157 Политслужба 01 сентября 1972

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

157. Политслужба. Испытания. 01 сентября 1972 года.

Сводка погоды: Калининград пятница 01 сентября 1972, дневная температура: мин.: 9.9°C тепла, средняя: 12.3°C тепла, макс.: 15.9°C тепла, 0.4 мм осадков, морось.

Три дня со вторника 29 августа по четверг 31 августа 19672 года в Калининградской области и в Гданьском заливе была безоблачная ясная погода без осадков. Правда по утрам уже было прохладно – всего 10,1-11,9°С, днём – 13,6-14,8°С, в полдень и вечером – 16,7-17,9°С. В пятницу 01 сентября 1972 года началась морось, похожая на туман.

В «почтовый день» в субботу 2 сентября 1972 года я писал родителям в аисьме:

- Сейчас море спокойное. Волны качают корабль ласково, а всего несколько часов назад я не шёл по палубе, а прыгал из стороны в сторону и цеплялся за что попало. Погода нас не жалует, а по радио нам сказали, что в Севастополе плюс 24°С, а у вас (в городе Суворове, Тульской области – автор), кажется, пасмурно и дожди.
- Начался сентябрь. Папа, поздравляю тебя с началом нового учебного года. Какой, наверно, радостный день был! Дети с цветами. Первоклашки-промокашки! Давно ли и я с Юркой стоял у каменных шаров нашей школы и озирался по сторонам, а ты, папа, старался нас хорошо сфотографировать…
- Я стоял в строю первоклашек рядом с Зойкой Коньковой и косился взглядом на эту незнакомую девчонку, а потом через 10 лет был другой строй десятиклассников, когда Валя Архипова плакала навзрыд, Зоя Конькова смеялась, а я всю силу воли направил на то, чтобы унять судорожное подёргивание щеки от волнения. А теперь я спокойно без всяких усилий управляю огромным кораблём в море.

Это вчера в пятницу 1 сентября 1972 года мы были в море на очередном выходе по устранению выявленных в результате ревизии приёмо-сдаточной комиссии недостатков и меня вызвал заместитель командира корабля по политической части капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин. Мы встретились с ним в самом носовом отсеке корабля - в помещении "ленинской каюты", то есть "красного уголка" БПК "Свирепый". Наладчики, которые здесь обитали во время заводских ходовых испытаний, сошли на берег и уехали на свои заводы. После себя они оставили такое количество бытовых отходов и мусора, что это помещение теперь было не ленкаютой, а неким подобием заводской бытовки, в которой переодевались, питались, играли в домино, беспощадно курили и пили "между делом" десяток потных, грязных, жутко некультурных, как бы помягче выразиться... работников.

Дмитрий Васильевич Бородавкин сокрушённо цокал языком, качал головой, подбирал слова и эпитеты, чтобы культурней выражаться, но только ограничился осмотром "ленкаюты" и попросил меня (не приказал - автор) навести здесь чистоту и порядок.

- Александр, - сказал мне замполит капитан 3 ранга Л.В. Бородавкин. - Вы видите в какой свинарник наши доблестные представители судостроительной промышленности превратили ленкаюту. Нужно как можно быстрее навести здесь порядок, всё вычистить, проветрить, вымыть, облагородить и подготовить это помещение для проведения политзанятий. Как вы думаете, вы справитесь один или вам нужно придать в помощь кого-то из молодых матросов? Может быть вы организуете комсомольский субботник и всем комитетом комсомола наведёте здесь чистоту и порядок?

Я уже и сам прикинул объём и характер работы, подумал о том, что здесь нужно двоих-троих ребят, чтобы со всем справиться, в том числе и с установкой сорванных с мест банок (лавок), которые крепились к палубе специальными растяжками с крючками. Эти банки должны были рядами стоять перед столом президиума, который возвышался в широкой части торца помещения "ленкаюты" на небольшом возвышении типа сцены. Одна переборка "ленкаюты" (с стороны входной двери) была вертикальной и плоской, а противоположная стена-переборка повторяла изгиб правой скулы носа корабля, то есть имела плавный и сильный наклон. С этой стороны "ленкаюты" имелся только один круглый бортовой створчатый иллюминатор типа А (тяжёлый) со штормовой крышкой (S) прикреплённый к корпусу корабля болтами (B) диаметром в свету (стекла) 250 мм. К этому иллюминатору полагался защитный щиток из алюминиевого сплава, но гости "ленкаюты" превратили его в пепельницу.

