Пират

               
 .В детстве у нас в доме не было собак. Ни одной. Почему? Не знаю. Да я и не задумывался об этом. Вокруг, в каждом дворе, дворняги лаяли на прохожих, особенно на моего отца. Он был хлебопёком и каждый вечер приносил домой свежий, душистый хлеб в большой вязаной сетке. Как сейчас помню, мы с братом хватали куски с поджаристой корочкой и ели с наслаждением. Может, собаки чуяли этот запах и злились, что отец никогда не бросал им ни крошки?
Отец терпел их нападки молча. Лишь иногда, придя домой, ворчал: «Распустили гадов!» Но бывали дни, когда он возвращался выпивший, и тогда победа была на его стороне. Он выламывал кол из забора, гремел им по воротам и кричал: «Выходите, суки, всех перебью!» И что удивительно — в такие минуты ни одна собака, ни даже их хозяева, не показывались из домов.
Молодёжи в деревне было много. Мы пели, плясали под гармонь, ходили в соседнюю деревню смотреть фильмы. Однажды, после одного такого похода, мой старший брат принёс домой собаку. Чёрный, с белой полосой на груди, он был худой и страшный. Я боялся к нему подходить, думал — бешеный. Собака ничего не ела, бросалась на каждого, кто приближался. Но через несколько дней стала есть — только с рук брата. На меня же она рычала по-прежнему. Я швырял в неё палками, обливал водой, пока брат не застал меня за этим и не дал пинка под зад.
Собаку назвали Пиратом. Брат много читал о море, о пиратах, мечтал стать океанологом. Пират стал нашим другом и защитником. Где бы мы ни были, он всегда был рядом. Особенно любил брата. Когда тот шёл в клуб смотреть фильм, Пират ложился на крыльце и никого не пускал внутрь, вызывая возмущение у всей деревни.
Потом брата забрали в армию. Пират скучал. По ночам он выл так, что мороз по коже. Я выходил, обнимал его, гладил, говорил успокаивающие слова. И он замолкал, словно понимая меня.
Зимой, в начале восьмидесятых, случилось то, что я не забуду никогда. Ночью раздался страшный лай. Гуси в сарае загоготали, овцы и корова замычали, поднялась суматоха. Отец схватил вилы и выбежал во двор. В свете фонаря мы увидели Пирата, который сражался с двумя волками. Отец закричал, и волки убежали в ночь. Пират был ранен — у него была прокушена нога. Ветеринар дал мазь, и я каждый день обрабатывал рану, хотя сам чихал от её запаха. Собака выздоровела.
Весной пришла телеграмма: брат возвращался из армии. Пират, словно почувствовав это, носился вокруг нас, скулил от радости. В тот день за деревней шла посевная. Грузовик мчался по дороге, поднимая столб пыли. Пират бросился к нему с лаем, но не успел отскочить...
До вечера я сидел над ним, плакал. Он уже не поднимал голову, но вдруг из его глаз потекли слёзы. Он посмотрел на меня с такой нежностью, что этот взгляд до сих пор стоит перед моими глазами. Потом его глаза закатились, тело дёрнулось в последний раз, и он затих.
Через два часа приехал брат. Он увидел Пирата мёртвым. Взрослый, мужественный солдат не смог сдержать слёз. Он взял Пирата на руки и унёс, сказав, что хочет побыть с ним один. Где он его похоронил — я не знаю до сих пор.
Прошли годы, но память о Пирате жива. Иногда я думаю завести собаку, но тот взгляд, полный нежности и благодарности, останавливает меня. Наверное, это любовь, которая осталась верной одному-единственному другу.
Мы в ответе за тех, кого приручаем, и эта ответственность — не бремя, а дар, который делает нас людьми.