная оценка. Если же их это домогательство, так сказать, заводит настолько, что они его считают сексуальным, то есть ли смысл в  таком случае говорить о каком-то принуждении? Я уже не говорю о тех, которые о подобном для себя происшествии тайно мечтают!
       
        Удовлетворенно наблюдая, что происходит при его монологе с лицом судьи, как оно покрывается румянцем и как меняется ее строгий взгляд, адвокат решил не скупиться на эмоциональный эффект и добавил, вновь обращаясь в зал:

        - А? Сексуальное домогательство! Как вам такой подход? Если тебе это сексуально, то, выходит, оно для тебя вожделенно, такое домогательство! Я вообще не понимаю, господа, кому пришло в голову назвать домогательство сексуальным. По-моему, это само по себе преступление против нравственности! Сексуальным может быть объект домогательств или сам домогающийся. Если же кому-то процесс домогательств видится таковым, для этого уже есть иное определение: извращение!

        Смех, хотя на этот раз и не такой безудержный и продолжительный, вновь огласил зал заседаний. На этот раз судья все вытерпела, не обращаясь к своему кухонно-фемидному символу. Она была сейчас какой-то отделенной от процесса. Очевидно, в ней что-то переключилось от взглядов и выводов хитрого защитника, и когда она взяла отвод, предоставив вести спор адвокатам, у нее, наконец, нашлось время подумать о своем отношении ко всему.

        Пока всевозможные формы звукового выражения веселья в зале проявляли себя, она ловила себя на мысли, что старается ответить на вопрос: а не считает ли она в самом деле домогательства сексуальными в новом смысле, а также где проходит та грань, что разделяет всевозможные формы ухаживаний и домогательства. Ей вспомнилась подростковая досада от того, что из-за пуританского характера, а вовсе не из-за непривлекательности ее порой игнорировали мальчишки, когда дергали за косы, толкали или иным неуклюжим способом проявляли интерес к сверстницам. Вспоминались шарахавшиеся при ее приближении в сторону мужчины-коллеги, флиртовавшие с другими начинающими юристами ее пола, потому что были во власти слухов о ее деловой холодности. Холодности, приведшей ее, в конце концов, к мантии. К успеху, но не на том поприще, о котором она думала, когда подставку под молотком сменяла разделочная доска в большой, но пустой квартире.

        А еще она вспомнила свои прошлые разногласия «по смежным вопросам»  с человеком, который когда-то ранее часто бывал у нее в гостях. Бывал, но не оставался из-за той же неприступности и тех же обсуждений о грани… а сейчас стоял и издевался над ней, такой начищенный и яркий, защищая этих упырей. Издевался… а может, просто таким издевательским способом старался продолжить с ней прерванный когда-то диалог. Диалог, который по обоюдному, - как выяснилось за ресторанным столиком, заказанным на двоих после завершившегося вничью процесса,  - сожалению, все никак не получалось возобновить долгое и тоскливое время.



________________________
       * - Статуя богини правосудия Фемиды изображается с повязкой на глазах и держащей в одной руке весы, а в другой меч, что символизирует непредвзятость и честность судебной системы.

       Сексапильность (от англ. sex appeal) — сексуальная  привлекательность, специфичная манера поведения, направленная на привлечение внимания и возникновение сексуальных фантазий.