Работы по уборке "ленкаюты" было много, но я обрадовался возможности побыть одному в большом помещении и спокойно написать родителям письмо без помех. Кроме этого, я тоже очень устал от постоянных вахт рулевым, от постоянного неприязненного напряжения, которое намеренно поддерживал во взаимоотношениях с личным составом БЧ-1 наш командир, штурман старший лейтенант Г.Ф. Печкуров - он всё время подчёркивал разницу и дистанцию между ним, выпускником-отличником высшего военно-морского училища и нами, рядовыми матросами. Низенький и щуплый Печкуров побаивался рослого, сильного и жилистого командира отделения рулевых БЧ-1 старшины 1 статьи Александра Кузнецова, постоянно шмыгал носом в общении с ним и особо не "гоношился", но с нами, матросами, Геннадий Фёдорович вёл себя крайне отстранённо: брезгливо вздёргивал верхнюю губу, принимал вид и позу гордого высокомерного человека, делал специальные паузы в разговоре, по своему хотению менял тему разговора или просто переставал разговаривать и слушать, часто прибегал к приёмам субординации.

Геннадий Фёдорович Печкуров "в упор" не видел меня комсоргом корабля, категорически против этого возражал и всякий раз "со скрипом" давал согласие замполиту капитану 3 ранга Д.В. Бородавкину на привлечение меня к "политслужбе". Наоборот, всякий раз, когда я садился в штурманской рубке за прокладочный штурманский стол оформлять очередную корабельную стенгазету или боевой листок, Геннадий Фёдорович тут же давал мне какое-либо поручение, например, корректировать навигационные морские карты по сборникам навигационных предупреждений.

Управление навигации и океанографии ВМФ СССР еженедельно выпускало Бюллетень навигационных предупреждений "Извещение мореплавателям", в котором публиковались тексты НАВАРЕА, НАВИП и ПРИП, объявленные за истёкшую неделю и перечни номеров действующих НАВАРЕА, НАВИП и ПРИП. Для Гидрографической службы Балтийского флота номера НАВИП с 1 по 199. Что такое корректура навигационных морских карт расскажу позже, а пока я очень хотел, просто жаждал вырваться из этой сумасшедшей гонки постоянных вахт, тревог, занятий, тренировок, напряжённых взаимоотношений в командиром БЧ-1, я очень хотел заняться чем-то новым, интересным, необычным, творческим. Для этого "политслужба", как называл наш замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин то, что я должен был делать как комсорг корабля, меня очень интересовала...

Пока я занимался тем, что исследовал "фронт работ" в ленкаюте (отныне я буду называть помещение "красного уголка" или "ленинской каюты" БПК "Свирепый" без кавычек - автор), Дмитрий Васильевич заговорил о скором начале нового учебного года в системе боевой и политической подготовки экипажа БПК "Свирепый", о том, что "было бы хорошо по-настоящему организовать политучёбу офицеров, мичманов , старшин и матросов, привлекая их как комсомольцев к этому делу". Я в этот момент не думал о политучёбе, но усиленно думал о том, как повысить комсомольскую активность матросов, как и чем их увлечь, кроме корабельной службы, которая в период заводских испытаний была не приключением, а тяжким испытанием, сравнимым с "каторгой" (так иногда в отчаянии называли наши частые выходы в море некоторые матросы БЧ-5 - автор).

Дмитрий Васильевич Бородавкин спросил меня "отеческим тоном" о моей учёбе в средней школе, о том, как мы встречали новый учебный год, как учились, как дружили, чем занимались в свободное время. Я начал вспоминать и потихоньку рассказывать ему о том, что "давно это было, а помнится, как будто это было вчера, словно я снова пошёл учиться в школу". Наверно, мой рассказ был по сердцу Дмитрию Васильевичу, потому что у нас на корабле тоже начинался новый учебный год боевой и политической учёбы и подготовки и наш замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин откровенно радовался тому, что «пришло его время» - теперь по понедельникам с утра до обеда было его «законное» время политзанятий, и он мог «всласть» читать нам лекции по истории КПСС, растолковывать постановления ЦК КПСС и съездов, читать нам биографию В.И. Ленина и проводить, проводить и проводить занятия по утверждённой программе политучёбы, от которой «шаг влево, шаг вправо карается высшей мерой партийного и дисциплинарного воздействия - исключением из комсомола или из партии».

О! Политзанятия на советском ВМФ в 70-е годы XX века – это реально, действительно и фактически «что-то особенное», «святое», обязательное, иногда интересное, но, почти всегда, скучное, обязательное, формальное и, увы, бесполезное. С увлечением, нудно и монотонно читал передовицы и статьи из газеты «Правда» или материалы очередных партийных пленумов и съездов только один человек на корабле – заместитель командира корабля по политической части капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин. Дмитрий Васильевич честно отчитывал весь заготовленный текст документов партии или своих лекций, которые он писал обязательно в больших и толстых общих тетрадях-книгах, потом минуту передыхал, а затем начинал «опрос-допрос» проснувшихся слушателей на предмет: «Что вы думаете, глядя на эту кучу битого кирпича?»…

Я тоже честно пытался вместе с офицерами и мичманами прислушиваться к тому, что читал на политзанятиях наш замполит, но мне хватало силы воли слушать его только первые 15 минут, а затем я, как и все, начинал заниматься своими делами – писал письма друзьям, писал стихи и песни, рисовал в рабочей тетради картинки-рисунки на вольные темы, скучал, дремал, шептался с друзьями или играл с ними в «морской бой». Дмитрий Васильевич Бородавкин всё видел, всё понимал и очень огорчался, прежде всего, на меня. Он говорил, что я, как комсорг корабля, должен показывать комсомольцам пример, а вместо этого оскорбляю его, замполита, своим невниманием.

- Если бы ты, Суворов, - говорил Дмитрий Васильевич Бородавкин, в сердитом состоянии переходя на "ты", - хоть раз бы по-настоящему честно, с интересом и любознательностью вникнул бы в то, что я вам читаю, увидел бы в этом законы и закономерности нашей советской политики и той ожесточённой борьбы, которую ведёт наша партия и советское правительство с происками империалистического Запада, то ты, Суворов, не играл бы в «морской бой», а по-настоящему рвался бы в бой и в море на БС (боевую службу).

Этот упрёк я принял как вызов, как сомнение в моей преданности делу защиты интересов нашей Родины и Отечества, и я начал более внимательно вслушиваться в то, что читал и говорил нам этот увлечённый и искренний в своём убеждении человек. Потом мне самому стало интересно узнать, о каких таких законах и закономерностях общественного развития и государственной политики говорил замполит. Дело в том, что мой папа, Суворов Сергей Иванович, был заядлым "политиком", разбирался в ней и с удовольствием беседовал с друзьями о политике. В детстве я эти споры мужиков о политике не воспринимал всерьёз, а теперь заинтересовался…

После успешного завершения швартовных и заводских ходовых испытаний командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров и замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин почему-то очень волновались за организацию политзанятий и политучёбы, которая всё никак «не клеилась». Перед началом нового учебного года по боевой и политической подготовки командиры боевых частей БПК "Свирепый" не имели планов политзанятий, не вели рабочие тетради, старшины и матросы не вели конспекты политзанятий, а на самих занятиях даже не могли показать на карте страны НАТО, СЕАТО и других враждебных Советскому Союзу государств. Моряки первого изначального экипажа БПК «Свирепый» напрочь отвергали политзанятия как нечто важное и нужное, убеждённо считали боевую подготовку и занятия на «матчасти» главнее и нужнее, в первую очередь необходимыми при подготовке в БС (боевой службе). Признаться, я тоже так считал и тоже «сачковал» на политзанятиях.

Беспокойство, а с ними и требовательность командира и замполита БПК "Свирепый" усилились с известием о том, что «к нам едет ревизор», то есть проверяющий из политотдела главного штаба Балтийского флота, некий капитан 1 ранга, а может быть и кто-то из адмиралов политуправления Главного штаба ВМФ СССР… За дело организации политзанятий взялся сам командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров, он вызвал к себе «на ковёр» в офицерскую кают-компанию нерадивых командиров боевых частей и мичманов – руководителей групп политзанятий и поставил им задачу: подготовить лично себе доклады-выступления на контрольных политзанятиях, подготовить выступления и выступающих от личного состава, проиграть в «деловой игре» вопросы и ответы, заполнить заранее все конспекты и дневники-рабочие тетради руководителей групп, всё это проверить самим и показать-доложить ему, - командиру корабля до «ноля часов сегодня».

- Завтра в 07:00 контрольное время, - сказал «ласково» командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров. – Если я завтра спросонья, не промыв глаза чистой пресной водой, не смогу прочитать то, что разборчиво и ясно написано в ваших рабочих тетрадях и конспектах, то вы во внеслужебное время позавчера будете оформлять их каллиграфическим почерком, как матрос Суворов.

С этими словами Евгений Петрович Назаров показал офицерам и мичманам мою рабочую тетрадь-конспект политзанятий, которые я оформлял действительно красиво, с увлечением, да ещё разноцветными шариковыми ручками. При этом я так увлёкся, что написал заранее по программе политзанятий и политучёбы 1972 года темы и конспекты всех будущих занятий до конца года… Командиры боевых частей и мичманы - руководители групп политзанятий - по-своему поняли намёк командира корабля и кто как, кто через моего непосредственного начальника, штурмана, командира БЧ-1, старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова, кто через нашего парторга экипажа БПК «Свирепый», начальника РТС, капитан-лейтенанта К.Д. Васильева, а кто прямо, то есть «нахрапом», самолично, как «годки», начали обязывать меня оформлять их рабочие тетради-конспекты.

Сначала я с гордостью оформил одну рабочую тетрадь-конспект-дневник руководителя политзанятий, потом другую, затем третью, но когда счёт пошёл на десяток, я взбунтовался… Наши годки, например, ничего не делали сверх положенного «за просто так», а я, до сих пор числившийся "молодым" матросом, почему-то должен был «корячиться» и писать-переписывать «красиво» одно и тоже много-много раз!

Кроме офицеров и мичманов о том, что я «рисую» конспекты политзанятий узнали наши старшины-годки, командиры отделений, команд и групп, и через моего командира отделения старшину 1 статьи Александра Кузнецова ко мне начали "сыпаться, как листья с клёна" тетради ДМБовских годков и годков (Сашка Кузнецов за это что-то «имел» с них – автор). Сначала я «рьяно» принялся за эту работу и усиленно использовал время политзанятий для оформления этих тетрадей-конспектов, но потом, когда у меня начали неметь руки от усталости, а также от однообразия текста начал портиться почерк, начали слезиться глаза и я превратился в «злобную фурию», я «возроптал» от своих сверх усилий и от ленивой наглости «всех, кому не лень эксплуатировать молодого матроса, к тому же комсорга корабля»…

- Сам виноват, - сказал мне замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин, когда уличил меня в оформлении чужих рабочих тетрадей политзанятий. – Вместо того, чтобы так организовать процесс политучёбы, чтобы матросам и старшинам было интересно самим записывать тезисы занятий, ты начал «пахать», как раб, за них. Пользы от такой работы нет никакой, матрос Суворов. Запомните, матрос Суворов, - вы комсорг корабля, один из руководителей на корабле, хотя и нижнего звена, но руководитель..., а руководитель - это водитель рук. А вы всё делаете сами вместо того, чтобы руко - водить, то есть водить руками других, организовывать труд других людей. Вы хороший специалист, но пока никакой руководитель. Подумайте над этим...

Командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров и замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин подчёркнуто переходили в общении со мной с дружеского «Суворов» на официальное обращение «матрос Суворов» когда хотели показать дистанцию по субординации или выразить мне своё «фе», то есть высказать своё неодобрение, неудовольствие. Я это запомнил…

Однако приказ командира корабля капитана 3 ранга Е.П. Назарова офицеры и мичманы «выполнили», доложили, подготовились, а я ещё к тому же оформил полтора десятка образцово-показательных рабочих тетрадей-конспектов старшин и годков, и в момент прихода на корабль проверяющих из политотдела штаба Балтийского флота мы были относительно готовы. «Записные» выступающие офицеры и мичманы выступили, подготовленные матросы ответили наизусть на заранее приготовленные вопросы, а самые «подготовленные» командиры боевых частей, командиры команд и групп, а также «ДМБовские годки», «годки», «молодые» и один «салага» (матрос Суворов за одного «салагу», который в последний момент струсил и заболел диареей - автор) ответили на вопросы проверяющего, капитана 1 ранга, фамилию которого я не помню. Проверяющий капитан 1 ранга из политотдела главного штаба Балтийского флота внимательно всё смотрел, слушал, читал конспекты и в конце проверки «невинно» спросил…

- А почему у вас конспекты командиров боевых частей, офицеров и мичманов, руководителей групп политзанятий, старшин и матросов оформлены одинаково, одной рукой и одним почерком? Чей это почерк? Например, кто оформлял эту рабочую тетрадь молодого матроса первого года службы?

Этот вопрос капитан 1 ранга из политотдела главного штаба Балтийского флота задал в каюте командира корабля в присутствии замполита. Командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров вопросительно вскинул брови на своего зама по политической части. Дмитрий Васильевич Бородавкин внимательно всмотрелся в тексты моей красочно оформленной рабочей тетради и признался: «Рабочие тетради помогал оформлять наш корабельный художник-оформитель, библиотекарь, заведующей ленкаютой и секретарь комитета ВЛКСМ, матрос Суворов».

- Он что? - спросил кап-раз из политотдела главного штаба Балтийского флота. - «Змей Горыныч» - един в трёх лицах? Боец, молодец и в дуду игрец? Почему у вас матрос срочной службы на штатной офицерской должности комсорга корабля?
- Его избрали комсоргом корабля на комсомольском собрании экипажа корабля ещё в дивизионе новостроящихся кораблей, - сказал Дмитрий Васильевич Бородавкин. – Избрали единогласно. Он неплохо справляется с этими обязанностями, и пока нет другой достойной кандидатуры на это место.

Через две минуты я впервые в жизни стоял навытяжку «по стойке смирно» в каюте командира БПК "Свирепый" капитана 3 ранга Е.П. Назарова и односложно отвечал на вопросы некоего сурового капитана 1 ранга в стиле: «Точно так!» и «Никак нет!». Проверяющего интересовало всё: источник, откуда произошла наша фамилия «Суворов»; место моего рождения и детства (город Суворов Тульской области); моя учёба в Севастопольской Морской школе ДОСААФ; моя работа в Севастополе на Севморзаводе, а также то, как я «дожил до жизни такой, что «годки» согласились избрать меня, «молодого салагу» своим комсомольским лидером.

Я честно ответил: «Сам не знаю, как это получилось» и честно сказал: «Мне эта работа – быть комсоргом корабля – нравится». После этого я получил разрешения идти на послеобеденный отдых, «придавить свой законный «адмиральский час», а на исходе краем уха я услышал, как кап-раз из политотдела штаба Балтийского флота заявил, что «по его разумению этого матроса следует поощрить отпуском с выездом на родину». Дмитрий Васильевич Бородавкин ответил проверяющему капитану 1 ранга, что «Суворов и так уже имеет два поощрения – два 10-дневных отпуска с выездом на родину, но всё никак не может их реализовать, так как очень нужен на корабле в период ходовых испытаний». Что было потом, я не знаю, но позже, на вечерней поверке, замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин объявил: «Проверкой наших политзанятий нам дана отличная оценка». Старпом капитан-лейтенант А.А. Сальников, которому «в горячке своего бунта» я отказал в оформлении его "рабочего дневника начальника группы политзанятий", сухо и вскользь зачитал приказ командира корабля о поощрении меня "благодарностью по службе". С этого момента я прочно «впрягся» в «политслужбу», в процесс подготовки и оформления всех политзанятий и политических мероприятий на БПК «Свирепый», даже заинтересовался ими…

Не знаю, что о нас, о БПК "Свирепый", об экипаже и командирах корабля говорил где-то в политотделе или в политуправлении Балтийского флота этот проверяющий капитан 1 ранга, но отныне почти регулярно и постоянно к нам начали прибывать разного рода проверяющие, надзирающие и «помогающие» начальники и флагманские специалисты из политотделов, политуправления и с других боевых кораблей. На выходе корабля в море с нами редко выходили разного рода проверяющие, но в базе регулярно каждый понедельник и вторник нас проверяли на политзанятиях и на занятиях по специальности и боевой подготовке. При этом каждый проверяющий старался что-то отметить, что-то заметить, что-то указать и что-то потребовать, например, один из проверяющих потребовал, чтобы каждый матрос на корабле имел не только тетрадь-конспект с изложением материалов съезда КПСС и ЦК КПСС, но и сами эти материалы – либо в виде книг передвижной библиотечки в кубрике, либо в виде подшивки центральных газет и газеты "Страж Балтики".

Сделать так, чтобы в кубриках были подшивки газет и все комсомольцы до единого выписывали обязательно «Правду», «Комсомольскую правду» и газету «Страж Балтики», было нереально. Поэтому было предложено кладовую ленкаюты переделать в корабельную библиотеку, а я предложил кроме этого поставить в эту кладовую относительно большой сейф, рабочий стол художника-оформителя, рабочее место фотомастерской с фотоувеличителем и кладовую для музыкальных инструментов ("на вырост" - автор)...

Некоторые командиры боевых частей, боцман и старпом возражали, особенно против «каких-то музыкальных инструментов», но дальновидный командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров и замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин согласились и приказали мне ни много, ни мало, как составить ТЗ (техническое задание) на оборудование корабельной библиотеки, фотолаборатории, рабочего места художника-оформителя, музыкальной кладовой и т.д. Я не просто составил такое ТЗ, но и нарисовал возможный интерьер ленкаюты и кладовой в новой комплектации оборудования. Сразу после прихода БПК «Свирепый» в Калининградский ПССЗ «Янтарь» на ревизию, проверку и обслуживание после похода в море на ЗХИ (заводские ходовые испытания), должны были начаться строительно-монтажные работы по переоборудованию ленкаюты БПК "Свирепый".

Ленкаюта БПК «Свирепый располагалась в самом носу корабля и представляла собой большое помещение сразу под верхней палубой бака. Основное помещение-зал ленкаюты располагалось по правому борту, поэтому имело вогнутую переборку (это была правая «скула» корпуса корабля – автор). Здесь был единственный небольшого диаметра иллюминатор (только, чтобы высунуть голову – автор), который открывался на одной петле вверх и задраивался (прочно притягивался к круглой раме – автор) тремя большими гайками-барашками. К иллюминатору полагались две заглушки («броняшки») – одна из алюминия, другая, потолще, из стали («противоатомная» – автор).

Человек, входящий в ленкаюту через относительно простую алюминиевую тонкую не водонепроницаемую дверь с вентиляционной решёткой внизу, перед собой видел ряды банок (лавок), прикреплённых штормовыми вантами к палубе, а за ними на некотором подобии сцены длинный и широкий стол «президиума», за которым также была длинная банка (лавка). Стол «президиума» был покрыт суконной зелёного цвета скатертью, а крышка стола открывалась на петлях так, что внутренность алюминиевого стола была большим рундуком для хранения плакатов, рулонов ватмана, деревянных реек, банок с красками и т.д. Вертикальная переборка за столом «президиума» предназначалась для вывешивания тематических стендов, плакатов, портретов, например, стенда с полным составом Политбюро ЦК КПСС и т.д. Пройти к столу президиума можно было справа от и вдоль рядов банок-лавок по проходу. За вертикальной переборкой ленкаюты справа от этого прохода находилась большая кладовая по площади, почти равная залу ленкаюты – это было помещение корабельной библиотеки, кладовой и рабочего места библиотекаря, художника оформителя и фотолетописца БПК "Свирепый". Далее в нос корабля за силовыми переборками с овальными отверстиями, через которые мог протиснуться только очень худой человек, были небольшие отсеки, в которых позже я устроил свои личные шхеры-хранилища. Кстати, по правому борту в таких же отсеках форпика (Форпик - отсек основного корпуса судна между форштевнем и первой («таранной») переборкой, крайний носовой отсек корабля за форштевнем - автор) была личная кладовая нашего боцмана...

Корабельная библиотека, фотолаборатория и кладовая была отделена от зала ленкаюты тоже простая алюминиевая дверь, за которой сразу же был поперечный прилавок с откидывающимся узким столом, а за ним рабочее место библиотекаря, художника-оформителя и фотографа. Стол этого рабочего места был таким, что на нём удобно было работать с листами ватмана обычного чертёжного формата, с плакатами, с транспарантами, со стендами, а также просто и удобно можно было выставлять большой фотоувеличитель и ванночки для проявления, промывки и закрепления фотоотпечатков. Электроглянцеватель выносился за дверь из библиотеки в ленкаюту и там уже сушились и выглаживались мокрые фотографии.

За рабочим столом библиотекаря, художника и фотолетописца БПК "Свирепый" были устроены три ряда стеллажей из стального профиля, на которых размещалось до 2500 книг, журналов, газетных подшивок и ещё много чего. В глубине отсека библиотеки, там, где кривизна бортов-скул носа корабля достигали максимальных значений, располагались так называемые «шхеры» - кладовые, в которых хранились различные материалы для наглядной агитации, музыкальные инструменты (гитары, гармонь, баян, ударные инструменты, настоящий эстрадный барабан и специальный горн), радиооборудование для организации досуга моряков (портативный магнитофон «Репортёр-5», усилитель звука, микшерский пульт, микрофоны). Всё указанное радио- и электрооборудование появится только в июне 1973 года...

В самом носу корабля, за съёмными алюминиевыми пластинами, покрытыми специальным красивым мягким (под замшу) пластиком, скрывались мои личные шхеры-кладовые, которые тайно помогли мне устроить работники Калининградского ПССЗ "Янтарь". Здесь хранились мои самые дорогие вещи: ДМБовские фотоальбомы и фотолетопись БПК "Свирепый"; пакеты с фотографиями, фотоплёнками и фотореактивами; коробки из под обуви с письмами моих родителей, брата, его жены Гали, моих школьных друзей и подружек; посылки от родителей; мой флотский аттестат первого срока службы и ДМБовский аттестат; мои знаки, награды и документы; книги моей личной библиотеки; дневники и записные книжки; сборники моих стихов и песен; запрещённые на флоте конфискованные глянцевые журналы «для мужчин» (не порнография! - автор) и моя личная 5-литровая канистра из нержавейки с «шилом». Официально спирт ("шило") назывался так - «спирт этиловый ректификованный технический ГОСТ 18300-72», но на самом деле это был чистый «медицинский» спирт, при этом мои ребята-друзья ничего не знали о моей канистре, но знали мою обычную фронтовую алюминиевую фляжку с крышкой на цепочке…

Перед рабочим столом библиотекаря-художника-фотографа стояло прикреплённое к палубе вертящееся кожаное кресло со спинкой и поручнями, в котором удобно было сидеть и можно было работать даже при сильной качке. Слева от кресла «намертво» к палубе был прикреплён большой сейф для хранения секретных и важных вещей («вещдоков») и документов. Здесь хранились учётные карточки и комсомольские билеты экипажа БПК «Свирепый», ведомости, членские взносы, печати, штампы. Здесь в этом сейфе во время первой БС (боевой службы) в июле-октябре 1973 года будут храниться все мои материалы "визуальной разведки", специальный секретный автоматический фотоаппарат, «вещдоки», фотографии, фотоплёнки, журналы, отчёты и иные документы видеоразведки. Кроме этого сейфа на передней переборке-стеллаже библиотеки прямо перед рабочим местом библиотекаря-художника-фотографа (за моей спиной - автор) на расстоянии вытянутой руки рабочие повесят несколько алюминиевых шкафчиков с замками, в которых впоследствии будут храниться рулоны и коробочки с фотоплёнкой, пачки фотобумаги, фотореактивы, наборы акварельных и гуашевых красок, кисти разных размеров, коробки с карандашами и фломастерами и многое другое.

В зале ленкаюты БПК "Свирепый" было яркое освещение больших светильников, а в библиотеке был только относительно яркий свет отдельных взрывобезопасных ламп, в том числе аварийное освещение и специальный светильник тёмно-рубинового света для фоторабот и тревожной сигнализации. Библиотека (рабочее место библиотекаря, художника и фотографа) была оборудована телефонной внутрикорабельной связью. Кроме этого на переборке перед рабочим местом был установлен пульт КГС (корабельной громкоговорящей связи), чтобы в любой момент времени можно было быть в курсе всех событий на корабле и докладов из боевых постов, а также связаться с ГКП, ПЭЖ и ходовой рубкой, вахтенным офицером или командиром корабля (я не помню случая, чтобы по этому пульту КГС я говорил с ходовой рубкой - автор).

Так как ленкаюта находилась в самом носу корабля, то при сильной килевой качке амплитуда колебаний и сила ударов форштевня о воду (волну) были такими, что этих перегрузок и состояния «невесомости» не могли выдержать практически никто на корабле. Во время качки кроме меня в ленкаюту никто не ходил – здесь мотало из стороны в сторону и бросало вверх-вниз непредсказуемо и немилосердно. При таких условиях в ленкаюте практически невозможно было проводить политзанятия и собрания, политические мероприятия (людей просто швыряло и качало во все стороны - автор). Кроме этого в ленкаюте постоянно было холодно, но не сыро, поэтому все съестные припасы в шхерах ленкаюты хранились, как в холодильнике, а крысы сюда не проникали (до поры, до времени – автор). Мне нравилось быть, работать и жить в ленкаюте, и вскоре она стала моей вотчиной…

Здесь, в ленкаюте в тихую погоду я проводил комсомольские собрания и свои «посиделки у Суворова» - сборища моих друзей и боевых товарищей, как по делу, так и для дружеского отдыха. Здесь я готовил все массовые и локальные комсомольские мероприятия, делал и оформлял стенгазеты, боевые листки, молнии, радиогазеты, репетиции игры в военно-морской КВН, писал письма, стихи, песни и рассказы, делал фотографии, оформлял стенды и плакаты, встречался с друзьями и товарищами, принимал «высоких гостей» - курсантов-практикантов из военно-морских училищ и офицеров проверяющих из политотделов штаба Балтийского флота. Здесь в ленкаюте я продумывал сценарии и отрабатывал режиссуру комсомольских собраний, готовился к политзанятиям, сочинял выступления, в одиночестве писал отчёты и оформлял многие рабочие дневники, тетради и конспекты политзанятий. Здесь в ленкаюте БПК «Свирепый» в период с начала сентября 1972 года по ноябрь 1974 года я осуществлял "политслужбу" на БПК "Свирепый", здесь прошли многие дни и ночи моей военно-морской службы, о которой я теперь пишу свои воспоминания…

Фотоиллюстрация: Так случилось, что я практически даже не подумал о том, что надо сфотографировать интерьер ленкаюты БПК "Свирепый". Практически каждый день находясь в ленкаюте, живя в ней, работая, встречаясь с друзьями и командирами, я как-то воспринимал это помещение и его отсеки как само собой разумеющееся, обычное, привычное, незаметное, хотя очень гордился тем, что нарисовал проект внутреннего обустройства библиотеки и фотолаборатории, сумел защитить его и вместе с конструкторами и работниками Калининградского ПССЗ "Янтарь" воплотить этот проект в жизнь. Такой ленкаюты и комплекса помещений и отсеков для организации и проведения политзанятий, собраний и культурно-массовых мероприятий не было ни на одном корабле нашего проекта БПК пр.1135 типа "Буревестник". Воодушевлённые моей настойчивостью и азартом работники завода втайне сделали мне лазы и ходы (съёмные панели переборок) во внутренние отсеки форпика по левому борту, то есть в самый нос корабля, где силовые шпангоуты и переборки за форштевнем принимают первые удары волны. Единственный мой снимок в библиотеке на моём рабочем месте в ленкаюте был сделан в сентябре 1973 года во время БС (боевой службы) БПК "Свирепый" в Северной Атлантике. Как, когда и почему был сделан этот снимок - расскажу в последующих новеллах.